А так как Новый Двор отделяют от Варшавы всего несколько километров, то в столичной печати сохранился об этом событии ряд сообщений.
Вот что писал корреспондент тогдашней «Варшавской газеты»: «Сентября 20-го дня его светлость генерал-лейтенант князь Станислав Понятовский в своей деревне, прозываемой Ольшевница, устроил бал особливого рода, где в пренебрежении пребывали роскошь и великолепие, тогда как мало ведомым доселе примером было почтено человеколюбие. На бал тот собрались обитатели Ольшевницы – крубинские, яновские, Новодворские селяне, коим господин их, его сиятельство князь огласил волю свою, а именно что, ища видеть их более хозяйственными и нравственными, решил он их от барщины и всяких иных дотоле сущих работ барщинных освободить, а даровать им личную свободу, владение скарбом и право распоряжения оным. После сих слов его сиятельства каждая деревня выстроилась в порядок на назначенном для того месте. При этой церемонии присутствовала ее светлость мать князя, которая с умилением взирала на столь человечное и гражданское деяние своего сына. Присутствовали и другие лица, бывшие свидетелями выражения довольства и благодарности мужиков, с коими те к ногам своего господина, ее светлости княгини и прочих кидались, а когда ради вечной памяти оного торжества его светлость повелел устроить для них празднество, то веселились с превеликой радостью до самого утра. Любопытства достойно, смогут ли оные мазурские мужички, повсеместно заслужившие столь дурную славу, пребывать в этом новом состоянии, смогут ли, познав свое блаженство, не токмо не разочаровать своего благодетеля, но и всей Польше собою пример явить, колико весь край в земледельчестве и населении, а владелец – в увеличении дохода через освобождение своих подданных обрести сумеют?»
Как видно из этого описания, все торжество приходило под эгидой матери князя Станислава, этой уже дважды упомянутой перемышльской кастелянки, которая поощряла реформаторские устремления сына, являясь первым их инспиратором. Князя экс-подкомория в Ольшевнице не было. Может быть, он опасался, что и его начнут побуждать к освобождению мужиков, а может быть, просто задержало «На Шульце» другое, более интересное торжество. Зато был среди гостей известный поэт Станислав Трембецкий, который увековечил заслуги князя Станислава в длинной поэме «Полянка». Кому недостаточно репортажа в «Варшавской газете», может дополнить его репортажем поэтическим. Вот что поведал автору «Полянки» один из осчастливленных мужиков:
А радости нашей в том вся причина,
Что сорваны узы рукой господина.
Охотою трудимся, а не насильно,
Оброк раз в году уплативши посильный…
Буде в чем провинились и сыщутся вины,
То не смеет досмотрщик язвить наши спины.
А и выйдет меж нас с господином остуда
Суд чужой нас рассудит без пересуда.
А когда кто из нас в чем преступит законы,
Тут уж сам господин разбирается с оным…
В доказательство милосердия князя Станислава Трембецкий приводит историю крестьянской девушки из княжеских владений, которая «пошатнулась в добродетели». В страхе перед господским гневом она решила избавиться от плода греха, в чем ей и помешали.
Прознал он о той оступившейся деве
Тут впервые мы зрили, каков он во гневе.
Приказал привести ее без промедленья
И такое ей строгое сделал внушенье:
«О душе позабыла, только тешила тело,
Так красней же теперь, коли ждать не хотела!
По грехам и вина. Впредь не будешь ты дурой.
Но теперь уж не смей грех свершать пред натурой.
Берегись погубить плод любви своей, дивчина,
Ближних лучше творить, чем ввергать их в пучину.
Хватит кары тебе – стыд да боль, страх и мука.
Но чтоб легче снести их… Подставляй, девка, руку!»
Неизвестно, что больше восхищает в этой поэме: гибкость стиха, столь послушного любому намерению автора, или богатство содержания в смысле репортерском. В стихах этих содержится все: принципы оброчной системы, судебная реформа, даже опека над матерью, родившей вне брака, и незаконнорожденным ее ребенком. Далее Трембецкий восхваляет просвещенную веротерпимость князя, ибо в том же 1778 году князь Станислав принял в Новом Дворе под свое покровительство целую иноверческую общину, предоставив ей право строить свои церкви и школы.
Здесь и племя Авраамово кров его приемлет,
Меннонит, что кровью обагрял часто землю,
Диссидент, что в Писании роется вечно,
И католик, что верит всему безупречно.
