С первых дней беременности ее радость омрачали предчувствия и страхи. Чем меньше времени оставалось до родов, тем тревожнее становилось у нее на душе. Была ли спета песня-отрава для ее семьи и сохранило ли зло силу спустя столько лет? Ей вспомнились остающиеся тайной записи ее деда. Может быть, это и есть песня-отрава, которая способна навредить ее ребенку?
Джоанна прислонилась к большому валуну, наслаждаясь теплом нагретого солнцем камня, и достала из корзинки дневник матери. От прикосновения к нему на душе у нее становилось легче и спокойнее. Полистав дневник, она начала читать: «1848 год, 23 февраля. Собирала корни одуванчика. Милый Петроний говорит, что название происходит от французских слов dent de lion, что означает «зуб льва» – у листьев растения края зазубренные». 14 марта 1850 года леди Эмили записала: «Старик Джасваран доказывает, что он – кладезь лекарственных знаний. Сегодня он показал мне, как готовить глазные капли из лакричного корня. Это прекрасное средство от воспаления глаз». Последней Джоанне попалась запись, помеченная 30 января 1871 года и сделанная леди Эмили за три месяца до своей смерти: «Я молюсь, чтобы отрава не перешла к Джоанне».
Внезапно поднявшийся ветер донес из равнин блеяние овец. Джоанна подумала о Хью. Он находился на пастбище, специально выделенном для ягнящихся овцематок. Хотя после бури поголовье овец в «Меринде» значительно уменьшилось, но уцелело около трех тысяч овец, покрытых новым бараном Зевсом. Они должны были скоро ягниться, и Хью дневал и ночевал возле них. Много опасностей поджидало новорожденных ягнят. Едва они успевали появиться на свет, а на них уже покушались орлы и соколы; падая камнем с неба, они хватали их и улетали. А хищники вороны только и ждали удобного момента, чтобы выклевать глаза у новорожденного ягненка. Джоанна хорошо понимала, как важны были для Хью эти ягнята. С них должно было начаться осуществление его мечты о возрождении «Меринды». Глядя на зеленые пастбища, Джоанна думала, не окажется ли потомство Зевса слабым? За прошедшие месяцы к ним приезжали овцеводы посмотреть на барана и прикинуть шансы Хью на успех.
– Думаю, ты делаешь ошибку, Хью, – высказывал свое мнение Иан Гамильтон, стоя у загона с зубочисткой во рту. – Тебе не получить шерсти высшего качества у потомства этого папаши. А только такое руно и требуется.
– Кое-кто в Новой Зеландии тоже пробовал этого добиться, – говорил, качая головой, Джон Рид. – Они скрестили линкольнских баранов с крупными мериносами, и результат получился плачевный. Ягнята все родились со слабыми лопатками и хвостами. На твоем месте, Уэстбрук, я бы отказался от этой затеи. Это все пустая трата денег, и ничего больше.
Поддерживал Хью в его начинании только Фрэнк Даунз. Он владел пятьюдесятью тысячами акров земли в Новом Южном Уэльсе, не пригодных для разведения обычных овец. Но он обещал купить первых баранов от Зевса, если они будут обладать теми качествами, которые ожидал получить Хью. Со дня на день надо было ожидать результатов эксперимента, поставленного Хью. Джоанна молилась, чтобы Хью удалась его затея. Она перевела взгляд на установленные Макнилом бетонные опоры. Их было всего четыре – половина от количества, нужного для всего дома. Она думала о предложении Фрэнка дать денег взаймы и о твердом намерении Хью не брать ни у кого в долг. Джоанна как-то предложила даже продать огненный опал, но Хью и слышать об этом не хотел. На беду из-за юридических проволочек она не могла пока получить наследство, поскольку, как объяснял ей в последнем письме мистер Дрекслер, неожиданно объявившийся родственник отца претендовал на часть денег. И хотя мистер Дрекслер заверял, что дело решится в ее пользу, рассчитывать на скорое поступление денег не приходилось. Потери от бури были огромны. Был ли на самом деле в этом виновен Колин Макгрегор, как о том шла молва? Она не могла представить себе, какая причина могла заставить его так ненавидеть Хью. Тем не менее Полл Грамерси намекнула ей, что здесь пахнет местью, но местью за что? Она также подозревала, что часть аборигенов продолжали гадать, не она ли навлекла несчастья на «Меринду». Но, по крайней мере, Иезекииль больше не настраивал их против нее.
