ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

всего в доме было четыре или даже пять этажей – вещь довольно редкая в этом квартале. Я был там всего один раз, два года назад, во время моего последнего приезда в Лондон; место показалось мне очень тихим и спокойным, а дом – достаточно элегантным для моей тещи, которая не отличалась особым снобизмом, но при этом ни за что на свете не согласилась бы «опуститься классом ниже».
Такси уже ехало вниз по Парк-Лейн, и я вдруг ощутил лихорадочное возбуждение. Я приближался к цели своего путешествия; сейчас я смогу наконец что-то узнать – даже неважно, что именно, но что-то выяснится непременно; Роз Стивенс или ее сиделка, если сама она слишком больна, чтобы меня принять, скажут мне, когда они видели Пат в последний раз; теща придаст моим поискам нужное направление; или, еще проще, Пат сама мне расскажет, что с нею случилось, и объяснит мне причину своего молчания. Не доезжая Гайд-Парк-Корнер, такси свернуло на Найтсбридж. Была половина восьмого, на улицах царило оживление, лондонские домохозяйки, так же скверно одетые, как и в мой прошлый приезд, устремлялись за покупками в бакалейные лавки, едва не попадая под колеса автомобилей. Вереницы двухэтажных автобусов напоминали гигантских ископаемых ящеров. Небо было ясным, заходящее солнце золотило на Найтсбридж красные кирпичные фасады, играло в прятки на парковых решетках, ласкало плечи прекрасных амазонок, гарцевавших по Роттен-Роу; Лондон с удовольствием плескался в солнечных лучах, прежде чем погрузиться в ночь. Я увидел вдали купол Альберт-холла, и у меня задрожали руки, через пять минут я буду на месте.
– Три шиллинга, сэр.
Это был тот самый дом, сомневаться не приходилось. Я сунул шоферу две полукроны и нажал на звонок.
Никакого ответа.
Я осмотрелся по сторонам. Нет, я не ошибся, это был действительно дом 49 по Глостер-Роуд, и я снова нажал на звонок третьего этажа. Правда, возле звонка не было дощечки с фамилией, но Роз жила на третьем этаже, в этом я был уверен, и на этаже была лишь одна квартира. Я позвонил еще раз.
Никакого ответа.
Роз куда-то ушла? Это исключалось: человек, у которого неделю назад был сердечный приступ, сидит дома. Не в состоянии мне открыть? Но ведь там есть сиделка. Умерла?…
Я затрезвонил что есть мочи, но по-прежнему никто не отзывался; тогда я стал поочередно звонить во все звонки, расположенные у входа.
На сей раз я добился результата. Окно первого этажа возле самой двери приоткрылось, и в нем показалась продолговатая лошадиная физиономия, увенчанная седыми космами.
– В чем дело? – зарычала эта милая женщина.
– Прошу прощения, мадам, – пробормотал я, – не могли бы вы мне сказать…
– Вы что, хотите поднять на ноги весь квартал? – завопила она, не давая мне закончить фразу. – Попробуйте только еще раз позвонить, я вызову полицию. Мне доверено следить здесь за тишиной и порядком. Это почтенный, уважаемый дом…
Она говорила на таком ужасающем «кокни», что я с великим трудом понимал ее.
– Прошу извинить меня, – снова начал я, стараясь сохранить хладнокровие. – Я ищу миссис Стивенс, но она как будто не отвечает…
– Миссис Стивенс? – переспросила мегера.
– Да, миссис Стивенс, которая живет на третьем этаже. Я ее зять и хотел бы…
Она злобно уставилась на меня.
– Что вы мне плетете? Нет здесь никакой миссис Стивенс. Хотела бы я знать, зачем вам понадобилось сочинять свои небылицы!..
Я даже растерялся. Я был измотан треволнениями последней недели, всеми своими страхами, усталостью после тяжелой дороги. Все вдруг поплыло перед моими глазами, и, чтобы не упасть, я ухватился за ручку двери.
– Не прикасайтесь к ручке, – завизжала старуха, – я только сегодня тут все начистила!
Великим усилием воли я взял себя в руки.
– Я ничего не сочиняю, мадам, – сказал я со всей твердостью, на какую был способен в эту минуту. – Могу присягнуть перед судом, что миссис Роз Стивенс – моя теща и, когда я в последний раз ее навещал, она жила на третьем этаже этого дома.
Женщина разглядывала меня в упор.
– И когда же это было?
– Что… когда?
– Когда же вы последний раз навещали ее?
– Немногим более двух лет назад.
– Не слишком-то внимательный зятек, – криво ухмыльнулась она. – Два года!
– Я живу не в Лондоне, – машинально сказал я.
– Ах, не в Лондоне! Так вот что, нет в этом доме никакой Стивенс! Будь вы сам президент Эйзенхауэр, я ответила бы то же самое!
И она с грохотом захлопнула окно.
Я едва не задохнулся и опять не раздумывая нажал на звонок первого этажа. Результат сказался немедленно: привратница в ярости снова распахнула окно.
– Если вы немедленно не уберетесь, я вызову полицию! Не знаю, зачем вам так приспичило пролезть в этот дом. Ваши басни что-то очень уж подозрительны. Нет здесь никакой Стивенс!
И она захлопнула окно с такой злостью, что чуть не посыпались стекла.
Все было как в кошмарном сне. Да и вся эта история с самого начала была похожа на кошмар. Телеграмма, поспешный отъезд Пат, ее необъяснимое молчание… А теперь вдобавок исчезла Роз! Когда мне было семь лет, в Нью-Йорке в большом универсальном магазине я потерял свою мать; сперва я храбро пытался отыскать ее, но все лица, на которые я поднимал глаза, оказывались чужими, и все руки, к которым я тянулся, тоже были чужими; чужие дамы торопливо и равнодушно проходили мимо. Я с огромным трудом сдерживал слезы, ведь меня всегда учили, что мальчики не должны плакать. Я пошел к выходу и очутился на залитой солнцем Тридцать третьей улице, совершенно один в целом мире, в мире слепом и глухом. Никогда с тех пор не испытывал я подобной тоски. И вот теперь меня охватило точно такое же чувство: я стоял на тротуаре Глостер-Роуд и ощущал себя таким же одиноким, жалким и беспомощным, как двадцать восемь лет назад на тротуаре Тридцать третьей улицы. В это мгновение я подумал о тебе, Том, ты был единственной ниточкой, которая в этом кошмаре еще связывала меня с явью, с действительностью, но тебя не было рядом, ты бросил меня; я не знал, куда ты пошел… Конечно, можно было вернуться в гостиницу и там дожидаться девяти часов, но сидеть в гостинице сложа руки показалось мне еще более невыносимым: целый час бездействия, целый час не иметь возможности что-то предпринять, а Пат исчезла. Пат угрожает опасность… Впервые я с такой точностью сформулировал эту гипотезу; до сих пор о реальной опасности я не думал, но теперь, когда я был так измучен, так обозлен и встревожен, я вдруг осознал: Пат в опасности. И эта мысль больше уже не покидала меня, не покидала ни на минуту – и в тот день, и все последующие дни; она неотступно грызла меня, как лисенок, который терзал живот юного спартанца: Пат больна, Пат ранена, Пат сидит взаперти; с каждой секундой положение ее становится все более угрожающим, и я просто не имел права на передышку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38