Рассказал о городе Полоцке и смерти отца, о своем детстве, о попе Матвее, лирнике Андроне, о бегстве из родного дома. С любовью и умилением описал ей белорусскую землю, через которую лежал его путь.
Никогда еще Маргарите не приходилось слышать такой интересный и вдохновенный рассказ. Она смотрела на своего возлюбленного, и он вдруг показался ей сильнее, красивее и умнее того Франека, которого она знала прежде.
Она не могла понять того, что говорил ей Георгий о своем народе, о пришлых властителях, о борьбе истинной науки с рутиной схоластики. Но она любила его и твердо знала: он не может быть неправ.
Как страшен мир, в котором живет она и с которым борется Франек… Нет, Юрий! Мужественный и любимый Юрий.
Георгий взял девушку за руку.
– Любимая моя, – сказал он взволнованно, – прекрасная моя невеста. Дай мне твою руку, и поклянемся…
Они опустились на колени.
– Клянусь, – говорил Георгий, – не отступать от слова, данного учителю моему, отцу Матвею…
– Клянусь, – шептала Маргарита, – молиться за Юрия и дела его. Да принесет ему бог счастье и победу.
– …Не страшиться лишений и мужественно переносить удары врагов, – продолжал Георгий, – но достичь цели, хотя бы ценой самой жизни моей…
– И если постигнет его горе или будет ему тяжело, – шептала Маргарита, – разделить с ним все и облегчить бремя его.
– Клянусь вечно любить и беречь подругу мою Маргариту. Всю жизнь!
– Всю жизнь! – повторила Маргарита.
Солнце зашло. Последние отблески заката догорели, и сразу наступила темнота.
Вдруг Маргарита заплакала. Какое-то неясное предчувствие сжало ей сердце. А что, если это последнее свидание? Она не решалась сказать об этом Георгию.
– Всю жизнь, – тихо повторил Георгий. – Но теперь нам придется расстаться на некоторое время.
Маргарита вздрогнула.
– Не покидай меня, Юрий, – сказала она дрожащим голосом.
– Мы не увидимся лишь несколько дней, – успокоил ее Георгий. – Мне нужно много заниматься сейчас. Я буду писать тебе каждый день, и ты тоже…
– Да, – ответила Маргарита и, чтобы скрыть слезы, быстро пошла к дому.
* * *
Георгий не спешил возвращаться в бурсу. Только что показалась молодая луна. Недвижные деревья, осыпанные белым цветением, засеребрились. Тихая, светлая, торжественная ночь… Георгий идет посреди улицы. В домах наглухо закрыты тяжелые ставни. Двери и ворота заложены тройными засовами. Во дворах изредка лязгают цепями собаки и провожают Георгия ленивым лаем. Проходит ночной дозор. Трое стражников с факелами. Стук алебард, гулкий топот кованых сапог. Опять тишина… Мужской голос поет что-то очень простое и трогательное. Слышится девичий смех. Георгий идет на песню. Тени на балконе застывают. Он идет дальше. Сворачивает в узкий переулок.
Куда он идет? Не все ли равно… Георгий идет прямо. Переулок кончается. Открытое место, плеск воды. Ах, это река!.. Значит, он шел в сторону, противоположную бурсе. Он идет по берегу. Луна поднялась. Светло, тихо… Георгий смотрит на очертания Вавеля с его башнями, стенами, воротами. На невысоком холме он видит странную фигуру. Человек стоит спиной к Георгию, запрокинув голову. Прямой, темный, неестественно высокий человек медленно поворачивается, продолжая смотреть на небо.
– Пан Коперник! – восклицает Георгий, пораженный странной встречей.
– Да, – говорит Коперник. – Я пришел сюда, чтобы посмотреть на них. Сегодня они особенно прекрасны.
– Кто?
– Звезды… Ах, это ты, Францишек! Погляди туда. Это Кассиопея, вон там, на Млечном Пути. Ее очертания похожи на нашу букву «w». Ты видишь только шесть ее звезд, но их там должно быть много больше… Вероятно, много больше. А вон там, по другую сторону, Андромеда. Пониже Персей, Плеяды, Овен…
Георгий следил за движением руки ученого.
– Поистине они прекрасны, – сказал он шепотом, – и как таинственны. В чем их природа? Далеки ли они? Если бы взглянуть на них поближе…
– Да, если бы взглянуть поближе на планеты, – повторил Коперник. – Нам это не дано. Это большие, особые миры, подобные тому, на котором мы обитаем. Они также живут и движутся, повинуясь строгим и неотвратимым законам.
– Движутся вокруг нас? – спросил Георгий.
– Нет. Движутся вокруг Солнца, вращаясь по своим кругам. И вместе с ними движется наша Земля.
– Может ли это быть?.. Мы движемся? – вскрикнул Георгий.