Джоанне очень хотелось переселиться в новый дом, но она понимала решение Хью остаться жить в старом доме, пока у него не появятся деньги для возобновления строительства. Бревенчатый домик расширили, сделали удобнее. И Джоанна знала, что в свое время их большой и красивый дом будет стоять у реки.
Аромат цветущего имбиря туманил ей голову, и снова она вернулась мыслями к преследовавшему ее беспокойству. Она ничего не говорила Хью о своем тревожном чувстве. Он был так счастлив в ожидании ребенка, что ей не хотелось омрачать ему радость. А еще получило новое развитие его поэтическое творчество. Фрэнк Даунз взял на себя смелость публиковать последнюю балладу Хью под настоящим именем автора. Когда в Западном округе узнали, что стихи, появлявшиеся время от времени в «Таймс» под псевдонимом «Старый погонщик», написаны всем им знакомым Хью Уэстбруком, он стал центром всеобщего внимания. Джоанна понимала, почему всем так нравились стихи Хью, особенно его последняя и, по мнению друзей, лучшая баллада «Мечтания». «В дебрях края, где сильны аборигенов духи…» В этих стихах, как говорили, отразилась Австралия, она была там вся: в его стригалях и овцеводах, погонщиках и изгоях, в эму, соколах и Змее-Радуге, «чье тело из желтых и красных полос» и который «извивается лениво подле жены», что была «голубой с головы до хвоста». Люди признавали, что Хью ясно видел перемены и старался запечатлеть старую Австралию, которую, придет день, можно будет отыскать только в его стихах.
Солнце пригревало, и Джоанну потянуло в сон. Она подняла голову и увидела бледно-желтого какаду, усевшегося на ветку над ней. Она перевела сонный взгляд на высокие стебли имбиря, узкие, как мечи, листья, розовые цветки которого подрагивали от влажного дыхания водопада. Джоанна читала изящную вязь написанных матерью строк: «Ребенок родился на рассвете. Мы собираемся назвать ее Джоанна. Я больше не девушка, а настоящая женщина». Дневник выскользнул у нее из рук. В голове бродили рассеянные мысли о том, что причина ее тревоги, возможно, в происходящих в ней изменениях. Испытывает ли то же самое каждая женщина, ждущая первенца? Или этим отмечен переход от девичества к женской зрелости? До этого она считала, что такой переход совершился после первой близости с Хью или произойдет на следующий год, когда ей исполнится двадцать один год. Но теперь она осознала, что только сотворение ребенка служит настоящим подтверждением, что она женщина.
Джоанна закрыла глаза, стараясь прогнать ощущение беспокойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Джоанна прислонилась к большому валуну, наслаждаясь теплом нагретого солнцем камня, и достала из корзинки дневник матери. От прикосновения к нему на душе у нее становилось легче и спокойнее. Полистав дневник, она начала читать: «1848 год, 23 февраля. Собирала корни одуванчика. Милый Петроний говорит, что название происходит от французских слов dent de lion, что означает «зуб льва» – у листьев растения края зазубренные». 14 марта 1850 года леди Эмили записала: «Старик Джасваран доказывает, что он – кладезь лекарственных знаний. Сегодня он показал мне, как готовить глазные капли из лакричного корня. Это прекрасное средство от воспаления глаз». Последней Джоанне попалась запись, помеченная 30 января 1871 года и сделанная леди Эмили за три месяца до своей смерти: «Я молюсь, чтобы отрава не перешла к Джоанне».
Внезапно поднявшийся ветер донес из равнин блеяние овец. Джоанна подумала о Хью. Он находился на пастбище, специально выделенном для ягнящихся овцематок. Хотя после бури поголовье овец в «Меринде» значительно уменьшилось, но уцелело около трех тысяч овец, покрытых новым бараном Зевсом. Они должны были скоро ягниться, и Хью дневал и ночевал возле них. Много опасностей поджидало новорожденных ягнят. Едва они успевали появиться на свет, а на них уже покушались орлы и соколы; падая камнем с неба, они хватали их и улетали. А хищники вороны только и ждали удобного момента, чтобы выклевать глаза у новорожденного ягненка. Джоанна хорошо понимала, как важны были для Хью эти ягнята. С них должно было начаться осуществление его мечты о возрождении «Меринды». Глядя на зеленые пастбища, Джоанна думала, не окажется ли потомство Зевса слабым? За прошедшие месяцы к ним приезжали овцеводы посмотреть на барана и прикинуть шансы Хью на успех.
– Думаю, ты делаешь ошибку, Хью, – высказывал свое мнение Иан Гамильтон, стоя у загона с зубочисткой во рту. – Тебе не получить шерсти высшего качества у потомства этого папаши. А только такое руно и требуется.
