– Ты поверил тому человеку, Язэп? – спросил он таким голосом, что тот невольно отпустил руку и машинально перекрестился.
– Бог с тобой, Георгий Лукич… Я тебе как брату родному и князю верю… да не я один… боюсь только, кабы…
– Бояться нам нечего, – перебил его Георгий. – Правда наша! Стало быть, за нас люди будут. Идем!
Не дожидаясь Язэпа, Георгий быстро направился к площади.
– Коли так, – пробормотал смущенный отвагой друга Язэп, – и моя голова с тобой! – Придерживая висевшую у пояса новую венгерскую саблю, он побежал вслед за Георгием.
Язэп несколько преувеличил опасность. На площади было пока относительно спокойно.
Худой, с вытянутой шеей человек, одетый в потертую купеческую чугу, возвышаясь над любопытной толпой горожан и молодых ополченцев, потрясая каким-то листом, кричал охрипшим, надорванным голосом:
– Ты нам грамоту московскую покажи, а не брехню дьякову! Обманные тут слова написаны, верьте мне, я все литеры знаю!
– Читай, что написано! – требовали вновь подошедшие.
– Про Москву, про русских что сказано?
– Про князя что? – гудели другие. – Когда татарам продался?
– Спалить листы! Разом с теми, кто набрехал их!
– Заманили нас, темных, неписьменных!
– Слушайте, слушайте, люди добрые! – призывал хриплый голос. – Ничего тут про волю вашу не сказано. И про Москву ничего! Только чтоб до князя шли. Сами теперь растолкуйте: вы до князя, а князь куда?
– Князь к татарам пошел, а нам куда?
– Князь с панами опять… против русских!
Не видя, не замечая никого, кроме стоящего на возвышении человека, не отрывая от него горящего взгляда, Георгий пробивался вперед, расталкивая плотный круг слушателей. За ним шел Язэп, по пути выискивая знакомых ему ратников.
– Может, листы эти нехристь какой складывал, а вы им поверили! – надрывался охрипший. – Татарам за обман крещеной души по ихнему корану все грехи прощаются!
Добравшись до сваленных бревен, на которых стоял ораторствующий, Георгий прыгнул к нему и, поскользнувшись, ухватился за полу охрипшего.
– Ай! – испуганно вскрикнул тот, подавшись назад, словно ожидая удара.
Но Георгий не выпустил полы.
– Стой! – крикнул он, становясь рядом. – Я тоже грамотный, дай сюда лист!
Глаза охрипшего забегали по толпе.
– Братцы! – прохрипел он осевшим голосом, пряча за спину лист.
– Отдай! – грозно потребовал Язэп, встав с другой стороны и положив руку на эфес сабли.
– Тут и читать нечего… брехня это. – Трясущейся рукой человек протянул лист.
Георгий выхватил его и поднял над головой.
– Листы эти, – крикнул он в затихшую, жадно ждущую новых событий толпу, – помолясь богу, я складывал! – И, опустив полу чуги, свободной рукой осенил себя крестом.
– Ага! – взвизгнул кто-то над ухом Георгия. – Вот он, подманщик! Бей его!
Георгий увернулся от удара.
– Эй! Не балуй! – Одним прыжком Язэп оказался возле Георгия. Он толкнул в грудь замахнувшегося, тот качнулся, распростер руки и покатился вниз с бревен.
Из толпы с руганью к бревнам бросились двое мещан. Язэп выхватил саблю. Охрипший, видя все это, хотел было юркнуть вниз, но подоспевший к Язэпу молодой ратник схватил его за воротник.
– Погоди! Разом читать будешь!
– Ты за что человека бьешь? – визжал внизу сбитый с бревен. – Кто таков?
На Язэпа наступали подголоски.
– Вязать их обоих!
– Слушайте, что тут написано! – кричал Георгий, стараясь перекрыть поднявшийся шум.
На бревнах уже было несколько молодых ратников. Человек в купеческой чуге хрипел, вырываясь из их цепких рук.
– Разбой!.. За правду средь бела дня убивают!
– Узнаем, чья правда!
– Пущай читает!
– Читай, панич! Мы тебя знаем! – гудела толпа, напирая на стоящих впереди.
Ратники держали охрипшего, зажав ему рот. Язэп размахивал саблей, не пуская на бревна лезущих в драку.
– «Люд посполитый!» – начал Георгий, держа перед собой лист.
– Тише, тише! Дайте слово человеку сказать!
– «Люд посполитый!» – еще раз громко повторил Георгий, глядя в бумагу, и, не ожидая, пока установится тишина, стал читать дальше.
Голос его был звонок, силен, взволнован. Смелость, с какой оборвал он ораторство хриплого, и любопытство к написанному сделали свое.
Зажатые в толпе, укутанные платками женщины зашипели на мужей. Пожилые мужчины крикнули на молодежь, и толпа стала затихать, боясь не расслышать слов того листа, который только что, не зная его содержания, она считала «обманным», а теперь, может, он и вовсе окажется правдой.
– «Кому веру свою отдадите, – читал Георгий, – панам ли католикам, что забрали и землю вашу, и дом, и волю? Или же братьям своим единокровным от единой матери нашей – Руси?»
Словно последняя волна затихшего шторма, шелестя, прокатилась по площади и рассыпалась, затихая в глубине, возле амбаров.
Когда Георгий уже заканчивал чтение, пан Андрей Дрожжин в сопровождении двадцати конников прискакал на площадь. Настроение толпы так же быстро, как оно было поднято против «обманных листов» и их составителей, теперь поворачивалось в противоположную сторону. Но пану Дрожжину было известно только то, как сообщили ему посланные Язэпом хлопцы, что на площади подбивают людей идти жечь дворец. Увидев в центре толпы молодого бакалавра, он удивился, но не стал медлить. По его команде всадники, горяча коней и ругаясь, врезались в толпу. Мещане шарахнулись в стороны, увязая в сугробах. Поднялся женский визг, вопли. Пешие ратники закричали, пытаясь объяснить конникам, но поднятый шум потопил их голоса.
Люди, теперь боявшиеся наказания за свой первый порыв, разбегались, толкая друг друга, попадая под копыта коней.
Язэп с товарищами тащил по снегу упирающегося хриплого человека в купеческой чуге.
– Пан Дрожжин! – еще издали кричал возбужденный хлопец. – Вот он, зачинщик! Он подговаривал!
– А тот где? – грозно спросил пан Дрожжин. – Бакалавр?
Язэп не знал никого с таким именем. Но Дрожжин уже сам увидел спешившего к нему Георгия.
– Вот ты как на князеву ласку ответил? – прошипел он, нагнувшись с коня и угрожающе сжимая плеть.
– Пан Андрей, – проговорил Георгий, с удивлением глядя на взбешенного Дрожжина. – Народ в сильном волнении…
– Связать! – приказал Дрожжин, ткнув плетью в Георгия. – Об народе сам князь позаботится! – громко сказал он, приподнявшись на стременах. – Едем встречать его милость!
Крикнув всадникам, он поднял коня в галоп, обдав застывшего от удивления Георгия брызгами снега. Двое конников, спешившись, подошли к Георгию и молча скрутили ему руки. Юноша не сопротивлялся и только выронил на снег все еще зажатый в руке «прелестный листок».
* * *
Вернувшись в Туров, князь Глинский понял, что его лагерь в опасности. Слишком открыто проявлялось нетерпение, колебалась вера в него – Глинского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123