- Не унывай, мы тебя не обидим, - успокоил я плачущего великана и погладил по боку. От кита пахнуло неимоверным жаром. - Охо-хо, он еще, чего доброго, умрет от перегрева, - поделился я с Чюпкусом беспокойством, но этот дурачина не поверил и принялся зло лаять на меня. - Да, да, дорогой приятель. Пора бы знать, что киты привыкли плавать в очень холодных водах. Он столько тепла вырабатывает, что воздух не может его охладить. Если кита выбрасывает на берег, ему грозит смерть от жара, ясно? И чаем с малиной тут не поможешь. Ему нужна холодная ванна со льдом. Понятно тебе, бестолочь, или нет?
Я видел, что и эти слова не подействовали на Чюпкуса. Но когда кит разинул свою пасть - широкую, как ворота, и когда Чюпкус, этот дурень собачий, услышал удары его сердца - будто кувалда в полтонны весом, не меньше, бухала, а кровь шумела громче бурной реки, он мигом заткнулся, перестал лаять и попятился подальше от великана.
Пока обежал я вокруг кита, семь потов сошло, а мысли доброй в голову не пришло. Как тут быть, что мне с ним делать? Мяса-то - этакая глыбища! Ни с места сдвинуть, ни в воду столкнуть - один плавник не меньше тридцати пудов потянет.
В конце концов: если уж киту суждено погибнуть, пусть первым подохнет это зеленое страшилище, что застряло у него в глотке и не дает свободно дышать.
Быстренько приспособил я к ружью гарпун, к гарпуну привязал прочную веревку, свитую из медвежьих жил, второй конец прикрепил к нашему ледяному дому, прицелился и выстрелил. Гарпун - фью-ють! - угодил зеленому чудищу прямехонько в голову. Ухватился я за веревку, стал тянуть страшилище из китового горла.
Но оказалось это лишнее. Не успел я прикоснуться к веревке, как гарпун пружиной выскочил обратно, а в глотке кита раздался пронзительный свист. Зеленое чудище стало на глазах уменьшаться, съеживаться, опадать. А через минуту кит без всяких усилий выплюнул зеленую оболочку, набрал полные легкие воздуха и так сильно ударил хвостом по льдине, что она раскололась надвое. Кит грянулся в расщелину, выбросил два мощных фонтана воды и нырнул вглубь. А когда вынырнул, был уже почти за полкилометра от нас.
Хохотали мы с Чюпкусом, даже прослезились от смеха, так потешно прыгала и радовалась эта трехтысячепудовая гора мяса.
Насмеявшись, нарадовавшись и забыв про свои невзгоды, пошли мы с Чюпкусом посмотреть, что же выплюнул кит. Оказалось, обыкновенная резиновая надувная лягушка. С такими ребятишки купаются в Паланге. Ужасно разозлился Чюпкус, стал рвать ее зубами. Я ему запретил.
- Чем виновата резиновая глупыня? - сказал я ему. - А вот несмышленым пиратам, которые оставляют в море такие игрушки, надо бы всыпать по мягкому месту. Кита чуть не уморили. А что уж говорить о мелкой рыбешке?
Ужас!
- Парни, скажите по совести - умный я или дурак?
- Полезай под стол, скажем!
ГОРЯЩЕЕ МОРЕ
Все дальше на юг уносили морские течения нашу льдину, виды один краше другого радовали глаз и согревали душу. Цвет моря менялся ежечасно. Вода становилась то зеленой, то синей, то вдруг ярко-оранжевой. Вокруг нашего ледяного острова все еще плавал тот самый голубой кит, который чуть не погиб от перегрева. Он согревал нас фонтанами теплой воды. Кит резвился, радуясь свободе, а мы с Чюпкусом замирали от страха, как бы он снова не проглотил какую-нибудь выброшенную в море ненужную вещь. А это могло случиться, ведь пока мы плыли на юг, менялся не только цвет моря. Ветер все чаще прибивал к краю нашей льдины всевозможные обломки, пустые бутылки, ящики, бревна, палки и разные прочие следы человеческой беспечности.
