Пора учиться премудростям управления империей, иначе не стать ему сильным правителем, когда придет его время. Проследи, чтобы мальчика прислали ко мне. И не надо ему ходить на похороны матери. Более он не должен видеться с ее братьями.
— Да, Танджо, — поклонился Гизо. — Твои приказы будут исполнены. Эллак — хороший мальчик.
— Он мой сын. Но пока я уверен лишь в том, что он вырастет высоким. У него прямые ноги, — помолчав, он добавил. — Приведи Всегда-одетого.
2
В то утро Николан выехал за городские стены. Ему предстояло принять самое важное решение в его жизни. Ехал он отпустив поводья, предоставив лошади самой выбирать путь, и многие часы кружили они по степи. Вернулся он смертельно усталым, словно после еще одной битвы. Решение он принял, и сказал себе, что не отступит от него, несмотря на последствия.
После возвращения армии Аттилы город изменился. Мужчины уже не раздувались от гордости, видя в себе покорителей мира. Черноглазые женщины не стояли в дверях и не плевали в инородцев. Даже дети, играя, кричали не так громко. Сомнений быть не могло: сражение у Шалона отрезвило гуннов.
Николан думал об этом, въезжая в ворота. Улицы города бурлили. «Что-то не так», — решил Николан. Ему пришлось слезть с лошади, чтобы продолжить путь ко дворцу.
Незнакомый бородач положил руку ему на плечо.
— Еще дюйм, и императора бы не стало.
Николан вытаращился на бородача.
— Что ты такое говоришь?
— Ты еще не слышал? О покушении на Аттилу?
— Опять? На него покушались много раз.
— На этот раз Аттиле грозила смертельная опасность. Предатель, похоже, нашелся среди охранников. Убийца проник в кабинет императора. Если б не проворство великого хана, он был бы уже на том свете.
— Убийцу поймали?
Бородач покачал головой.
— Он покончил с собой. Жаль. На его казнь стоило бы посмотреть.
«То-то я обратил внимание на стоящие за воротами фургоны Микки Медеского, — подумал Николан. — Нет ли тут какой связи».
Гизо торопливо пробирался сквозь толпу. Увидев Николана, устремился к нему.
— Тогалатий! — воскликнул он. — Я давно тебя ищу. Великий Светоч требует тебя к себе. Где тебя носило?
Николан махнул рукой в сторону ворот.
— Ездил в степь.
— Он этого не поймет.
— В каком он сейчас настроении?
— А как ты думаешь? — Гизо заметил, что вокруг все замолчали, жадно ловя каждое его слово. — Вновь принялся за работу. Никому не удастся сбить его с пути истинного. Он выкован из железа.
— А что с Миккой Медеским? — спросили из толпы.
Гизо окинул стоящих рядом суровым взглядом.
— Я не могу отвечать на вопросы.
— А нам есть, что спросить. Что сделали с братьями Серки?
Гизо гордо вскинул подбородок.
— Вы знаете, что обсуждать внутридворцовые дела запрещено.
Но любопытствующих это не остановило.
— Говорят, Серка умерла, — выкрикнул кто-то.
— Пойдем, Тогалатий, — и Гизо увлек Николана за собой, дабы прекратить поток вопросов.
У дворца Николан отдал поводья слуге. Они пересекли обеденный зал и начали спускаться по ступенькам. Гизо наклонился к Николану и шепнул ему на ухо: "Все охранники арестованы, их заменили другими. А прежних он, скорее всего, повесит. Ала Сартак не смог бы проникнуть во дворец, не подкупив одного из них.
— Ала Сартак! — воскликнул Николан. Он вспомнил, что уже слышал эти имя и фамилию. Их обладатель ловко обращался с ножом. Вроде бы его видели в компании Микки Медеского.
Гизо подтвердил его предположения.
— Да, ходили такие разговоры. И Микку вызвали сразу после покушения. Его арестовали, но, по-моему, он не умрет. Этот хитрец всегда выкрутится.
Аттила уже не работал, когда в кабинет ввели Николана. Что-то пробурчав, он порылся среди бумаг, выбрал одну и протянул ее вошедшему.
— Я выполнил обещание.
То было свидетельство о передаче Николану земель, принадлежащих его отцу! Он взял бумагу дрожащими руками, и поначалу слова расплывались и прыгали у него перед глазами. Он получил то, к чему стремился, достиг поставленной цели, деспотичный хозяин наградил его за безусловное послушание.
— Великий Танджо, я потрясен твоей щедростью. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.
— Ты это заслужил.
Как странно, подумал Николан, что случилось это сразу после того, как я принял решение. Он прочитал документ во второй раз, затем положил на стол.
— Великий хан. Повторяю, ты очень щедр. Но я… я не могу принять твой дар.
Глаза Аттилы чуть не вылезли из орбит. Он не верил своим ушам.
