К прилету на Центральный аэродром, в Москве водитель из ГОНа красноносый "дядя Саша" (Турчанинов, хорошо закладывавший за воротник, как и Хрущев, которого он возил) подавал тот самый парадно-выездной "паккард". Я садился за руль и обслуживал Жукова все время пребывания в Москве. По маршрутам, которые я, наверное, мог проехать и с закрытыми глазами, - Кремль, Генштаб, квартира, дача в Сосновке. Туда и обратно. При отлете я привозил маршала на аэродром и забирался в жуковский самолет. "Паккард" "дядя Саша" отгонял в ГОН. Так продолжалось вплоть до Победы и первое время после нее.
Трагическое и комическое на войне рядом соседствуют. Георгий Константинович двигал миллионные армии, по его велению взлетали тучи самолетов, шли в бой тысячи танков. Ко времени Курской битвы нам, занимавшим самый удобный и высокий, если угодно, наблюдательный пункт, было видно, что Красная Армия превратилась в безупречный боевой механизм. Нагло лгут те, кто утверждает, что в войну страна-де бездумно расточала жизни своих сыновей. Да, в 1941-1942 годах много раз мне доводилось видеть напрасно погибших бойцов и командиров. После Сталинграда - никогда. Во всяком случае, в поле нашего зрения, там, где был Г. К. Жуков.
Н. Я.: Простите, а что вы имеете в виду под "комическим"?
А. Б.: Георгий Константинович в личных отношениях, допустим со мной, всего-навсего водителем, был таков, как будто он повелевал армией. Он просто не понимал, что человек не часовой механизм, сбои в работе автомобильного мотора скорее правило, а не исключение. Если же он имел дело с офицером, то тогда ожидал от него чудес. Офицерские погоны в глазах маршала отделяли их обладателя от остальных, простых смертных. Нет ни малейшего сомнения в том, что высокая требовательность во всем и ко всем, включая самого себя, секрет успеха Жуковского руководства. Но, ей-Богу, было смешно, когда он со свирепым видом распекал кого-нибудь за пустяк, виновный должен был чувствовать себя по крайней мере отъявленным государственным преступником. Это было смешно, грубо говоря, Георгий Константинович был готов стрелять из пушки по воробьям. И забывал при этом, что орлы (каким, конечно, он был) не питаются мухами. Все это мелочи по сравнению с делом, которое он творил.
С конца марта до начала июля Г. К. Жуков почти все время провел в районе Курской дуги. Мне, конечно, не были известны замыслы Верховного Главнокомандования, но по масштабам приготовлений было очевидно - грядет битва неслыханной свирепости. Волей-неволей я был свидетелем бесконечных наставлений Жукова командирам частей и соединений. Весной и летом он часто работал в поле. Чтобы не терять времени, мы подъезжали вплотную к тем местам, откуда, например, просматривалась глубина вражеской обороны, и генералы проводили рекогносцировки. Естественно четкий и ясный командирский голос Жукова был слышен далеко, во всяком случае, мы, водители, слышали.
Это не следует понимать так, что Жуков делал достоянием посторонних, к каким относилось и его ближайшее окружение, оперативные планы. Они обсуждались в штабах за закрытыми дверями в условиях максимальной секретности. Даже у меня в машине, когда маршал брал с собой того или иного генерала - в эти месяцы чаще всего с ним ездил К. К. Рокоссовский, - они вели разговоры на ничего не значащие или отвлеченные темы. Все равно нельзя было не видеть и даже не чувствовать - Георгий Константинович жил в страшном напряжении. Но в отличие от битвы под Москвой почти никогда не выходил из рамок.
Он на каждом шагу подчеркивал важность строжайшего сохранения военной тайны. Как-то он приехал "к Манагарову" в 53-ю армию. Прослышав, что приедет Жуков, у въезда на НП армии вертелся командующий Степным фронтом Конев. Когда мы подъехали на двух "виллисах" к шлагбауму, одуревший от жары и езды Минюк неожиданно гаркнул часовому:
"Подымай! Маршал Жуков едет!" Красноармеец у шлагбаума, однако, потребовал предъявить удостоверение. На глазах группы встречающих Жуков молча протянул документ. Солдат не только прочитал его, но и отвернул ворот кожаной куртки Жукова. Увидев маршальский погон, пропустил. Жуков громко поблагодарил за службу и, сняв с руки часы, подарил часовому.
Если чем и запечатлелось в памяти Курское побоище - думаю, так точнее называть полдень Великой Отечественной, а не Курская битва, - так это земляные работы в поле. По всему фронту и тылу на сотни километров на восток каждый день мелькали лопаты, подальше от фронта ревели экскаваторы, вывозили и привозили грунт. Натужно хрипели изношенные двигатели грузовиков, доставлявших бревна, мотки колючей проволоки, бетонные и стальные конструкции. Муравейник! Во внешне беспорядочном движении был свой порядок, проникнуть в который постороннему было не дано - строительство укреплений тщательно маскировалось. Доступны для обозрения ложные аэродромы, ложные артиллерийские позиции, скопления макетов танков и прочее.
День за днем, неделя за неделей Жуков объезжал Курский выступ. Он вникал в мельчайшие детали строительства укреплений, установки заграждений. На моих глазах Георгий Константинович здорово озадачил саперов, предложив минировать местность шагах в пятидесяти от окопов и между ними. Я не специалист в этих делах, но так и непонятно, почему саперы сначала упирались. Потом, когда немцев отбили, Жуков снова объезжал некоторые из тех же районов, сильно изменившихся, обгоревшая земля, везде памятники прозорливости маршала: выгоревшие коробки немецких танков, прорвавших было наш передний край и нашедших гибель на минных полях в глубине обороны.
Когда заревели тысячи орудий и началось Курское побоище, Жуков как бы отошел от дел. Маршала было не узнать - он выглядел сторонним наблюдателем происходившего на Центральном фронте, где 5 июля его застигло начало немецкого наступления. Наверное, впечатление было обманчивым, Жуков, несомненно, вмешался бы, если его как представителя Ставки не устроило что-либо в действиях фронта Рокоссовского. Сражение, однако, развивалось как задумано, что было более чем достаточной компенсацией маршалу за многотрудные месяцы подготовки.
Поведение Жукова резко изменилось, когда после благополучного фронта Рокоссовского мы перебрались севернее, на сопредельный Брянский фронт. Два дня он объезжал войска, изготовившиеся к наступлению, а 11 июля лазил по-пластунски с биноклем по передовой, проверяя правильность выбора местности для наступления танкового корпуса. Немцы заметили и открыли беглый минометный огонь. Жуков оказался на волосок от гибели. Потом Бедов хвастался, что спас-де Жукова, прикрыв его своим телом. Глупость это. Как в таком случае уцелел живой щит, каким изобразил себя Бедов. Свидетели, ребята из охраны, с безмерным восхищением рассказывали, что маршала спасла сноровка, сделавшая бы честь младшему командиру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78