М.М. протащил меня окольными путями с одной пересадкой до станции метро “Октябрьская кольцевая” и, с как можно более серьезным видом сказал: “Сейчас ты встретишь человека, хорошего человека, так вот будь с ним по вежливее, ни тебе так мне этот человек может очень пригодиться” Я, собравшись с мыслями, сделал как можно более серьезное и понимающее выражение лица, хотя мы оба знали, что ни о каком понимании и речи быть не могло. Тем временем поезд с грохотом влетел на станцию, на ходу открывая двери, и мы шагнули на платформу.
Через минуту я уже почувствовал на себе чьи-то глаза. А позже я увидел, как некий неординарный юноша ловил нас взглядом из толпы. Ловил, ловил и выловил, вернее, мы сами попались -М.М. его увидел и взяв меня за ручку как ребеночка, потащил в конец зала, где была за решеткой спрятана ниша с лестницей вниз, освещенная голубоватым светом. Юноша был одет в серые, нарочно смятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожаный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными исходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на шее висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключик был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ногам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как правило, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разговорчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.

XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опять - сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было еще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”, все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.
Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в стихах - ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я право назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладываются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее цели? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” - необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем является наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что бы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артистом, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владеющий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусством стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающий) м/ч - имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?
Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Неоднократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в “боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, доведя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бутылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому. Будущая жертва, ничего не подозревая, зачиняла вскрытие, медленно поворачивая крышечку по направлению “против часовой стрелки”. жидкость же в это время (вернее наиболее возбужденная ее часть) вырвала из рук опешевшей жертвы крышечку и с яростным наслаждением начала обливать напротив стоявшего гопника. Естественно мелкие брызги, рикошетом отлетавшие от второго пострадавшего, задевали и остальных наиболее любопытных. Наконец содержимое, свирепо зашипев, разлилось по асфальту. Вторая жертва была “хоть выжимай”, первая же, продолжая пребывать в шоке, громко матерно сказала: (цитирую дословно) “Ну что, M\[ZY¬?›­%(6kJLIBEGHFKM!!! Напились за мой счет?! Окружающие ухмылялись, смахивая с себя остатки содержимого и допивая его же из найденной на соседнем газоне бутылки.

XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядно доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аффекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках (фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средствами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в белых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапки безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В школе мне понравилось - там были металлические стулья, с собой приходилось таскать тяжелый портфель, а в нем - учебники в жестком переплете, а главное - металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в то время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, что контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько много, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической субстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфальту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
Так вот рос я и, вместе со мной росли, крепли, размножались и совершенствовались мои средства борьбы с обществом. И наконец одно из этих средств (не помню точно какое, но видимо чрезвычайно совершенное) привело меня к потрясающему открытию - я внезапно понял, что общество состоит из людей и, притом, не все имеют в голове злобные шутки, а в руках металлические стулья, хотя, как я выяснил позже многие владеют методами куда более серьезными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13