— а после кивка отца быстро добавила. — Но они не возьмут Хартагера!
Потеря нового короля, похоже, печалила Мацио не меньше, чем уход сына на войну. Мацио пожал плечами.
— Откуда нам знать? Они потребуют от нас все, что бегает на четырех ногах. Да, они могут взять и Хартагера.
— Разве они не понимают, что за этим жеребцом стоят столетия тщательного отбора и улучшения породы?
— Я сомневаюсь, что эти слова что-то да значат для Аттилы. Скорее всего он скажет: «Для хорошей лошади нет лучшей судьбы, чем мчать в бой одного из моих воинов». Боюсь, дочь моя, мы должны смириться с потерей нашего нового короля. Его правление окажется очень коротким.
— Мой бедный Рорик! — из глаз Ильдико потекли слезы. — Мой бедный Хартагер!
На этом неожиданности для Ильдико не кончились.
— Я не уверен, что для тебя это будет полным сюрпризом, маленькая моя, — продолжил Мацио. — Ты очень наблюдательна и, полагаю, умна. Мой разговор с Ранно не ограничился обсуждением планов Аттилы. Он попросил у меня твоей руки.
— Нет, нет! — воскликнула Ильдико. Отец не ошибся, она ожидала нечто подобного, но это известие не обрадовало, а огорчило ее. — Он должен жениться на Лаудио, а не на мне. Все же ждали, что он попросит руки Лаудио.
— Это правда, — согласился Мацио. — Я несколько раз говорил на эту тему со старым Ранно до его смерти, и речь всегда шла о Лаудио. Она — наша первая дочь, а тебя, совсем маленькую, не брали в расчет. Но, похоже, молодой Ранно думает иначе. Он хочет взять в жены тебя. И сегодня утром ясно дал мне это понять.
— Я не выйду за него замуж, отец! — отрезала Ильдико. — Его надо привести в чувство. Сказать раз и навсегда, что жениться он может только на Лаудио, как ты и договаривался с его отцом.
Мацио удивила столь бурная реакция.
— Но, дитя мое, я не могу указывать этому молодому человеку, кого он должен брать в жены. Парень он решительный, и знает, чего хочет. А почему тебе не по душе такой муж?
— Мне он не нравится! — глаза Ильдико, обычно такие нежные, женственные, светились решительностью, которая сделал бы честь ее жениху. — Мне он никогда не нравился. Я думаю… отец, я его ненавижу!
Мацио не знал, что и сказать. Он поглаживал бороду, вглядываясь в ее лицо.
— Но с чего такая нелюбовь? Внешностью его природа не обидела. И своими землями он управляет не хуже отца. Он честолюбив, способен.
— И что еще может требовать девушка? — Ильдико горько рассмеялась. Ее глаза превратились в две голубые льдинки. — Разве ты не знаешь, отец, что его никто не любит? Рорик рос вместе с ним и всегда ненавидел его. Сын Ильдербурфов, мальчик, которого увезли и продали, как раба…
— И который сбежал и теперь служит Аттиле, — добавил Мацио.
— Он был добрым, Николан из рода Ильдербурфов. Мне он очень нравился. Говорят, он стал отличным воином. Он ровесник Рорику и Ранно. С Рориком он дружил, а вот с Ранно они оба не ладили. Слуги Ранно его боятся. Остерегайся Ранно, отец. Если наступит время, когда мы вновь станем свободными, Ранно Финнинальдер попытается занять твое место и стать во главе нашего народа.
— Но уж это чистейшая выдумка. Откуда ты знаешь, какие идеи вынашивает этот юноша?
— Посмотри на него. Понаблюдай за ним. Замыслы Ранно легко читаются по его расчетливым глазам, — Ильдико глубоко вдохнула переводя дух. — Когда этот ужасный губернатор, поставленный над нами Гунном… — она вновь запнулась и ее отец назвал фамилию.
— Ванний?
— Да, Ванний. Когда он захватил земли Ильдербурфов и убил их владельца, старый Ранно заключил с ним договор и эти земли отошли к нему. Я знаю, ты никогда об этом не говорил, но об этой сделке известно всем и каждому. Все полагают, что это был нечестный поступок, и старого Ранно презирали за то, что он воспользовался чужой бедой. Молодой Ранно не ударил пальцем о палец, чтобы восстановить справедливость. Он оставил за собой земли Ильдербурфов, — Ильдико встала, в какой уж раз сверкнули ее глаза. — Ты думаешь, что я выйду замуж за человека, который не отдает чужие земли?
Поднялся и Мацио.
— Не забивай подобными мыслями свою очаровательную головку, Ильдико, — он все еще воспринимал свою младшую дочь ребенком, а не полноправным членом семьи. — Я не знал, что ты настоена столь агрессивно. Признаюсь, ты меня удивила. И Лаудио испытывает те же чувства?
Лицо Ильдико затуманилось. Она качнула головой.
— Нет, отец. К моему сожалению Лаудио его любит.