– Да, – сказал Коперник. – Теперь я в этом уверен. Иначе чем объяснить смену дня и ночи, смены времен года? У меня нет еще всех доказательств, но я уже убежден. Сегодня я впервые поделился своей гипотезой с паном Глоговским и его учениками. Я не видел тебя среди них, Францишек…
Георгий молча опустил голову. Мог ли он знать, что в этот июньский вечер тысяча пятьсот шестого года великий Коперник впервые откроет своим друзьям труд многолетних исканий. Что именно в доме пана Глоговского несколько человек услышат о гениальном открытии, которое еще двадцать лет будет скрыто в разрозненных, перечеркнутых и заново переписанных тетрадях. И что только на смертном одре ученый увидит первый экземпляр своей книги «Об обращении небесных сфер», которой суждено будет потрясти мир.
Коперник повернулся к Георгию и некоторое время молча смотрел на него.
– Сегодня ты не пришел на беседу оттого, что был у возлюбленной? – неожиданно спросил он.
Георгий ответил просто и откровенно:
– Да, я был с ней…
Коперник улыбнулся:
– В твоих глазах еще отражается ее свет… Я не осуждаю тебя, но помни, наука ревнива. Если ты посвятил себя ей…
– Разве любовь несовместима с наукой? – смущенно спросил Георгий.
Коперник вновь помолчал и, вздохнув, ответил:
– Не знаю… Истинная наука не терпит соперниц.
Он надел свой четырехугольный берет и протянул Георгию руку.
– Прощай, друг мой, я хочу остаться один.
Когда Георгий пришел домой, Вацлав против обыкновения еще не спал.
– Я дожидался тебя, Франек, – восторженно объявил он. – Профессор Глоговский сказал, что ты выступишь на диспуте на степень бакалавра. Он предлагает тебе тему: «О месте священного писания в науке и просвещении».
Счастливый Георгий крепко обнял друга.
Наутро Георгий получил письмо, привезенное знакомым купцом, возвратившимся из Литвы.
Георгий вскрыл пакет, запечатанный восковой печатью, и узнал знакомые с детства старинные славянские литеры.
Поп Матвей писал ему о полоцкой жизни, о том, что брат Иван и все его домочадцы пребывают в добром здоровье, а торговые дела идут не так бойко, как прежде. Задавили же торговлю воеводские пошлины и поборы. Писал старик о полоцкой братчине, что все больше теснят ее невесть откуда понаехавшие монахи, что жить становится все труднее и печальнее…
«…Однако стараемся, поелику сил достает, и Янку, отрока-сироту, коего ты к нам привел, обучили письму и к делу поставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Никогда еще Маргарите не приходилось слышать такой интересный и вдохновенный рассказ. Она смотрела на своего возлюбленного, и он вдруг показался ей сильнее, красивее и умнее того Франека, которого она знала прежде.
Она не могла понять того, что говорил ей Георгий о своем народе, о пришлых властителях, о борьбе истинной науки с рутиной схоластики. Но она любила его и твердо знала: он не может быть неправ.
Как страшен мир, в котором живет она и с которым борется Франек… Нет, Юрий! Мужественный и любимый Юрий.
Георгий взял девушку за руку.
– Любимая моя, – сказал он взволнованно, – прекрасная моя невеста. Дай мне твою руку, и поклянемся…
Они опустились на колени.
– Клянусь, – говорил Георгий, – не отступать от слова, данного учителю моему, отцу Матвею…
– Клянусь, – шептала Маргарита, – молиться за Юрия и дела его. Да принесет ему бог счастье и победу.
– …Не страшиться лишений и мужественно переносить удары врагов, – продолжал Георгий, – но достичь цели, хотя бы ценой самой жизни моей…
– И если постигнет его горе или будет ему тяжело, – шептала Маргарита, – разделить с ним все и облегчить бремя его.
– Клянусь вечно любить и беречь подругу мою Маргариту. Всю жизнь!
– Всю жизнь! – повторила Маргарита.
Солнце зашло. Последние отблески заката догорели, и сразу наступила темнота.
Вдруг Маргарита заплакала. Какое-то неясное предчувствие сжало ей сердце. А что, если это последнее свидание? Она не решалась сказать об этом Георгию.
– Всю жизнь, – тихо повторил Георгий. – Но теперь нам придется расстаться на некоторое время.
Маргарита вздрогнула.
– Не покидай меня, Юрий, – сказала она дрожащим голосом.
– Мы не увидимся лишь несколько дней, – успокоил ее Георгий. – Мне нужно много заниматься сейчас. Я буду писать тебе каждый день, и ты тоже…
– Да, – ответила Маргарита и, чтобы скрыть слезы, быстро пошла к дому.
