Мудрое столетнее платье само упало к ногам Виктории, завывал в трубе ветер и в стекла колотились потоки фантастическго ливня, толкая друг к дргу юные, измученные разлукой тела. Они наконец-то нашли друцг-друга, преодолев сотни испытаний, реальных и вымышленных преград, тех, что от века к веку выпадают влюбленным. Теперь, в эту ночь, они торжествовали за всех, кто жил и любил на этой земле, преодолевая разлученность, пытку непониманием, неведением, неверием.
- Мне страшно, я слишком счастлива. От этого, наверно, умирают... приподнявшись на локтях, Виктория рассматривала лицо своего возлюбленного, озаренного отсветами угасающего пламени. - Мы завтра простимся, но ты останешься насегда еднстенным в моей жизни... - Она усмехнулась. Сомнительные клятвы для той, чья жизнь висит на волоске...
Жан-Поль с силой сгреб в охапку, прижав к себе.
- Кто тут хнычет под боком самого пылкого, самого преданного, самого сильного влюбленного в мире?! - Он встряхнул её и серьезно посмотрел в глаза. - Запомни, Тони, запомни на всю жизнь - а она будет очень долгой это я как генетик общаю, - ты всегда будешь счастливой, потому что с этого дня и навсегда эту задачу беру на себя Я! Я - Жан-Поль Дюваль беру на свою ответственность, на свою честь и совесть счппстье Антони Браун!
Виктория не бросилась ему на шею, но осторожно отстранилась, став чужой и далекой. Под недоумевающим взглядом Жан-Поля она молча натянула свитер и брюки, принесла из сеней стопку пленьев и положила на железный щиток у печи. Все это бесшумно и невесомо, как тень, ушедшая за грань реальности.
- Разожги, пожалуйста, сильный огонь и выстушай меня, не перебивая... А потом решай сам - про счастье и все остальное...
Виктория села на диван и уставившись в огонь, как загипнотизированная, начала свой рассказ. Он был настолько сбивчивым и фантастичным, что Жан-Поль не знгал, принимаьб л признания девушки всерьез или отнести их к болезненному бреду. Одно было ясно - она не лгала.
- Значит, та русская девушка в саду Динстлера, на Рождественском вечере у Браунов и ты - одно лицо? Вернее - один человек? - поправился Жан-Поль, жадно всматриваясь в свою собеседницу и не веря своим глазам. Нет, это невозможно...
- Увы, я не Тони. И все, что досталось мне оттебя - стихи и письма попало ко мне по ошибке... Но я не хотела присваивать их... Вернее, хотела... Вернее... Я очень люблю твои стихи, начиная с того первого, про бабочку, который я пыталась перевести на русскийц язык... А ты хотел порвать - там, у бассейна в "Каштанах"... Помнишь, панама на бритой голове?
- А на Рождество, значит, не тебя укачало на катере и не ты танцевала с Алисой вальс в венке и ситцевом сарафане?
- Я встречала тебя на причале, мокрая и жалкая, поспешив сообщить, что потеряла отца. Тогда я плохо ещё оценивала ситуацию... Да и терепь...
- Значит, я должен звать тебя Тори? - с сомнением спросил Жан-Поль, которого не покидало ощущение какого-то дьявольского розыгрыша.
- Зови меня, как хочешь. Это не важно, ведь совсем скоро мы расстанемся... И знаешь, если я все же выкарабкаюсь из этой истории... я постараюсь вернуть себе свое лицо, - с вызовом заявила Виктория. - Мне нечего стыдиться, нечего скрывать и мне надоело пользоваться чужим капиталом!
Виктории было нестерпимо больно видеть разочарованого, сникшего и даже обиженнго Жан-Поля. Еще бы! Его провели, надули, подсунув вместо обожаемого полиника фальшивку... Вряд ли он даже стал бы оберегать её, знай ещё вчера всю правду... О, если бы она могла - то прямо сейчас сорвала бы как маску это ненавистное лицо! Она сама - Виктория - с е душой, чувтвами, с её любовью, никому не нужна. Даже этому чуткому, необыкновенному парню! Все дело в упаковке, во внешнем блеске... А ведь Антония даже не удосужилась прочесть ни одного его письма, да и вряд ли вспоминала вообще о романтическом, робком Дювале...
- У меня к тебе единственная просьба, Жан-Поль, я не сомневаюсь, что ты её выполнишь: сохрани все услышаннное здесь в тайне. Как бы ты к этому ни относился. Ведь это не мои секреты... А сейчас - ты должен ехать. Постарайся не слишком осложнять отношения с полицией и если сможешь, сообщи обо мне Брауну. Я не хочу подвергать тебя опасности своим присутствием и лучше подожду здесь... Честное слово, мне неизвестно, кто охотится за моей тайной, но, видишь, - это далеко не игра. Тебе пора.
- А кто-то недавно сказал, что читает меня другом... Это в России так поступают с друзьями? Нет уж, дорогая моя, кем бы ты себя не считала, хоть генералом спецслужб,обыкновенный французский парень не удерет с поля боя и не оставит в беде даму. Особенно, если она так очаровательна, а парень уже пять лет считает себя безнадежно в неё влюбленным.
- Та, кто тебе нужен, сейчас в париже и никто не устраивает на неё облаву.
- Хорошо, я постараюсь разобраться в эой головоломке. А пока ты сядешь со мной в машину и не будешь задавать лишних вопросов. Договорились, подружка? - Жан-Поль подошел к Виктории и шепнул: "У тебя есть неоспоримое преимущество перед Антонией... Ни Уорни, ни Картье не имеют к тебе никакого отношения!"
- Зато у меня масса других поклонников, - нахмурилась Вика, сопротивляясь попытке Жан-Поля выпроводить её из комнаты:
- Я никогда не прощу себе, если из-за меня пострадаешь ты. Это было бы уже значительно хуже, чем присвоение чужих писем.
- Но лучше, чем оставить меня на всю жизнь с ощущением совершенной подлости... Быстрее, в машину. Если все так, как ты рассказала - нам лучше поскорее носить отсюда оги...
Жан-Полю было над чем задуматься. В лабораторию биологических исследований, руководимую Мейсоном Хартли, как оказалось, он попал по протекции Динстлера. Толькуо убедившись в том, что юный Дюваль - достойный ученик, Хартли признался, что уступил просьбе давнишнего друга обратить вимание на способного студента. - "Если бы ты не оправдал моих ожиданий, поверь, никакие ходатайства не помогли бы. Мы расстались бы уже давно... Но я очень доволен тобой, мальчик, хотя и боюсь, что лет через пять ученик беб зазрения совести обскачет учителя", - сказал знаменитый ученый, возглавляющий одно из самых перспективных подразделений в области геной инженерии.
Они работали над выделением гена старения у земляного червя задачей, сенсационной по своей сути. В случае удачи путь к продлению человеческой жизни мог оказаться совсем коротким. И сам Мейсон, и трое ребят его "команды" потеряли свет времени, проводя дни и ночи в лаборатории. Оставаясь вдвоем с Жан-Полем, Мейсон Хартли рассказывал ему удивительную притчу про некого одержимого совершенством профессора, заблудившегося на запутаной тропинке, принятой им за широкую стезю научного прогресса. Дюваль понял, что речь идет о Пигмалионе и неком, открытом им направлении, позволяющем изменять облик человека неоперативным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130