Мацио разбудил громкий стук в ворота палисада, окружавшего поместье. Он сел и прислушался. В доме стояла тишина, но это не означало, что все спят. Он не сомневался, что многие слуги услышали стук и в ужасе забились под одеяла.
Глава семьи, который был бы королем маленького народа, населявшего плато, будь предыдущие поколения достаточно сильными, чтобы сохранить независимость, боялся темноты ничуть не меньше своих домочадцев. Убежденный христианин, он верил, как, собственно, и многие священники, включая великого епископа Рима, которого звали Папой, что ночь принадлежит дьяволу. Когда Бастато, домоправитель, закрывал вечером двери и окна и запирал их на засов, Мацио, точно так же, как последний слуга или конюх, чувствовал, что оставшиеся снаружи двор, луга, поля переходят под власть сил зла. И когда дребезжали ставни, он говорил себе, что причиной тому не ветер, а желание Хвостатого, Рогатого, Огнедышащего проникнуть в дом.
Но настойчивый стук продолжался, и Мацио догадался, что это не дьявол, случайно ткнувшийся к ним, прежде чем унестись с ветром на поиски более беспечной жертвы, а человек, застигнутый темнотой вне дома.
Мацио поднялся с кровати.
— Надо разобраться, что там такое, — пробормотал он.
Нащупал в темноте толстый халат, оттороченный мехом медведя, накинул его на плечи. Выйдя из комнаты, взял лук и забарабанил им по металлическому щиту, висящему на стене. Удары гулко разнеслись по затихшему дому.
— Поднимайтесь! — сердито крикнул Мацио. — У ворот путник, который хочет войти.
Первым на его зов появился дрожащий от страха Бастато.
— Я уверен, господин, что человеческая рука не может так громко стучать. Это дьявол, требующий впустить его.
— Ворота я открою сам, — Мацио оглядел сбившихся в кучку слуг. Лица их блестели от пота, волосы стояли дыбом. — Но вы все пойдете со мной.
— Кто там? — спросил Мацио, подойдя к воротам.
— Это не дьявол, Мацио Роймарк, — в голосе, донесшимся снаружи, не слышалось нетерпения, вызванного долгим ожиданием.
— А, это ты, отец Симон, — Мацио взялся за поперечный брус, поджимающий ворота. — Что привело тебя к нашей двери в такой поздний час? Что-нибудь случилось?
— Всегда что-то да случается, сын мой. Но в данном случае меня привели сюда чисто эгоистические мотивы.
Ворота распахнулись и полуночный гость быстренько прошмыгнул во двор, свидетельствуя тем самым, что мечтает, поужинав, провести остаток ночи в более комфортабельных условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Потеря нового короля, похоже, печалила Мацио не меньше, чем уход сына на войну. Мацио пожал плечами.
— Откуда нам знать? Они потребуют от нас все, что бегает на четырех ногах. Да, они могут взять и Хартагера.
— Разве они не понимают, что за этим жеребцом стоят столетия тщательного отбора и улучшения породы?
— Я сомневаюсь, что эти слова что-то да значат для Аттилы. Скорее всего он скажет: «Для хорошей лошади нет лучшей судьбы, чем мчать в бой одного из моих воинов». Боюсь, дочь моя, мы должны смириться с потерей нашего нового короля. Его правление окажется очень коротким.
— Мой бедный Рорик! — из глаз Ильдико потекли слезы. — Мой бедный Хартагер!
На этом неожиданности для Ильдико не кончились.
— Я не уверен, что для тебя это будет полным сюрпризом, маленькая моя, — продолжил Мацио. — Ты очень наблюдательна и, полагаю, умна. Мой разговор с Ранно не ограничился обсуждением планов Аттилы. Он попросил у меня твоей руки.
— Нет, нет! — воскликнула Ильдико. Отец не ошибся, она ожидала нечто подобного, но это известие не обрадовало, а огорчило ее. — Он должен жениться на Лаудио, а не на мне. Все же ждали, что он попросит руки Лаудио.
— Это правда, — согласился Мацио. — Я несколько раз говорил на эту тему со старым Ранно до его смерти, и речь всегда шла о Лаудио. Она — наша первая дочь, а тебя, совсем маленькую, не брали в расчет. Но, похоже, молодой Ранно думает иначе. Он хочет взять в жены тебя. И сегодня утром ясно дал мне это понять.
— Я не выйду за него замуж, отец! — отрезала Ильдико. — Его надо привести в чувство. Сказать раз и навсегда, что жениться он может только на Лаудио, как ты и договаривался с его отцом.
Мацио удивила столь бурная реакция.
— Но, дитя мое, я не могу указывать этому молодому человеку, кого он должен брать в жены. Парень он решительный, и знает, чего хочет. А почему тебе не по душе такой муж?
— Мне он не нравится! — глаза Ильдико, обычно такие нежные, женственные, светились решительностью, которая сделал бы честь ее жениху. — Мне он никогда не нравился. Я думаю… отец, я его ненавижу!
Мацио не знал, что и сказать. Он поглаживал бороду, вглядываясь в ее лицо.
