Он сам говорит: успех стоит на грани провала - это для него самое главное... Нет, что-то здесь не так, все сложнее... Никишин тоже странный парень... Труп лежит, товарища твоего убили, а ты веселый, балагуришь, шутишь... Ну не любил ты его... Но все-таки это же человек, рядом преступник ходит - должно же это повлиять... Вася Тужиков боится, что его заподозрят. Если ты не виновен - чего волноваться? Правда, он бывший заключенный, у них своя психология... Интересно, за что он был осужден?.. Тихомиров недоволен, что влип в это дело: "Зачем я его только взял?.. Будь он неладен..." Значит, моя хата с краю... Известная позиция. Э-хе-хе..."
- Товарищ лейтенант... - прервал его размышления Исаев. - Разрешите обратиться.
Климов молча кивнул.
Сержант шевелил губами, мучительно подыскивая слова, наконец неуверенно спросил:
- Что же теперь получается?.. Кто-то из геологов... этого человека убил?
Лейтенант глянул на Исаева и словно споткнулся о его взгляд: голубые глаза парнишки смотрели изумленно, чуть наивно и в то же время напряженно, строго.
"Эх, дорогой ты мой, если бы я знал точный ответ..." - грустно подумал Климов.
- Пока нет никаких доказательств, чтобы делать такой вывод, спокойно ответил он. - Но мы с тобой пограничники, должны быть бдительными и готовыми ко всему. Согласен?
- Так точно.
Неожиданно Джек остановился, грозно зарычал. Из чащи величаво вышел огромный бурый медведь. Длинная мокрая шерсть лохматой бахромой висела на его лапах.
Исаев торопливо сбросил с плеча автомат, лязгнул затвором.
Климов успел перехватить его руку.
Медведь наклонил большую лобастую голову, маленькими красными глазками сурово посмотрел на людей. Он мотнул туловищем из стороны в сторону и не спеша, с достоинством пошел своей дорогой. Только один раз оглянулся и недовольно, хрипло проворчал...
Придя в лагерь, Климов принял окончательное решение: они с Исаевым будут по очереди охранять камеральную палатку - обеспечивать неприкосновенность места преступления. По крайней мере, это поручение они смогут выполнить и тем самым оправдать свое присутствие здесь.
Лейтенант отправил Исаева спать, а сам стал медленно расхаживать по поляне. Сгущались сумерки. Рваные, корявые тучи низко ползли над землей, но дождь почти прекратился. Климов с волнением ждал возвращения геологов. "Почему они не идут? - тревожно думал он. - Темно уже... Может, случилось что-нибудь?"
Климов прислушался: нет - ни криков, ни взрывов; только шумит тайга угрюмым протяжным гулом и горько всхлипывает река на перекатах.
"Наверно, зря я их оставил, - подумал лейтенант. - Нужно было там оставаться, присматривать..." Но тут же он вспомнил багровые, простуженные руки Шаронова, капли пота на лбу Пети Никитина, сгорбленную фигуру Тужикова, вечно хлюпающий нос прораба... Нет, не смог бы он быть, стоять и наблюдать за ними. Люди работают честно, трудно, а он что бы среди них делал? Стыдно дурака валять... И почему он должен кого-то из них подозревать, по какому праву? И может ли преступник вот так спокойно работать?.. Преступнику бежать надо, скрываться...
Лейтенанту почему-то стало обидно, что не видел и даже не знает Шаронов, как они брали в кустах того нарушителя. Ему захотелось, чтобы Вадим Петрович разглядел в нем профессионала, мастера своего дела - тоже сложного, непростого, требующего вдохновения, порыва...
"Ишь ты, "озарение" к нему пришло, - завистливо думал Климов, вспоминая рассказ Шаронова. - А ты смекнул бы, как того гада из чащи выкурить? Дай тебе волю - сунул бы ребятишек под пули... Для тебя ведь народ - дрянь. Главное - доложить о победе..."
И, поймав себя на дурной мысли, лейтенант до конца осознал, что все-таки уважает Шаронова - сильный он мужик, волевой.
Послышался приглушенный говор, из мрака выплыл одинокий огонек папиросы. "Идут!" - обрадовался Климов. Он включил фонарик. Впереди с непокрытой головой шествовал Шаронов, за ним вразнобой топали его "богатыри"; Петя Никишин, как всегда, хохмил - задирал Тужикова.
В нескольких шагах от лейтенанта вся компания остановилась. Вадим Петрович смачно выплюнул окурок, засунув руки в карманы, задиристо спросил:
- Ну что?.. Какие новости?
- Завтра, наверно, прилетит вертолет, - ответил Климов. - Нам поручено охранять место происшествия. Поэтому входить в камеральную палатку запрещаю.
