ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


- Но ведь он же говорил об утопических теориях.
- А что вы о них знаете?
Гриша об утопических учениях знал больше понаслышке. Но что утопия обозначает нечто неисполнимое, в этом он был убежден твердо.
- Когда вы будете выбирать тему для своего реферата, - сказал Оруджиани, - советую вам заинтересоваться теорией Фурье. Могу вам даже порекомендовать для начала работы книжку. Ее сейчас нелегко достать. Печаталась она в пятом году и с тех пор не переиздавалась. Но на Васильевском острове, в библиотеке Семянникова, вы ее получите. Автор Август Бебель, перевод с немецкого. Называется "Шарль Фурье, его жизнь и учение". Спросите эту книжку у библиотекарши Надежды Кондратьевны.
- Сослаться на вас? - понижая голос, спросил Шумов.
- Книга издана по всем правилам, - усмехнулся грузин, - с разрешения правительственной цензуры. Не надо на меня ссылаться. Однако вот и Тучков мост. - Оруджиани приостановился. - Как вы думаете: пожалуй, не за горами и ледостав?
- Не знаю. Возможно.
Грише сейчас было не до ледостава.
Грузин посмотрел на него пристально:
- Скоро и зима... За городом сейчас, ух, как холодно! Где-нибудь в Озерках, например... Кстати, имеете вы представление об этой местности?
- Нет. Не имею. - Гриша был неприятно озадачен таким поворотом разговора. Давно ему не приходилось говорить "по душам": не с кем было. Наконец как будто представился случай - и пожалуйте: ледостав... Озерки...
- В ноябре там, среди пустых, заколоченных дач, осенний ветер свистит. Безлюдье кругом. Я - про Озерки.
- Да, я понимаю, что вы - про Озерки, - недовольно отозвался Гриша.
Грузин посмотрел на него еще пристальней и отвернулся, словно разочарованный. Потом спросил:
- Ну как? Удовлетворены вы разговором?
- Нет.
- Задавайте вопросы. Постараюсь ответить.
- Вопросы... Какие же вопросы? Мне тоже не понравились у Юрия Михайловича такие выражения, как "аристократы духа", "развенчанная мечта"... Но разве этого достаточно, чтоб уж так безоговорочно...
- Нет. Этого недостаточно. Да ведь тут нужен долгий разговор...
- Ваше время истекло?
- Опять обиделся! Какой вы молодой! - Оруджиани, смеясь, обнял Гришу за талию: - Пройдемся еще немного.
Они повернули от Тучкова моста и снова пошли вдоль набережной.
- Вам самому надо повнимательней оглядываться кругом. Присматриваться. Не полагайтесь на чужие мнения. Не полагайтесь и на мои слова; проверьте их сами - на своем опыте. Что я еще могу сказать о Юрии Михайловиче? Он называет себя "искателем". Искать, сомневаться, отвергать найденное и вновь искать! Что и говорить, звучит заманчиво, отдает этаким свободомыслием, независимостью... Красивая одежда для прикрытия неверия. Он, видите ли, все познал, все изведал - и все отверг. Впрочем, нет, не все! Ни хорошего обеда, ни костюма от дорогого портного он не отвергает... Ну, я начинаю злиться, а это, конечно, лишнее. Короче: вглядитесь-ка сами, вслушайтесь - на семинаре, - найдет ли профессор у того же Фурье хоть крупицу знания, нужного людям, крупицу, которая вошла впоследствии в науку, открывшую законы общественного развития?
Помолчав, он продолжал уже более спокойным тоном:
- Эти крупицы приходится искать нам самим, без содействия профессора. Вернее - при его противодействии. Подумайте-ка над этим хорошенько. А книгу Августа Бебеля обязательно прочтите!
- Обязательно!
Прощаясь с Оруджиани, Гриша не выдержал.
- Вы большевик? - спросил он негромко.
- Милый друг, - ответил грузин самым беззаботным тоном, - разве вы не знаете, что принадлежность к революционной партии несовместима со званием студента императорского университета?
14
Профессор Никишин принес на лекцию, как всегда, стопу журналов "Финансист", положил ее на край кафедры, вытер носовым платком усы - и сразу же словно ринулся в бой.
Последние сведения! Их, конечно, еще нет в газетах. Теперь-то можно сказать с полной уверенностью - Германия накануне краха, от которого ей никогда уже не оправиться.
Прежде всего: немцы, всегда кичившиеся тем, что у них населения на двадцать миллионов больше, чем во Франции, столкнулись с катастрофической убылью будущих солдат.
- Я подчеркиваю: будущих! Речь сейчас идет не о потерях немцев на фронте - эти потери, конечно, огромны и, вероятно, непоправимы, - я говорю о будущем Германии. О ее детях. В фатерланде, где матери хронически голодают, младенцы рождаются с пораженными рахитом кривыми ногами, с огромными животами, которые ха-ха-ха, не набьешь жирами, добытыми из полевых жуков! Новое поколение тевтонов появляется на свет вялым, бессильным, выродившимся, - где же через двадцать лет взять пополнение для армии? Когда в этой войне немцы потерпят поражение - а это неизбежно, - ни в одной тевтонской голове, сохранившей хоть каплю здравого смысла, не возникнет больше дум о реванше. Ну, в здравом-то смысле немцам отказать нельзя. Им придется примириться с тем, что промышленность их будет сметена с лица земли, а на месте их фабрик и заводов землепашцы посеют пшеницу. Пшеница и мармелад - вот что им нужно вместо стали и угля! Сталью не поправишь хрупких костей нового поколения... Дети в Германии родятся обреченными на туберкулез, они появляются на свет без ногтей. Вы послушайте только!
И тут произошло нечто неожиданное.
- Довольно! - раздался возглас из глубины аудитории. - Мы не хотим слушать фельетоны из бульварной прессы!
Профессор сперва не понял: почему вдруг кричат? Он привычным жестом достал платок, вытер им рот... и даже как будто хотел продолжать.
- Позор! - закричал не помня себя Шумов. - Позор - говорить такие вещи!
- Долой шовинизм! - К самой кафедре выскочил маленький рыжеватый студент, которого Гриша не встречал раньше в университете. - Долой, долой!
- Вы успешнее играете на бирже, чем...
Гриша узнал голос Оруджиани, сразу же потонувший в оглушительном шуме.
Далеко не все студенты принимали участие в этой обструкции. Многие, вскочив с мест, стояли растерянные, молча.
А крики не умолкали. Все время нарастая, они неслись, казалось, со всех сторон.
Никишин начал медленно бледнеть. Он постоял еще некоторое время на кафедре, пережидая. Потом собрал какие-то листки... И, побледнев еще больше, став белым как мел, выбежал из аудитории.
- А дальше что? - отыскав в толпе Оруджиани, спросил Гриша.
Он и в самом деле не знал, что дальше делать. Что-то уж очень быстро все произошло. Прямо-таки молниеносно.
- Дальше? - переспросил грузин. - Дальше, во всяком случае, хуже не будет. Я думаю, что лекций Никишина мы больше не услышим. А пока что пойдемте-ка отсюда. Так лучше. Вы незнакомы?
Стоявший рядом с Оруджиани рослый студент - тот самый, что спорил когда-то о филере, - крепко пожал Гришину руку.
Они стали спускаться втроем по лестнице в швейцарскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89