— Ты сошел с ума?
— Нет, великий Танджо. Дело в другом. Я понимаю, что земля даровано мне в ожидании того, что я буду по-прежнему полезен тебе.
— Ты всегда будешь мне полезен, — кивнул Аттила. — Тебе известны мои планы, и ты знаешь, какая роль отведена в них тебе.
— Но я более не считаю возможным служить тебе.
Человек, Который Хотел Покорить Мир, сверлил взглядом своего помощника, решившегося на столь дерзкие слова.
— Разве тебе не известно, что с моей службы живыми не уходят?
— Великий король, теперь от меня не будет никакой пользы. Ты, конечно, сочтешь меня слабаком, но я понял, что ненавижу войну и более не желаю принимать в ней участие.
— Даже если я лишу тебя всех привилегий и пошлю в бой простым пехотинцем?
— Даже в этом случае я не стану сражаться. Я не подниму щит и позволю перерезать себе горло в первом же столкновении с противником.
Аттила гневно отодвинул от себя ворох документов.
— Ты ударился в религию. Поверил в бессильных богов.
— В одного Бога, о король. Бог один.
— Богов много и все они одинаковы.
— Позволь объяснить, что… произошло со мной.
— Только покороче. Меня тошнит от таких разговоров.
Сквозь узкую прорезь окна Николан видел кусочек голубого неба, согретого полуденным солнцем. Возможно, подумал он, он видит эту синеву в последний раз.
— Я все еще слышу жалобные крики раненых, которых мы оставили умирать под Шалоном. Хотя прошел не один месяц, я не могу спать по ночам. Когда я заговариваю об этом, я слышу одно и то же: «Они все равно бы сдохли». И лишь христиане выказывают сострадание.
— Христиане! — Аттила побагровел от гнева. — Мне следовало догадаться. Эти женоподобные трусы, поклоняющиеся богу, который не предлагает им ничего, кроме арфы и песни! Разве ты не знаешь, идиот, что у недругов римлян появился шанс взять над ними верх лишь после того, как Рим стал христианским?
— Христиане не трусы! Разве ты не слышал, как мужественно умирали они на аренах Рима? Они гибли под пытками Нерона, но не отрекались от веры.
Аттила, несомненно, злился, и в то же время его завораживала столь разительная перемена в человеке, которого ранее он полагал лишенным подобных эмоций.
— Они будут столь же храбры в защите Рима от удара моих армий? — спросил он.
В наступившей тишине Аттила впился взглядом в лицо Николана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Да, Танджо, — поклонился Гизо. — Твои приказы будут исполнены. Эллак — хороший мальчик.
— Он мой сын. Но пока я уверен лишь в том, что он вырастет высоким. У него прямые ноги, — помолчав, он добавил. — Приведи Всегда-одетого.
2
В то утро Николан выехал за городские стены. Ему предстояло принять самое важное решение в его жизни. Ехал он отпустив поводья, предоставив лошади самой выбирать путь, и многие часы кружили они по степи. Вернулся он смертельно усталым, словно после еще одной битвы. Решение он принял, и сказал себе, что не отступит от него, несмотря на последствия.
После возвращения армии Аттилы город изменился. Мужчины уже не раздувались от гордости, видя в себе покорителей мира. Черноглазые женщины не стояли в дверях и не плевали в инородцев. Даже дети, играя, кричали не так громко. Сомнений быть не могло: сражение у Шалона отрезвило гуннов.
Николан думал об этом, въезжая в ворота. Улицы города бурлили. «Что-то не так», — решил Николан. Ему пришлось слезть с лошади, чтобы продолжить путь ко дворцу.
Незнакомый бородач положил руку ему на плечо.
— Еще дюйм, и императора бы не стало.
Николан вытаращился на бородача.
— Что ты такое говоришь?
— Ты еще не слышал? О покушении на Аттилу?
— Опять? На него покушались много раз.
— На этот раз Аттиле грозила смертельная опасность. Предатель, похоже, нашелся среди охранников. Убийца проник в кабинет императора. Если б не проворство великого хана, он был бы уже на том свете.
— Убийцу поймали?
Бородач покачал головой.
— Он покончил с собой. Жаль. На его казнь стоило бы посмотреть.
«То-то я обратил внимание на стоящие за воротами фургоны Микки Медеского, — подумал Николан. — Нет ли тут какой связи».
Гизо торопливо пробирался сквозь толпу. Увидев Николана, устремился к нему.
— Тогалатий! — воскликнул он. — Я давно тебя ищу. Великий Светоч требует тебя к себе. Где тебя носило?
Николан махнул рукой в сторону ворот.
— Ездил в степь.
— Он этого не поймет.
— В каком он сейчас настроении?