- Позвольте, у меня там личные вещи, - возмутился Вадим Петрович, но не очень яростно. (Климов понял, что у него отличное настроение - видимо, день принес новые результаты.)
- Одну ночь обойдетесь как-нибудь.
- Вот... чисто армейская логика! - иронично хмыкнул Шаронов. - Между прочим, до вашего прихода я в этой палатке делал все, что мне угодно... И, если бы хотел, мог уничтожить любые следы.
И тут лейтенант не выдержал:
- Вы, между прочим, до моего прихода были под строгим наблюдением, от которого, опять-таки между прочим, не ушел тот факт, что вы рылись в мешке Мохова и забрали оттуда какой-то документ.
В воздухе повисла напряженная пауза.
- Та-а-ак... - на выдохе, тяжко вымолвил Шаронов. Затем бросил выразительный взгляд на своих подопечных (Тихомиров даже поежился), каким-то чужим, хриплым голосом сказал: - Идите, братцы, ужин готовьте... - И добавил для Климова: - Потом поговорим, Владимир Николаевич, за столом...
Шаронов неожиданно увидел себя как бы со стороны, глазами этого румяного лейтенанта. Увидел и содрогнулся...
Вадим Петрович попросил у Тихомирова полотенце, мыло; пошел к ручью. Он долго тер руки, пытаясь смыть въевшуюся под кожу грязь, - ничего не получалось. "Запустил, забылся... - мрачно думал Шаронов. - Теперь всю жизнь буду с такими лапами ходить..."
Он вернулся в палатку. На столе уже дымился ужин. В углу на нарах спокойно посапывал сержант. Его не тревожили ни тусклый свет керосиновой ламвы, ни говор людей, ни шум, который сопровождал каждое их действие.
- Позвать лейтенанта? - неуверенно спросил прораб.
Шаронов кивнул.
Климов вошел, снял фуражку.
- Садитесь, Владимир Николаевич, - сказал Шаронов.
Захрустели луком, взяли ложки, стали дружно уплетать все ту же традиционную уху. Утолив первый голод, Шаронов облизнул губы и начал свой рассказ:
- Так вот, значит, товарищ лейтенант, и вы, други верные... Поведаю вам историю о моем знакомстве с покойным Моховым... Делаю это осмысленно. Потому как, по всему видать, прибудет завтра следователь. Начнутся другие разговоры - серьезные. И, чтоб каждый из вас не нес ему свою ахинею, говорю все как есть. И попрошу... - Вадим Петрович строго постучал ладонью по столу. - попрошу после этого изобретение легенд и мифов прекратить...
- Давай, Вадим Петрович, открывайся, - хихикнул Никишин. Чистосердечное признание зачтется.
Шаронов зло глянул на него, но сдержался.
Тихомиров подобострастно вытянулся, как гончая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
- Товарищ лейтенант... - прервал его размышления Исаев. - Разрешите обратиться.
Климов молча кивнул.
Сержант шевелил губами, мучительно подыскивая слова, наконец неуверенно спросил:
- Что же теперь получается?.. Кто-то из геологов... этого человека убил?
Лейтенант глянул на Исаева и словно споткнулся о его взгляд: голубые глаза парнишки смотрели изумленно, чуть наивно и в то же время напряженно, строго.
"Эх, дорогой ты мой, если бы я знал точный ответ..." - грустно подумал Климов.
- Пока нет никаких доказательств, чтобы делать такой вывод, спокойно ответил он. - Но мы с тобой пограничники, должны быть бдительными и готовыми ко всему. Согласен?
- Так точно.
Неожиданно Джек остановился, грозно зарычал. Из чащи величаво вышел огромный бурый медведь. Длинная мокрая шерсть лохматой бахромой висела на его лапах.
Исаев торопливо сбросил с плеча автомат, лязгнул затвором.
Климов успел перехватить его руку.
Медведь наклонил большую лобастую голову, маленькими красными глазками сурово посмотрел на людей. Он мотнул туловищем из стороны в сторону и не спеша, с достоинством пошел своей дорогой. Только один раз оглянулся и недовольно, хрипло проворчал...
Придя в лагерь, Климов принял окончательное решение: они с Исаевым будут по очереди охранять камеральную палатку - обеспечивать неприкосновенность места преступления. По крайней мере, это поручение они смогут выполнить и тем самым оправдать свое присутствие здесь.
Лейтенант отправил Исаева спать, а сам стал медленно расхаживать по поляне. Сгущались сумерки. Рваные, корявые тучи низко ползли над землей, но дождь почти прекратился. Климов с волнением ждал возвращения геологов. "Почему они не идут? - тревожно думал он. - Темно уже... Может, случилось что-нибудь?"
Климов прислушался: нет - ни криков, ни взрывов; только шумит тайга угрюмым протяжным гулом и горько всхлипывает река на перекатах.