Теперь представьте себе: среди всего этого хаоса обломков и обрывков весело плещется кит, улыбается нам, своим спасителям, во весь свой ротище, а он у кита пошире ворот. Ужас! Вообразите, сколько всякой грязи он может проглотить за одну минуту, самый искусный хирург, даже с помощью бульдозера, не в состоянии будет очистить ему желудок.
Не мог я смотреть на все это, зажмурился и зарылся с головой в медвежью шкуру. А когда проголодался, не выдержал, глянул одним глазом через дырку в шкуре и увидел, что ветер утих, волна спала, мусору поубавилось, а море окрасилось в чудесный пурпурный цвет. Разобрало меня любопытство, подошел я к краю льдины и поразился: вокруг полным-полно красной икры плавает.
Какое издевательство! Прямо-таки насмешка какая-то: мы голодные как волки, хлеба ни крошки, масла ни капли, а икры - хоть ведром черпай!
Схватил я сачок и стал икру на льдину выгребать. Гребу-вычерпываю, дрожу на ветру, а куча все не увеличивается, расползаются икринки во все стороны, как разогретый холодец, и уходят обратно в море...
Пригляделся - батюшки! да они живые! Ползают. Поднес я горсть икринок к самому глазу и вижу: это вовсе никакая не икра, а маленькие красные рачки...
- Тьфу ты! - громко плюнул я с досады и пожаловался Чюпкусу: - Кому раки, кому омары, а мне так борщ больше по вкусу!
Чюпкус в ответ только заскулил и облизнулся.
А ночью что творилось! Оказывается, эти рачки фосфорные были, как стемнело, засветились, будто кто поджег. Засверкало все море. Такого я еще в жизни своей не видывал. Темно вокруг, небо черное, на нем мерцают редкие замерзшие звездочки, а мы плывем по сверкающему серебру. По морской серебряной глади таинственными кораблями движутся киты, а над ними вздымаются к небу огромные фонтаны, светятся, как неоновые лампы. Кажется, будто под ногами огнем горит пучина, а вдаль, сколько глаз хватает, растекаются струи расплавленного серебра, золота и бриллиантов.
Стоял я пораженный. Потом стукнул ружьем об лед и сказал:
- Пусть меня кроты загрызут, если я хоть когда-нибудь без нужды выстрелю в зверя! Вот ведь крохотное, меньше блохи, созданьице, а сколько человеку радости доставляет. Так что уж говорить о зайце или рогатом лосе!
Чюпкус меня не понял. Он боялся неонового свечения и свирепо лаял на всю эту красоту. А я, забыв обо всем, даже о сне, любовался чудесным заревом.
Как в сказке!
И вдруг из этого светящегося сказочным светом моря вынырнула черная голова с двумя белыми клыками. Пара сверкающих глаз вонзилась прямо в меня. Зверюга фыркнул в белые усы, принюхался, мотнул головой и с размаху всадил клыки в край льдины. Потом, кряхтя и тяжело отдуваясь, стал взбираться к нам в гости.
У Чюпкуса шерсть встала дыбом, он залился лаем. Я кинулся искать ружье, но было поздно. Огромный морж стоял между мною и ружьем и, не спуская с меня глаз, медленно приближался.
"Погиб, - мелькнуло в мыслях. - И как раз в такую минуту, когда вокруг невообразимая красота. Долбанет клычищами такой атлет в весе слона, только мокрое место от меня останется. Что делать?"
Пячусь задом и стараюсь вовсю - кричу, рычу, визжу по-поросячьи, ногами топаю, на четвереньки становлюсь, шиплю по-кошачьи, по-всякому пытаюсь напугать эту тяжеловесную бестию, а он блестящей шкурой передергивает и плавниками, как ногами, по льду перебирает - чап!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35