ведь доходят последние секунды старого и начинается что-то новое, ужасное и позорное. Мы готовы идти солдатами в иностранные легионы; мы готовы на все, но нам нужна помощь и прием; пусть в Хапаранде, на Кавказе, в Японии устроят такие пункты, куда мы можем явиться, и мы рискнем на все, чтобы туда попасть и там продолжать бороться и за Россию, и за союзное дело.
До ужаса трагично сейчас положение Духонина, на которого перелагается выполнение предложения мирных переговоров; петроградские жулики понимают, что с ними не станет разговаривать ни Вильгельм, ни Карл и их правительства; поэтому они и прибегают к небывалому еще приему начала мирных переговоров через Верховного Главнокомандующего; тут адская мефистофелевская смесь гарантий для себя на будущее время, сваливания грязного и позорного дела на своих естественных противников и шанс при неповиновении сразу разделаться с опасной и остававшейся до сих пор незыблемой инстанцией старого порядка.
Одурь берет при виде той отвратительной трясины, в которую гонят Россию, трясины безысходной и смертельной. Теперь, ведь, уже и союзники бессильны помочь.
Большевики сообщают о захвате ими Пуришкевича с какими-то важными документами; воображаю, какую контрреволюцию они разведут по этому поводу; ведь, им надо все время пугать массы призраком реакции и возвращения "старого прижима".
Решительность и прямолинейность большевиков поразительны; поистине у них цель оправдывает средства. Сегодня в Известиях С. и Р. Депутатов помещен декрет военно-революционного штаба, коим вся ответственность за продолжение внутренней борьбы возлагается на имущие классы и объявляется, "что богатые классы и их приспешники будут лишены права получать продукты, a все запасы у них будут реквизированы, а имущество конфисковано".
Первая статья, лишающая права на продукты для питания, равняется огульным присуждениям всех к голодной смерти, ибо вся страна быстрым темпом несется к общей голодовке.
К надзору и сыску за богатыми и к применению к ним вышеуказанных мер призываются все рабочие, солдаты и крестьяне. Этим в массы бросаются такие воспламеняющие лозунги, при применении которых жизнь должна стать сплошным ужасом, ибо все, что вне большевизма, отдано на разграбление всей хулиганщине.
Не пришлось бы в скором времени и нашим союзничкам испить такую же смертную чашу; провозглашенные большевиками лозунги так аппетитны, что против них может не устоять западноевропейский пролетариат; средства же противодействия требованиям толп всюду достаточно поослабли.
9 Ноября.
Духонин удален от должности с провокаторским обвинением в совершении великого преступления перед трудящимися всего Mиpa. Это очень искусный ход, чтобы безвозвратно оторвать солдатские массы от последних остатков старого порядка и подчеркнуть, что их спасение только в поддержке власти большевиков.
Верховным Главнокомандующим назначен прапорщик Крыленко, известный по 1905 году товарищ Абрам; он сын мелкого чиновника в г. Люблине, физический и нравственный урод; был учителем в городской школе и, будучи сыном крещенного еврея, отличался жестокостью гонения бедных еврейских детей (эти данные даны мне чинами 18 дивизии, стоявшей в Люблине и до сих пор числящей в своих списках этого прапорщика).
Это назначение является вершиной позора, до которого дошла русская армия. Несомненно, что в лице большевиков Россия получила такую власть, которая ни перед чем не остановится.
Назначение Главковерхом Керенского было уже достаточно позорно, но то, что случилось сегодня, превосходить все границы. Я послал командарму рапорт, что при слагающейся обстановке считаю для себя позорным оставаться на занимаемой должности, но не желая нарушать установленных законов, оставляю должность на правах эвакуации, и передаю командование корпусом инспектору артиллерии генералу Власьеву.
Первым распоряжением нового Главковерха или, как ею сразу наименовали, Верхопрапа было радио, приказывавшее "каждому полку самостоятельно заключить на своем участке перемирие". В этом распоряжении вылилось все военное, политическое и умственное убожество этого ублюдка российской действительности.
У него не хватило мозгов, чтобы понять, что по ту сторону фронта стоить настоящая армия и что на подобное предложение оттуда даже и не ответят.
Из сообщения Ставки выяснилось, что Духонин даже не отказался прямо начать мирные переговоры, а только запросил, какими путями можно осуществить присланное ему распоряжение, так как ему известно, что на подобное заявление, обращенное полторы недели тому назад к союзникам и к врагам со стороны "Правительства", никакого ответа не последовало.
Опять приезжали французы; из разговоров с ними убедился, что союзники совершенно не понимают того ужасного состояния, в котором находятся и армия, и вся страна. Французский майор из состава военной миссии разливался на тему, что они не имеют права вмешиваться в наши внутренние дела из чувства деликатности, и что они глубоко уверены в том, что то, что сейчас у нас происходить, это лишь временное явление, так как несомненно, что Россия скоро опомнится, и наши солдаты поймут недопустимость сепаратного мира.
По обстановке было совершенно бесполезно говорить этому слепому, глухому и, очевидно, очень легкомысленному представителю французской армии, как глубоко и безнадежно он ошибается, да я и не вправе пускаться в такие откровенности. Сказать все это давно и сказать громко, резко, ничего не скрывая, должна была Ставка, к, если не хотел Керенский, то обязаны были сделать начальник его Штаба и Главнокомандующие фронтами (так же точно, как они обязаны были в конце 1916 года сказать всю правду Государю и не морочить его уверениями в полном спокойствии и верноподданности). Но неспособные сказать правду своему Царю, они не сумели развязать своих языков и тогда, когда каждый день и час грозно кричал о том, куда катится их страна и руководимые ими армии.
Все утро провел в корпусном комитете при многолюдном участии представителей от всех частей, "защищая" разработанный мной проект последовательной смены дивизий на боевых участках, на началах абсолютной справедливости; все было изложено так ясно, что все комитеты приняли его единогласно и обещали привести его в исполнение.
Но ни у комитетов, ни у сидевшего тут же корпусного комиссара нет никаких средств заставить полки выполнить эту схему в том случае, если какой либо из полков закинется и не захочет повиноваться.
В радио Крыленки о немедленном заключении перемирия имеется пункт, приказывающий арестовать всех генералов; однако, этот пункт до сих пор не выполнен.
Радио и декреты сыпятся, как из мешка;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108