"Наверно, зря я их оставил, - подумал лейтенант. - Нужно было там оставаться, присматривать..." Но тут же он вспомнил багровые, простуженные руки Шаронова, капли пота на лбу Пети Никитина, сгорбленную фигуру Тужикова, вечно хлюпающий нос прораба... Нет, не смог бы он быть, стоять и наблюдать за ними. Люди работают честно, трудно, а он что бы среди них делал? Стыдно дурака валять... И почему он должен кого-то из них подозревать, по какому праву? И может ли преступник вот так спокойно работать?.. Преступнику бежать надо, скрываться...
Лейтенанту почему-то стало обидно, что не видел и даже не знает Шаронов, как они брали в кустах того нарушителя. Ему захотелось, чтобы Вадим Петрович разглядел в нем профессионала, мастера своего дела - тоже сложного, непростого, требующего вдохновения, порыва...
"Ишь ты, "озарение" к нему пришло, - завистливо думал Климов, вспоминая рассказ Шаронова. - А ты смекнул бы, как того гада из чащи выкурить? Дай тебе волю - сунул бы ребятишек под пули... Для тебя ведь народ - дрянь. Главное - доложить о победе..."
И, поймав себя на дурной мысли, лейтенант до конца осознал, что все-таки уважает Шаронова - сильный он мужик, волевой.
Послышался приглушенный говор, из мрака выплыл одинокий огонек папиросы. "Идут!" - обрадовался Климов. Он включил фонарик. Впереди с непокрытой головой шествовал Шаронов, за ним вразнобой топали его "богатыри"; Петя Никишин, как всегда, хохмил - задирал Тужикова.
В нескольких шагах от лейтенанта вся компания остановилась. Вадим Петрович смачно выплюнул окурок, засунув руки в карманы, задиристо спросил:
- Ну что?.. Какие новости?
- Завтра, наверно, прилетит вертолет, - ответил Климов. - Нам поручено охранять место происшествия. Поэтому входить в камеральную палатку запрещаю.
- Позвольте, у меня там личные вещи, - возмутился Вадим Петрович, но не очень яростно. (Климов понял, что у него отличное настроение - видимо, день принес новые результаты.)
- Одну ночь обойдетесь как-нибудь.
- Вот... чисто армейская логика! - иронично хмыкнул Шаронов. - Между прочим, до вашего прихода я в этой палатке делал все, что мне угодно... И, если бы хотел, мог уничтожить любые следы.
И тут лейтенант не выдержал:
- Вы, между прочим, до моего прихода были под строгим наблюдением, от которого, опять-таки между прочим, не ушел тот факт, что вы рылись в мешке Мохова и забрали оттуда какой-то документ.
В воздухе повисла напряженная пауза.
- Та-а-ак... - на выдохе, тяжко вымолвил Шаронов. Затем бросил выразительный взгляд на своих подопечных (Тихомиров даже поежился), каким-то чужим, хриплым голосом сказал: - Идите, братцы, ужин готовьте... - И добавил для Климова: - Потом поговорим, Владимир Николаевич, за столом...
Шаронов неожиданно увидел себя как бы со стороны, глазами этого румяного лейтенанта. Увидел и содрогнулся...
Вадим Петрович попросил у Тихомирова полотенце, мыло; пошел к ручью. Он долго тер руки, пытаясь смыть въевшуюся под кожу грязь, - ничего не получалось. "Запустил, забылся... - мрачно думал Шаронов. - Теперь всю жизнь буду с такими лапами ходить..."
Он вернулся в палатку. На столе уже дымился ужин. В углу на нарах спокойно посапывал сержант. Его не тревожили ни тусклый свет керосиновой ламвы, ни говор людей, ни шум, который сопровождал каждое их действие.
- Позвать лейтенанта? - неуверенно спросил прораб.
Шаронов кивнул.
Климов вошел, снял фуражку.
- Садитесь, Владимир Николаевич, - сказал Шаронов.
Захрустели луком, взяли ложки, стали дружно уплетать все ту же традиционную уху. Утолив первый голод, Шаронов облизнул губы и начал свой рассказ:
- Так вот, значит, товарищ лейтенант, и вы, други верные... Поведаю вам историю о моем знакомстве с покойным Моховым... Делаю это осмысленно. Потому как, по всему видать, прибудет завтра следователь. Начнутся другие разговоры - серьезные. И, чтоб каждый из вас не нес ему свою ахинею, говорю все как есть. И попрошу... - Вадим Петрович строго постучал ладонью по столу. - попрошу после этого изобретение легенд и мифов прекратить...
- Давай, Вадим Петрович, открывайся, - хихикнул Никишин. Чистосердечное признание зачтется.
Шаронов зло глянул на него, но сдержался.
Тихомиров подобострастно вытянулся, как гончая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10