– Кое-кто в Новой Зеландии тоже пробовал этого добиться, – говорил, качая головой, Джон Рид. – Они скрестили линкольнских баранов с крупными мериносами, и результат получился плачевный. Ягнята все родились со слабыми лопатками и хвостами. На твоем месте, Уэстбрук, я бы отказался от этой затеи. Это все пустая трата денег, и ничего больше.
Поддерживал Хью в его начинании только Фрэнк Даунз. Он владел пятьюдесятью тысячами акров земли в Новом Южном Уэльсе, не пригодных для разведения обычных овец. Но он обещал купить первых баранов от Зевса, если они будут обладать теми качествами, которые ожидал получить Хью. Со дня на день надо было ожидать результатов эксперимента, поставленного Хью. Джоанна молилась, чтобы Хью удалась его затея. Она перевела взгляд на установленные Макнилом бетонные опоры. Их было всего четыре – половина от количества, нужного для всего дома. Она думала о предложении Фрэнка дать денег взаймы и о твердом намерении Хью не брать ни у кого в долг. Джоанна как-то предложила даже продать огненный опал, но Хью и слышать об этом не хотел. На беду из-за юридических проволочек она не могла пока получить наследство, поскольку, как объяснял ей в последнем письме мистер Дрекслер, неожиданно объявившийся родственник отца претендовал на часть денег. И хотя мистер Дрекслер заверял, что дело решится в ее пользу, рассчитывать на скорое поступление денег не приходилось. Потери от бури были огромны. Был ли на самом деле в этом виновен Колин Макгрегор, как о том шла молва? Она не могла представить себе, какая причина могла заставить его так ненавидеть Хью. Тем не менее Полл Грамерси намекнула ей, что здесь пахнет местью, но местью за что? Она также подозревала, что часть аборигенов продолжали гадать, не она ли навлекла несчастья на «Меринду». Но, по крайней мере, Иезекииль больше не настраивал их против нее.
Джоанне очень хотелось переселиться в новый дом, но она понимала решение Хью остаться жить в старом доме, пока у него не появятся деньги для возобновления строительства. Бревенчатый домик расширили, сделали удобнее. И Джоанна знала, что в свое время их большой и красивый дом будет стоять у реки.
Аромат цветущего имбиря туманил ей голову, и снова она вернулась мыслями к преследовавшему ее беспокойству. Она ничего не говорила Хью о своем тревожном чувстве. Он был так счастлив в ожидании ребенка, что ей не хотелось омрачать ему радость. А еще получило новое развитие его поэтическое творчество. Фрэнк Даунз взял на себя смелость публиковать последнюю балладу Хью под настоящим именем автора. Когда в Западном округе узнали, что стихи, появлявшиеся время от времени в «Таймс» под псевдонимом «Старый погонщик», написаны всем им знакомым Хью Уэстбруком, он стал центром всеобщего внимания. Джоанна понимала, почему всем так нравились стихи Хью, особенно его последняя и, по мнению друзей, лучшая баллада «Мечтания». «В дебрях края, где сильны аборигенов духи…» В этих стихах, как говорили, отразилась Австралия, она была там вся: в его стригалях и овцеводах, погонщиках и изгоях, в эму, соколах и Змее-Радуге, «чье тело из желтых и красных полос» и который «извивается лениво подле жены», что была «голубой с головы до хвоста». Люди признавали, что Хью ясно видел перемены и старался запечатлеть старую Австралию, которую, придет день, можно будет отыскать только в его стихах.
Солнце пригревало, и Джоанну потянуло в сон. Она подняла голову и увидела бледно-желтого какаду, усевшегося на ветку над ней. Она перевела сонный взгляд на высокие стебли имбиря, узкие, как мечи, листья, розовые цветки которого подрагивали от влажного дыхания водопада. Джоанна читала изящную вязь написанных матерью строк: «Ребенок родился на рассвете. Мы собираемся назвать ее Джоанна. Я больше не девушка, а настоящая женщина». Дневник выскользнул у нее из рук. В голове бродили рассеянные мысли о том, что причина ее тревоги, возможно, в происходящих в ней изменениях. Испытывает ли то же самое каждая женщина, ждущая первенца? Или этим отмечен переход от девичества к женской зрелости? До этого она считала, что такой переход совершился после первой близости с Хью или произойдет на следующий год, когда ей исполнится двадцать один год. Но теперь она осознала, что только сотворение ребенка служит настоящим подтверждением, что она женщина.
Джоанна закрыла глаза, стараясь прогнать ощущение беспокойства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149