ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Анвар сидел на кровати в гостиной, хотя обычно он спит на другой кровати и в другом месте. На нем была поношенная, чуть ли не заплесневелая, куртка от пижамы, а ногти на ногах, как я заметил, сильно напоминали орехи кешью. Рот его был почему-то открыт, и он тяжело дышал, как будто долго бежал за автобусом. Он был небрит и сильно похудел с тех пор, как я его в последний раз видел. Сухие губы потрескались. Кожа пожелтела, глаза запали, вокруг них образовались синяки. Рядом с кроватью стоял грязный, ржавый горшок, полный мочи. Я никогда не видел умирающих, но был уверен, что Анвару недолго осталось. Он смотрел на мой дымящийся кебаб так, будто это был инструмент для пыток. Я стал ускоренно жевать, чтобы от него избавиться.
- Почему ты не сказала, что он нездоров? - шепотом спросил я Джамилу.
Но я видел, что дело здесь не просто в болезни, потому что к жалости в её глазах подмешивалась изрядная доля гнева. Она смотрела на своего старика, но он избегал встречаться с ней взглядом, и ко мне не обернулся, когда я вошел. А глядел он, как всегда, прямо перед собой, в экран телевизора, правда, телевизор был выключен.
- Он не болен, - сказала она.
- Не болен? - Тогда я сказал Анвару: - Здравствуйте, дядя Анвар. Как дела, босс?
Голос у него изменился, стал тонкий и слабый.
- Убери этот чертов кебаб от моего носа, - сказал он. - И эту чертову девчонку забери.
Джамила тронула меня за руку.
- Смотри.
Она присела на край кровати и склонилась к нему.
- Пожалуйста, прошу тебя, прекрати.
- Отстань! - рявкнул он. - Ты мне не дочь. Я не знаю, кто ты такая!
- Ради бога, перестань! Вот Карим, который тебя любит...
- Да, да! - сказал я.
- Он принес тебе замечательно вкусный кебаб!
- Чего ж он тогда его сам лопает? - резонно спросил Анвар.
Она выхватила у меня кебаб и помахала им перед папиным лицом. От этой процедуры из моего бедного кебаба на кровать посыпались кусочки мяса, чили и лука. Анвар не обратил на это внимания.
- Что тут происходит? - спросил я Джамилу.
- Только погляди на него, Карим, он не ест и не пьет уже восемь дней! Он умрет, Карим, умрет, если не будет есть!
- Да. Так и помереть недолго, босс, если не будете есть как все.
- Не буду. И помру. Если Ганди одной только голодовкой освободил Индию от англичан, я таким же макаром сумею добиться повиновения в собственной семье.
- Что вы от неё хотите?
- Чтобы она вышла замуж за мальчика, которого мы с моим братом для неё выбрали.
- Но это дико и старомодно, дядя, - объяснял я. - Так давным-давно никто не поступает. Замуж выходят по любви, если вообще выходят.
Но подобные представления о современных нравах были далеки от его собственных.
- Мы живет по другим законам. И на том стоим. Она должна делать то, что я велю, или я умру. Она меня убьет.
Джамила шарахнула кулаком по кровати.
- Это так глупо! Такая пустая трата времени и жизни!
Анвар был непоколебим. Я всегда любил его за легкое отношение ко всему на свете; он не делал из мухи слона, как мои родители. И вдруг развести такую бодягу из-за дочкиного замужества - до меня это не доходило. Было, конечно, грустно видеть, что он с собой делает. Я не понимал, как можно такое творить, пустить насмарку свою и чужие жизни, как сделал это папа, связавшись с Евой, не понимал срывов Теда, не понимал этой дурацкой голодовки дяди Анвара. Как будто некие внешние обстоятельства помутили им разум; они жили в мире иллюзий.
Меня просто трясло от безрассудства Анвара, надо вам сказать. Я все качал и качал головой, не мог остановиться. Он укрылся в замкнутом пространстве, куда не было доступа ни здравому смыслу, ни убеждениям, ни доказательствам. Даже такие доводы, как счастье - я имею в виду счастье Джамилы, - которые зачастую лежат в основе любого решения, - здесь были бессильны. Мне, как и ей, захотелось выразить свои чувства действием. Видимо, это единственное, что нам оставалось.
Я в ярости лягнул горшок Анвара, и волна мочи окатила свесившуюся до пола простыню. Он не пошевелился. Мы с Джамилой вышли из комнаты. Пусть поспит в собственной моче. Я представил, как позже он поднесет этот конец простыни к носу, ко рту. Разве не был он всегда добр ко мне, мой дядя Анвар? Всегда принимал меня таким, какой я есть, никогда не оговаривал. Я ринулся в ванную комнату, схватил мокрую тряпку, вернулся и тер простыню, пока не убедился, что она больше не воняет. С моей стороны было глупо настолько возненавидеть его неблагоразумие, чтобы облить мочой кровать. Но, отжимая простыню, я сообразил, что он даже не понимает, зачем я ползаю около него на коленях.
Джамила вышла ко мне, когда я отстегивал велосипед.
- Что ты теперь будешь делать, Джемми?
- Понятия не имею. А ты что предлагаешь?
- Я тоже не знаю.
- Ну вот!
- Но я подумаю, - сказал я. - Обещаю до чего-нибудь додуматься.
- Спасибо.
И она бозо всякого стеснения заплакала, не прикрывая лица и не пытаясь остановиться. Обычно я смущаюсь, когда девчонки ревут. Иногда нестерпимо хочется ударить их за это. Но Джамила действительно крепко вляпалась. Мы простояли у входа в "Райские Кущи", наверное, с полчаса, просто держа друг друга за руки и думая о будущем, - каждый о своем.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Я любил пить чай и любил кататься на велосипеде. Садился на велик и ехал в чайный магазин на Хай-стрит посмотреть, какие у них продаются смеси. У меня в спальне громоздились бесчисленные коробки с чаем, и я бывал счастлив, когда удавалось раздобыть новые сорта, из которых можно получить оригинальные комбинации в заварном чайнике. Мне полагалось вовсю готовиться к проверочным по истории, английскому и политике. Но я знал, что все равно завалю их. Голова была занята другим. Иногда я принимал наркотики маленькие синие таблетки, чтобы взбодриться, но они нагоняли на меня тоску, от них сжимались яички, и казалось, вот-вот начнется сердечный приступ. Так что обычно я всю ночь распивал ароматный чай и слушал записи. Мне нравились немелодичные: "Кинг Кримсон", "Софт Мэшин", "Кептейн Бифхарт", Фрэнк Заппа и "Уайлд Мэн Фишер". Почти любую музыку можно было запросто достать в магазинах на Хай-стрит.
Этими ночами, когда все вокруг затихало, - большинство соседей укладываются спать в половине одиннадцатого, - я погружался в иной мир. Я читал статьи Нормана Мейлера о писателе с неукротимой энергией, который постоянно подвергался опасности, был в сопротивлении и попадал в тюрьму за политические убеждения. Это были приключения, происходившие не в далеком прошлом, а здесь и сейчас. Я купил с рук дешевый черно-белый телевизор, нагреваясь, он испускал ароматы жира и рыбы, - но поздними вечерами я слушал передачи из самой Калифорнии. В Европе группы террористов взрывали капиталистические объекты; в Лондоне психологи советовали жить в соответствии с собственными убеждениями, а не так, как велит тебе семья, иначе сойдешь с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37