— Но с чего такая нелюбовь? Внешностью его природа не обидела. И своими землями он управляет не хуже отца. Он честолюбив, способен.
— И что еще может требовать девушка? — Ильдико горько рассмеялась. Ее глаза превратились в две голубые льдинки. — Разве ты не знаешь, отец, что его никто не любит? Рорик рос вместе с ним и всегда ненавидел его. Сын Ильдербурфов, мальчик, которого увезли и продали, как раба…
— И который сбежал и теперь служит Аттиле, — добавил Мацио.
— Он был добрым, Николан из рода Ильдербурфов. Мне он очень нравился. Говорят, он стал отличным воином. Он ровесник Рорику и Ранно. С Рориком он дружил, а вот с Ранно они оба не ладили. Слуги Ранно его боятся. Остерегайся Ранно, отец. Если наступит время, когда мы вновь станем свободными, Ранно Финнинальдер попытается занять твое место и стать во главе нашего народа.
— Но уж это чистейшая выдумка. Откуда ты знаешь, какие идеи вынашивает этот юноша?
— Посмотри на него. Понаблюдай за ним. Замыслы Ранно легко читаются по его расчетливым глазам, — Ильдико глубоко вдохнула переводя дух. — Когда этот ужасный губернатор, поставленный над нами Гунном… — она вновь запнулась и ее отец назвал фамилию.
— Ванний?
— Да, Ванний. Когда он захватил земли Ильдербурфов и убил их владельца, старый Ранно заключил с ним договор и эти земли отошли к нему. Я знаю, ты никогда об этом не говорил, но об этой сделке известно всем и каждому. Все полагают, что это был нечестный поступок, и старого Ранно презирали за то, что он воспользовался чужой бедой. Молодой Ранно не ударил пальцем о палец, чтобы восстановить справедливость. Он оставил за собой земли Ильдербурфов, — Ильдико встала, в какой уж раз сверкнули ее глаза. — Ты думаешь, что я выйду замуж за человека, который не отдает чужие земли?
Поднялся и Мацио.
— Не забивай подобными мыслями свою очаровательную головку, Ильдико, — он все еще воспринимал свою младшую дочь ребенком, а не полноправным членом семьи. — Я не знал, что ты настоена столь агрессивно. Признаюсь, ты меня удивила. И Лаудио испытывает те же чувства?
Лицо Ильдико затуманилось. Она качнула головой.
— Нет, отец. К моему сожалению Лаудио его любит.
Мацио разбудил громкий стук в ворота палисада, окружавшего поместье. Он сел и прислушался. В доме стояла тишина, но это не означало, что все спят. Он не сомневался, что многие слуги услышали стук и в ужасе забились под одеяла.
Глава семьи, который был бы королем маленького народа, населявшего плато, будь предыдущие поколения достаточно сильными, чтобы сохранить независимость, боялся темноты ничуть не меньше своих домочадцев. Убежденный христианин, он верил, как, собственно, и многие священники, включая великого епископа Рима, которого звали Папой, что ночь принадлежит дьяволу. Когда Бастато, домоправитель, закрывал вечером двери и окна и запирал их на засов, Мацио, точно так же, как последний слуга или конюх, чувствовал, что оставшиеся снаружи двор, луга, поля переходят под власть сил зла. И когда дребезжали ставни, он говорил себе, что причиной тому не ветер, а желание Хвостатого, Рогатого, Огнедышащего проникнуть в дом.
Но настойчивый стук продолжался, и Мацио догадался, что это не дьявол, случайно ткнувшийся к ним, прежде чем унестись с ветром на поиски более беспечной жертвы, а человек, застигнутый темнотой вне дома.
Мацио поднялся с кровати.
— Надо разобраться, что там такое, — пробормотал он.
Нащупал в темноте толстый халат, оттороченный мехом медведя, накинул его на плечи. Выйдя из комнаты, взял лук и забарабанил им по металлическому щиту, висящему на стене. Удары гулко разнеслись по затихшему дому.
— Поднимайтесь! — сердито крикнул Мацио. — У ворот путник, который хочет войти.
Первым на его зов появился дрожащий от страха Бастато.
— Я уверен, господин, что человеческая рука не может так громко стучать. Это дьявол, требующий впустить его.
— Ворота я открою сам, — Мацио оглядел сбившихся в кучку слуг. Лица их блестели от пота, волосы стояли дыбом. — Но вы все пойдете со мной.
— Кто там? — спросил Мацио, подойдя к воротам.
— Это не дьявол, Мацио Роймарк, — в голосе, донесшимся снаружи, не слышалось нетерпения, вызванного долгим ожиданием.
— А, это ты, отец Симон, — Мацио взялся за поперечный брус, поджимающий ворота. — Что привело тебя к нашей двери в такой поздний час? Что-нибудь случилось?
— Всегда что-то да случается, сын мой. Но в данном случае меня привели сюда чисто эгоистические мотивы.
Ворота распахнулись и полуночный гость быстренько прошмыгнул во двор, свидетельствуя тем самым, что мечтает, поужинав, провести остаток ночи в более комфортабельных условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109