Часто мы собираемся в час вечерний иль ранний,
Славя барина нашего на едином собранье,
Говорим: пусть господь, иже над человеки,
Год у всех нас отнимет, но продлит его веки.
Возможно, Трембецкий несколько перехватил в хвалебных гимнах королевскому племяннику. Ведь это тот же самый Трембецкий, который в благодарность за вкусные обеды даже князя экс-подкомория назвал «другом человечества». Но реформы князя Станислава воспевали и другие поэты, отнюдь не льстецы. Юзеф Выбицкий посвятил ему произведение «Весть из Ольшевницы». Францишек Карпинский вспоминает о нем в стихотворении «К Станиславу Малаховскому». К хвалебному хору присоединился и не очень склонный к лести Игнаций Красицкий. В известном стихотворении «Путешествие» этот князь поэтов шутливо поносит князя Станислава за то, что тот выделяется из темной и праздной среды магнатов.
…то ж другие, а не ты. Постыдись-ка, княже.
Только узы дружбы той, что с тобою вяжет,
Правду мне велят сказать: кто нас окружает,
Все в хозяйстве ничего не соображают.
Наипаче тот из них, иже благодетель
И кому?! Холопам! Псам! Этакий радетель
И к тебе начнет взывать, дескать, чтоб ты тоже
Переделал мужиков в шляхтичей. О боже!
Он твердит, что, дескать, мы все сыны Адама.
Но ведь мы-то от Яфета, а они – от Хама.
Нам их бить, а им – терпеть, нам: «Подай!», им: «Нате!»
И не должен господин выгоды утратить.
Особливо ежли в них твой доход готовый.
С богом, княже, поезжан, воротись здоровый!
Тот факт, что Новодворская церемония вызвала столь громкий отклик среди прогрессивных писателей, имел свое обоснование в общей политической ситуации страны. Следует помнить, что это был 1778 год, период, предваряющий рассмотрение в сейме прогрессивного «Кодекса законов» Анджея Замойского. В подготовленном им проекте о правах сословий нашли место статьи, реформирующие – правда, осторожно и половинчато – основы взаимоотношений крестьян и помещиков. Это вызвало такую ярость и противодействие среди подстрекаемой реакционными магнатами мелкой шляхты, что у авторов проекта в последний момент не хватило смелости представить его сейму. Было решено отложить все дело до следующей сессии в 1780 году. Два года между сеймами прошли в ожесточенных публицистических боях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Вот что писал корреспондент тогдашней «Варшавской газеты»: «Сентября 20-го дня его светлость генерал-лейтенант князь Станислав Понятовский в своей деревне, прозываемой Ольшевница, устроил бал особливого рода, где в пренебрежении пребывали роскошь и великолепие, тогда как мало ведомым доселе примером было почтено человеколюбие. На бал тот собрались обитатели Ольшевницы – крубинские, яновские, Новодворские селяне, коим господин их, его сиятельство князь огласил волю свою, а именно что, ища видеть их более хозяйственными и нравственными, решил он их от барщины и всяких иных дотоле сущих работ барщинных освободить, а даровать им личную свободу, владение скарбом и право распоряжения оным. После сих слов его сиятельства каждая деревня выстроилась в порядок на назначенном для того месте. При этой церемонии присутствовала ее светлость мать князя, которая с умилением взирала на столь человечное и гражданское деяние своего сына. Присутствовали и другие лица, бывшие свидетелями выражения довольства и благодарности мужиков, с коими те к ногам своего господина, ее светлости княгини и прочих кидались, а когда ради вечной памяти оного торжества его светлость повелел устроить для них празднество, то веселились с превеликой радостью до самого утра. Любопытства достойно, смогут ли оные мазурские мужички, повсеместно заслужившие столь дурную славу, пребывать в этом новом состоянии, смогут ли, познав свое блаженство, не токмо не разочаровать своего благодетеля, но и всей Польше собою пример явить, колико весь край в земледельчестве и населении, а владелец – в увеличении дохода через освобождение своих подданных обрести сумеют?»
Как видно из этого описания, все торжество приходило под эгидой матери князя Станислава, этой уже дважды упомянутой перемышльской кастелянки, которая поощряла реформаторские устремления сына, являясь первым их инспиратором. Князя экс-подкомория в Ольшевнице не было. Может быть, он опасался, что и его начнут побуждать к освобождению мужиков, а может быть, просто задержало «На Шульце» другое, более интересное торжество. Зато был среди гостей известный поэт Станислав Трембецкий, который увековечил заслуги князя Станислава в длинной поэме «Полянка». Кому недостаточно репортажа в «Варшавской газете», может дополнить его репортажем поэтическим. Вот что поведал автору «Полянки» один из осчастливленных мужиков:
А радости нашей в том вся причина,
Что сорваны узы рукой господина.
