Память о тюремных днях изгладилась в прямом смысле - исчезло из архивов досье Пальцева, а из его биографии упоминание о судимости. Восстановились прежние дружеские связи, появились научные интересы - Альберт успешно окончил экономическое отделение ГИТИСа, покрутился в мире эстрады в качестве администратора и вовремя уловил свежие веяния. Здесь ему помог вернувшийся из длительной загранкомандировки Вадик Савченко- большой специалист по части зарубежных связей и сложных экономических отношений.
Это было чудесное время. На российской почве только-только начинали подниматься финансовые пирамиды и одновременно вдохновляла оптимистические умы идея возрождения культурных ценностей. Удачно компилировав обе тенденции, компаньоны открыли банк под названием "Муза" для творческой интеллигенции, дающий огромные проценты на вклады, но не всем, а лишь терпящим лишения людям искусства. Не удивительно, что таковых оказалось достаточно.
Вклады акционеров и пайщиков "Музы" помогли сделать первые шаги банку. Потом, с легкой руки Вадима и под покровительством налаживающего связи Пальцева, завертелись такие дела, что можно было бы и Дом ветеранов культурного фронта на Черноморском побережье открыть, и второй Большой театр отгрохать. Но открывались и строились совсем другие объекты, не общекультурного, а частнобытового значения. И не в России. Руководство предпочитало Европу.
Когда пирамидальные банки начали обваливаться один за другим, "Муза" держалась. Мало того, именно в эти экономически нестабильные дни А.В. Пальцев выступил инициатором проведения телемарафона для сбора средств на возрождение Храма Христа Спасителя. Сутки звучали на телеэкранах проникновенные слова и мелькали поступающие от организаций и частных лиц суммы пожертвований. И тут грянула беда: злоумышленники ликвидировали Савченко и скрылись, прихватив средства телемарафона и счета "Музы". При этом таинственным образом исчез сам Пальцев. Кое-кто пустил слух, что директор банка крутанул не только вкладчиков, пожертвователей благотворительного фонда и государство, но так же супругу и многочисленных любовниц. Однако вскоре, ко всеобщему изумлению, Альберт Владленович нашелся и с риском для жизни дал разоблачительное интервью в средствах массовой информации. Печальная участь добропорядочного бизнесмена предстала во всем ужасе криминального беспредела. Как оказалось, Пальцева цинично подставили, пытаясь свалить на него обвинение в хищении средств и убийстве содиректора. Держали в плену, требуя выдачи денег "Музы", часть которых мужественный и предусмотрительный директор заблаговременно сумел переправить на секретный счет. Альберт Владленович открыто назвал имена врагов, поблагодарил за помощь друзей, среди которых были самые звучные имена из мира искусства. Злоумышленников с похищенными миллионами обещали найти, но расследование затянулось.
Переживший сильное нравственное потрясение бизнесмен категорически отстранился от финансовой сферы. Под давлением общественности Пальцев возглавил благотворительный фонд "Культура и гуманизм", а полюбившееся москвичам название "Муза" унаследовал элитарный клуб работников искусства.
Понятно, что ностальгия по пыльным и нищим улочкам московского центра Пальцева не мучила. Он предпочитал солнечные острова в теплом море, благовонную кипарисовую тень над столиками южных ресторанов, европейский комфорт, смуглых темпераментных женщин и азартные игры. Правда, увлекался всем этим, не переходя черту разумного и превыше всего ценил грандиозное шоу под названием "Жизнь".
Проведя утром собрание работников искусств, Альберт вместе с ближайшим своим соратником отцом Савватием удалился на "Патриаршие" для встречи с одним из членов общества "прогрессистов" - Рамзесом Свеклотаровым.
После сентябрьской встречи в особняке Пальцева Рамзес проявлял обеспокоенность и, наконец, потребовал личной встречи с главой тайного союза.
На встречу Свеклотаров прибыл, естественно, под охраной тесно льнущего амбала и войдя в холл клуба, похожий на сцену из спектакля по пьесе Арбузова, внимательно огляделся. Его окружали стены высотой в два этажа, изображавшие московский дворик и часть бульвара. Над входом в искусно изображенную Парикмахерскую висел плакат: "Вша - враг социализма". Выше был виден балкончик с цветочными горшками и гирляндой белья на веревке памятным ассортиментом панталон, кальсон, маек. Посреди дворика в тени бутафорских лип за грубо сбитым столом на стульях эпохи коммунальных кухонь расположились с кружками пива элегантно одетый Пальцев и вовсе несовместимый с окружением своим культовым обликом отец Савватий. Откуда -то из окон доносился голос Утесова, удивлявшегося задорной скороговоркой: "Ах, что же это движется там по реке?..." Общепитовский фаянсовый супник с румяными раками и зеленью источал влекущий знатока аромат, удачно соответствуя обстановке. Голые доски дубового стола густо присыпала хрупкая шелуха, а золотящееся в кружках пиво тонко вписывалось в заданную цветовую гамму.
- Уютно устроились, - зло прокомментировал мизансцену Рамзес, но к столу не приблизился. Пальцев устремился навстречу гостью, дабы сообщить о полной непроницаемости помещения для посторонних лиц и убедить в безопасности его визита. Выслушав заверения хозяина, Рамзес пошел на компромисс. Амбал был отослан на бутафорский балкончик, где замер, скрываясь между голубыми панталонами, ситцевыми бюстгальтерами и майками с эмблемой общества "Спартак". Сам же затравленный сионистами лидер национал-патриотов занял место за столом поближе к стене дома, прикрываясь с тыла своим охранником. Рамзес считал себя крутым малым, ходящим по лезвию ножа, и полагал, что всякое расставание с заслоном в виде восьмипудового тела бывшего многоборца - рискованная игра со смертью.
- Техника безопасности переговоров в моем уютном уголке, смею заверить, на высоте. Можете изъясняться без обиняков, Рамзес, - Пальцев лично сходил к бару и доставил к столу ящик германского пива. - Федул - мой ближайший товарищ и доверенное лицо. Мы готовы внимательно выслушать вас.Альберт Владленович сделал характерный взмах головой и пробежал пятерней по темному чубчику, торчащему перед лаковой плешью, подобно кустарнику, окружающему каток. Своеобразие прически было единственным уязвимым местом во внешности Пальцева. К остальному придраться было трудно, особенно женщинам, ценящим в мужчинах барственную основательность и наличие хорошего портного. Даже в "арбатском дворике" своего саун-клуба Альберт Владленович выглядел так, будто собрался давать интервью на ТВ въедливому журналисту.
- Перехожу к делу без всяких реверансов, - сунув руки в карманы черной кожаной куртки, Рамзес раскачивался на ножках стула, как хулиганистый школьник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157