— А как ты думаешь? — Гизо заметил, что вокруг все замолчали, жадно ловя каждое его слово. — Вновь принялся за работу. Никому не удастся сбить его с пути истинного. Он выкован из железа.
— А что с Миккой Медеским? — спросили из толпы.
Гизо окинул стоящих рядом суровым взглядом.
— Я не могу отвечать на вопросы.
— А нам есть, что спросить. Что сделали с братьями Серки?
Гизо гордо вскинул подбородок.
— Вы знаете, что обсуждать внутридворцовые дела запрещено.
Но любопытствующих это не остановило.
— Говорят, Серка умерла, — выкрикнул кто-то.
— Пойдем, Тогалатий, — и Гизо увлек Николана за собой, дабы прекратить поток вопросов.
У дворца Николан отдал поводья слуге. Они пересекли обеденный зал и начали спускаться по ступенькам. Гизо наклонился к Николану и шепнул ему на ухо: "Все охранники арестованы, их заменили другими. А прежних он, скорее всего, повесит. Ала Сартак не смог бы проникнуть во дворец, не подкупив одного из них.
— Ала Сартак! — воскликнул Николан. Он вспомнил, что уже слышал эти имя и фамилию. Их обладатель ловко обращался с ножом. Вроде бы его видели в компании Микки Медеского.
Гизо подтвердил его предположения.
— Да, ходили такие разговоры. И Микку вызвали сразу после покушения. Его арестовали, но, по-моему, он не умрет. Этот хитрец всегда выкрутится.
Аттила уже не работал, когда в кабинет ввели Николана. Что-то пробурчав, он порылся среди бумаг, выбрал одну и протянул ее вошедшему.
— Я выполнил обещание.
То было свидетельство о передаче Николану земель, принадлежащих его отцу! Он взял бумагу дрожащими руками, и поначалу слова расплывались и прыгали у него перед глазами. Он получил то, к чему стремился, достиг поставленной цели, деспотичный хозяин наградил его за безусловное послушание.
— Великий Танджо, я потрясен твоей щедростью. Я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.
— Ты это заслужил.
Как странно, подумал Николан, что случилось это сразу после того, как я принял решение. Он прочитал документ во второй раз, затем положил на стол.
— Великий хан. Повторяю, ты очень щедр. Но я… я не могу принять твой дар.
Глаза Аттилы чуть не вылезли из орбит. Он не верил своим ушам.
— Ты сошел с ума?
— Нет, великий Танджо. Дело в другом. Я понимаю, что земля даровано мне в ожидании того, что я буду по-прежнему полезен тебе.
— Ты всегда будешь мне полезен, — кивнул Аттила. — Тебе известны мои планы, и ты знаешь, какая роль отведена в них тебе.
— Но я более не считаю возможным служить тебе.
Человек, Который Хотел Покорить Мир, сверлил взглядом своего помощника, решившегося на столь дерзкие слова.
— Разве тебе не известно, что с моей службы живыми не уходят?
— Великий король, теперь от меня не будет никакой пользы. Ты, конечно, сочтешь меня слабаком, но я понял, что ненавижу войну и более не желаю принимать в ней участие.
— Даже если я лишу тебя всех привилегий и пошлю в бой простым пехотинцем?
— Даже в этом случае я не стану сражаться. Я не подниму щит и позволю перерезать себе горло в первом же столкновении с противником.
Аттила гневно отодвинул от себя ворох документов.
— Ты ударился в религию. Поверил в бессильных богов.
— В одного Бога, о король. Бог один.
— Богов много и все они одинаковы.
— Позволь объяснить, что… произошло со мной.
— Только покороче. Меня тошнит от таких разговоров.
Сквозь узкую прорезь окна Николан видел кусочек голубого неба, согретого полуденным солнцем. Возможно, подумал он, он видит эту синеву в последний раз.
— Я все еще слышу жалобные крики раненых, которых мы оставили умирать под Шалоном. Хотя прошел не один месяц, я не могу спать по ночам. Когда я заговариваю об этом, я слышу одно и то же: «Они все равно бы сдохли». И лишь христиане выказывают сострадание.
— Христиане! — Аттила побагровел от гнева. — Мне следовало догадаться. Эти женоподобные трусы, поклоняющиеся богу, который не предлагает им ничего, кроме арфы и песни! Разве ты не знаешь, идиот, что у недругов римлян появился шанс взять над ними верх лишь после того, как Рим стал христианским?
— Христиане не трусы! Разве ты не слышал, как мужественно умирали они на аренах Рима? Они гибли под пытками Нерона, но не отрекались от веры.
Аттила, несомненно, злился, и в то же время его завораживала столь разительная перемена в человеке, которого ранее он полагал лишенным подобных эмоций.
— Они будут столь же храбры в защите Рима от удара моих армий? — спросил он.
В наступившей тишине Аттила впился взглядом в лицо Николана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109