ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Зато слышал отец. На его лице возникло странное выражение. Он лукаво посмотрел на принцессу и поцеловал ее в щеку. Жак Брэннер сделал то же самое, но с преувеличенной страстностью. Принцесса огляделась, увидела, что Катрин на нее смотрит, и добродушно улыбнулась.
Вечером отец зашел в спальню Катрин, сел рядом, погладил по голове, словно она все еще была маленькой девочкой.
– Теперь ты женишься на принцессе Матильде? – спросила Катрин.
Жакоб удивленно поднял брови.
– Мне такое и в голову не приходило.
Он заколебался, не зная, можно ли ей все рассказать. Нет, только не сегодня.
– Я не думаю, что она за меня вышла бы, – шутливо ответил он.
Широко раскрытые серые глаза дочери смотрели на него вопросительно.
– А что, ты хотела бы, чтобы принцесса была твоей матерью? – тихо спросил Жакоб. – Не знаю. – Катрин осмотрела комнату, в которой прошло ее детство и которая стала для нее чужой. – Иногда мне казалось, что она и есть моя настоящая мать.
Выпалив это, Катрин замолчала, ожидая ответа.
Жакоб посмотрел ей прямо в глаза.
– Нет, Катрин, – тихо, но с нажимом произнес он. – Твоя мать – Сильви.
Он вновь погладил дочь по голове, продолжил уже более легким тоном:
– Но я знаю, что принцесса любит тебя как собственного ребенка. Тебе ведь хорошо с ней в Швейцарии? – Жакоб, поколебавшись, добавил. – Жаль, что ты не видела твою мать в юности, когда мы жили во Франции. Тогда она была совсем другая. Она…
Катрин перебила его:
– Я хочу вернуться в Нью-Йорк. Хочу жить с тобой.
Голос ее звучал столь решительно, что Жакоб не решился спорить.
И вскоре Катрин действительно вернулась в просторную квартиру в Ист-Сайде, откуда было рукой подать и до Центрального парка, и до музея Метрополитен. В этот дом Жардины переехали сравнительно недавно – когда Катрин и Лео перестали жить вместе с родителями. Сильви настояла на том, чтобы Жакоб купил эту квартиру. Все здесь напоминало о Сильви, о ее вкусах и привычках, поэтому новое жилище вызывало у Катрин живейшую неприязнь. Ей казалось, что стены пропитаны духом Сильви. Во всем ощущались голливудские пристрастия покойной: в спальне, стены которой были покрыты зеркалами, в уставленной шезлонгами гостиной, где Сильви часами лежала без малейшего движения.
Катрин вернулась в свою прежнюю школу. С учебой проблем не возникло, если не считать американской истории. Пансион мадам Шарден давал прекрасные знания, и Катрин решила поступить в один из лучших университетов – в Колумбийский, в Рэклиф или Университет Сары Лоренс. Она много занималась, и ей это нравилось. Катрин стала читать книги отца – Фрейда, Юнга, Мелани Клейна, всю классику психоаналитической литературы. Они с отцом, сидя вдвоем за ужином, нередко обсуждали все эти проблемы. Катрин очень полюбила эти вечера наедине с Жакобом, однако она прекрасно понимала, что ее и отца сближает отсутствие Сильви, которое остро ощущалось ими обоими. Больше всего на свете Катрин ценила эту вновь обретенную близость. Она рассказывала Жакобу всякие смешные истории, потому что ей нравилось смотреть, как он улыбается. Что угодно – лишь бы заставить его побыстрее забыть Сильви.
В остальном жизнь Катрин складывалась менее гладко. Она всегда была склонна к одиночеству, подруг, кроме Антонии, не имела, и поэтому сверстницы поглядывали на нее искоса, сплетничали о ее жизни в Швейцарии, о самоубийстве Сильви. Одноклассницы считали Катрин задавакой и воображалой. Она и в самом деле держалась от них в стороне, но вовсе не из пренебрежения – просто у Катрин было мало общего с ее ровесницами. Например, ей было скучно слушать, как Антония рассказывает о свиданиях с мальчиками. Один раз Антония уговорила подругу отправиться вместе с ней на очередную встречу с мальчиками, и это развлечение Катрин совсем не понравилось: сидеть в тесном автомобиле, отталкивать жадные руки и слюнявые губы… Голос Элвиса Пресли оставлял ее совершенно равнодушной, при звуках рок-музыки она не испытывала ни малейшего восторга. Очевидно, воспитание мадам Шарден достигло цели и превратило Катрин, если воспользоваться выражением самой хозяйки пансиона, в «европейскую даму».
Катрин хотелось совсем немногого – читать, рисовать, а главное – добиться того, чтобы отец вел себя с ней так же, как с Матильдой, то есть был весел, беззаботен, остроумен, счастлив.
Шли недели, месяцы. У Катрин возник план. Она переделает квартиру заново, превратит ее в настоящий дом, куда смогут приходить друзья, где будет так же шумно и весело, как в замке у принцессы. Катрин отнеслась к этой затее с присущей ей обстоятельностью: накупила журналов по дизайну, часами гуляла по магазинам, выбирая ткани и обои. Она хотела сама сделать эскизы интерьера, все до конца продумать, а уже потом обрадовать Жакоба.
Катрин обратилась за помощью к Томасу. Теперь они встречались часто, каждую неделю. Вместе ужинали, ходили по театрам, по картинным галереям. Именно Томас во время этих продолжительных прогулок показал своей питомице Нью-Йорк во всем его архитектурном великолепии, научил разбираться в стилях и деталях орнамента.
Однажды, когда они ужинали вдвоем в «Русской чайной», Катрин с энтузиазмом рассказала Томасу о своем плане.
– Вы прямо как Жаклин Кеннеди, – улыбнулся он. – Больше всего заняты обустройством резиденции.
В его словах ей послышался скрытый упрек.
– А что в этом плохого? – ощетинилась она.
– Ну-ну, Шаци, не стоит так быстро обижаться. – Он погладил ее по руке.
Томас мог бы объяснить своей юной подруге, что ему не нравится в этой затее. В середине двадцатого столетия идея домашнего очага приобрела очертания культа. Дом превратился в оазис частной жизни, огороженной от безумствующих толп; там, под сенью родного крова, должны царить покой и добродетель. Над этим раем царит ангел женственности, утешающий мужчин после тягот и невзгод, с которыми они сталкиваются в житейском море.
Томас мог бы объяснить Катрин, что в Соединенных Штатах легенда об идеальном доме и идеальной хозяйке прославляется сотнями журналов и рекламных проспектов, пестуется торговцами, производителями, всевозможными посредниками. Вся эта публика обрела замечательную сторонницу в лице первой леди страны. Жаклин Кеннеди, самый очаровательный из всех ангелов домашнего очага, воцарилась под крышей благоустроенного и наисвятейшего из всех американских домов.
Томас полагал, что Катрин тоже стала жертвой всеобщего безумия. Правда, с некоторым различием. Девочка увлеклась домоустройством не ради супруга, а ради отца.
Но Томас оставил скептицизм при себе, а вслух сказал лишь:
– Прекрасная идея, Шаци. Я, разумеется, с удовольствием вам помогу.
К чему портить старческим брюзжанием юный энтузиазм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108