Охотою трудимся, а не насильно,
Оброк раз в году уплативши посильный…
Буде в чем провинились и сыщутся вины,
То не смеет досмотрщик язвить наши спины.
А и выйдет меж нас с господином остуда
Суд чужой нас рассудит без пересуда.
А когда кто из нас в чем преступит законы,
Тут уж сам господин разбирается с оным…
В доказательство милосердия князя Станислава Трембецкий приводит историю крестьянской девушки из княжеских владений, которая «пошатнулась в добродетели». В страхе перед господским гневом она решила избавиться от плода греха, в чем ей и помешали.
Прознал он о той оступившейся деве
Тут впервые мы зрили, каков он во гневе.
Приказал привести ее без промедленья
И такое ей строгое сделал внушенье:
«О душе позабыла, только тешила тело,
Так красней же теперь, коли ждать не хотела!
По грехам и вина. Впредь не будешь ты дурой.
Но теперь уж не смей грех свершать пред натурой.
Берегись погубить плод любви своей, дивчина,
Ближних лучше творить, чем ввергать их в пучину.
Хватит кары тебе – стыд да боль, страх и мука.
Но чтоб легче снести их… Подставляй, девка, руку!»
Неизвестно, что больше восхищает в этой поэме: гибкость стиха, столь послушного любому намерению автора, или богатство содержания в смысле репортерском. В стихах этих содержится все: принципы оброчной системы, судебная реформа, даже опека над матерью, родившей вне брака, и незаконнорожденным ее ребенком. Далее Трембецкий восхваляет просвещенную веротерпимость князя, ибо в том же 1778 году князь Станислав принял в Новом Дворе под свое покровительство целую иноверческую общину, предоставив ей право строить свои церкви и школы.
Здесь и племя Авраамово кров его приемлет,
Меннонит, что кровью обагрял часто землю,
Диссидент, что в Писании роется вечно,
И католик, что верит всему безупречно.
Часто мы собираемся в час вечерний иль ранний,
Славя барина нашего на едином собранье,
Говорим: пусть господь, иже над человеки,
Год у всех нас отнимет, но продлит его веки.
Возможно, Трембецкий несколько перехватил в хвалебных гимнах королевскому племяннику. Ведь это тот же самый Трембецкий, который в благодарность за вкусные обеды даже князя экс-подкомория назвал «другом человечества». Но реформы князя Станислава воспевали и другие поэты, отнюдь не льстецы. Юзеф Выбицкий посвятил ему произведение «Весть из Ольшевницы». Францишек Карпинский вспоминает о нем в стихотворении «К Станиславу Малаховскому». К хвалебному хору присоединился и не очень склонный к лести Игнаций Красицкий. В известном стихотворении «Путешествие» этот князь поэтов шутливо поносит князя Станислава за то, что тот выделяется из темной и праздной среды магнатов.
…то ж другие, а не ты. Постыдись-ка, княже.
Только узы дружбы той, что с тобою вяжет,
Правду мне велят сказать: кто нас окружает,
Все в хозяйстве ничего не соображают.
Наипаче тот из них, иже благодетель
И кому?! Холопам! Псам! Этакий радетель
И к тебе начнет взывать, дескать, чтоб ты тоже
Переделал мужиков в шляхтичей. О боже!
Он твердит, что, дескать, мы все сыны Адама.
Но ведь мы-то от Яфета, а они – от Хама.
Нам их бить, а им – терпеть, нам: «Подай!», им: «Нате!»
И не должен господин выгоды утратить.
Особливо ежли в них твой доход готовый.
С богом, княже, поезжан, воротись здоровый!
Тот факт, что Новодворская церемония вызвала столь громкий отклик среди прогрессивных писателей, имел свое обоснование в общей политической ситуации страны. Следует помнить, что это был 1778 год, период, предваряющий рассмотрение в сейме прогрессивного «Кодекса законов» Анджея Замойского. В подготовленном им проекте о правах сословий нашли место статьи, реформирующие – правда, осторожно и половинчато – основы взаимоотношений крестьян и помещиков. Это вызвало такую ярость и противодействие среди подстрекаемой реакционными магнатами мелкой шляхты, что у авторов проекта в последний момент не хватило смелости представить его сейму. Было решено отложить все дело до следующей сессии в 1780 году. Два года между сеймами прошли в ожесточенных публицистических боях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51