* * *
Георгий не спешил возвращаться в бурсу. Только что показалась молодая луна. Недвижные деревья, осыпанные белым цветением, засеребрились. Тихая, светлая, торжественная ночь… Георгий идет посреди улицы. В домах наглухо закрыты тяжелые ставни. Двери и ворота заложены тройными засовами. Во дворах изредка лязгают цепями собаки и провожают Георгия ленивым лаем. Проходит ночной дозор. Трое стражников с факелами. Стук алебард, гулкий топот кованых сапог. Опять тишина… Мужской голос поет что-то очень простое и трогательное. Слышится девичий смех. Георгий идет на песню. Тени на балконе застывают. Он идет дальше. Сворачивает в узкий переулок.
Куда он идет? Не все ли равно… Георгий идет прямо. Переулок кончается. Открытое место, плеск воды. Ах, это река!.. Значит, он шел в сторону, противоположную бурсе. Он идет по берегу. Луна поднялась. Светло, тихо… Георгий смотрит на очертания Вавеля с его башнями, стенами, воротами. На невысоком холме он видит странную фигуру. Человек стоит спиной к Георгию, запрокинув голову. Прямой, темный, неестественно высокий человек медленно поворачивается, продолжая смотреть на небо.
– Пан Коперник! – восклицает Георгий, пораженный странной встречей.
– Да, – говорит Коперник. – Я пришел сюда, чтобы посмотреть на них. Сегодня они особенно прекрасны.
– Кто?
– Звезды… Ах, это ты, Францишек! Погляди туда. Это Кассиопея, вон там, на Млечном Пути. Ее очертания похожи на нашу букву «w». Ты видишь только шесть ее звезд, но их там должно быть много больше… Вероятно, много больше. А вон там, по другую сторону, Андромеда. Пониже Персей, Плеяды, Овен…
Георгий следил за движением руки ученого.
– Поистине они прекрасны, – сказал он шепотом, – и как таинственны. В чем их природа? Далеки ли они? Если бы взглянуть на них поближе…
– Да, если бы взглянуть поближе на планеты, – повторил Коперник. – Нам это не дано. Это большие, особые миры, подобные тому, на котором мы обитаем. Они также живут и движутся, повинуясь строгим и неотвратимым законам.
– Движутся вокруг нас? – спросил Георгий.
– Нет. Движутся вокруг Солнца, вращаясь по своим кругам. И вместе с ними движется наша Земля.
– Может ли это быть?.. Мы движемся? – вскрикнул Георгий.
– Да, – сказал Коперник. – Теперь я в этом уверен. Иначе чем объяснить смену дня и ночи, смены времен года? У меня нет еще всех доказательств, но я уже убежден. Сегодня я впервые поделился своей гипотезой с паном Глоговским и его учениками. Я не видел тебя среди них, Францишек…
Георгий молча опустил голову. Мог ли он знать, что в этот июньский вечер тысяча пятьсот шестого года великий Коперник впервые откроет своим друзьям труд многолетних исканий. Что именно в доме пана Глоговского несколько человек услышат о гениальном открытии, которое еще двадцать лет будет скрыто в разрозненных, перечеркнутых и заново переписанных тетрадях. И что только на смертном одре ученый увидит первый экземпляр своей книги «Об обращении небесных сфер», которой суждено будет потрясти мир.
Коперник повернулся к Георгию и некоторое время молча смотрел на него.
– Сегодня ты не пришел на беседу оттого, что был у возлюбленной? – неожиданно спросил он.
Георгий ответил просто и откровенно:
– Да, я был с ней…
Коперник улыбнулся:
– В твоих глазах еще отражается ее свет… Я не осуждаю тебя, но помни, наука ревнива. Если ты посвятил себя ей…
– Разве любовь несовместима с наукой? – смущенно спросил Георгий.
Коперник вновь помолчал и, вздохнув, ответил:
– Не знаю… Истинная наука не терпит соперниц.
Он надел свой четырехугольный берет и протянул Георгию руку.
– Прощай, друг мой, я хочу остаться один.
Когда Георгий пришел домой, Вацлав против обыкновения еще не спал.
– Я дожидался тебя, Франек, – восторженно объявил он. – Профессор Глоговский сказал, что ты выступишь на диспуте на степень бакалавра. Он предлагает тебе тему: «О месте священного писания в науке и просвещении».
Счастливый Георгий крепко обнял друга.
Наутро Георгий получил письмо, привезенное знакомым купцом, возвратившимся из Литвы.
Георгий вскрыл пакет, запечатанный восковой печатью, и узнал знакомые с детства старинные славянские литеры.
Поп Матвей писал ему о полоцкой жизни, о том, что брат Иван и все его домочадцы пребывают в добром здоровье, а торговые дела идут не так бойко, как прежде. Задавили же торговлю воеводские пошлины и поборы. Писал старик о полоцкой братчине, что все больше теснят ее невесть откуда понаехавшие монахи, что жить становится все труднее и печальнее…
«…Однако стараемся, поелику сил достает, и Янку, отрока-сироту, коего ты к нам привел, обучили письму и к делу поставили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123