Эмгэбэшник счел ниже своего сиволапого чекистского достоинства распивать чаи с грубыми шоферюгами. Дал маху бдительный из бдительных! Отведав "чаек", он бы получил возможность результативно поработать, затеять громкое дело о "пьянстве". Думаю, что и Серов в стороне не остался, очень он был похож по повадкам на Бедова. Когда за чекистом закрылась дверь, мы чуть не лопнули от смеха. Исполнилось мне в тот день 28 лет. Как давно это было!
В Гнезно немцы оставили на станции массу эшелонов. Мы с водителем генерала Малинина съездили туда и на складе СС набрали тюк форменной одежды эсэсовцев. Приехали к себе и раздали ребятам. Добротные черные мундиры пригодились как просторные спецовки лазать под машинами. Пошитые на упитанных палачей, они легко надевались поверх наших суконных гимнастерок и брюк, а черный цвет был именно то, что нам требовалось. Масло и грязь не так были видны.
Н. Я.: А как складывались отношения с местным населением? Вас, наверное, приветствовали как освободителей?
А. Б.: Конечно, приветствовали, когда население получало из рук Красной Армии немецкое имущество. Впрочем, часто не дожидалось, пока дадут, а хватало все, что плохо лежало. На той же станции Гнезно мы добыли эсэсовские мундиры только потому, что склад находился под крепкой охраной наших войск. А вокруг слонялись самые подозрительные фигуры с алчным блеском в глазах. Удивляло и обилие мужской молодежи призывного возраста, пересиживавшей войну. Пусть Иван воюет.
Поражало и то, что мы почти не видели читающих поляков ("Что они, враги слова печатного?" - как-то недоуменно вырвалось у Георгия Константиновича), да и книг нам почти не попадалось ни в пустых немецких домах, ни в жилищах местных жителей. Мы пришли в обывательскую Европу носителями высшей культуры, в которой превыше всего ценились знания. В Польше, насколько мы могли судить, молились мелочной торговле. На каждом шагу натыкались на торгашей, что-то продававших, менявших и по этому случаю пытавшихся вступать в контакт с нами нельзя ли хоть чем-нибудь поживиться у Красной Армии. Торгашеский дух пронизывал всю страну.
Чем дальше мы шли по Польше, тем лучше понимали и другое - Красная Армия вскрыла тыл немецкого Восточного фронта, питавшего вермахт в войне против нас. Приняв за чистую монету разговоры чуть ли не о любви местного населения к нам, мы на первых порах торопились улыбаться, протягивать руки и прочее. Прием обычно был холодноватый. Как-то с приятелем мы проезжали на "виллисе" по улице Гнезно и услышали громкую музыку, доносившуюся из большого дома. Остановились, вошли. В зале отплясывала польская молодежь. Но потанцевать нам не удалось, барышни жались, глядели на нас как на зверей.
Обидно было даже не это, а то, что, пройдя тысячи километров по нашей сожженной и разрушенной войной Родине, мы попали в мир, проживший эти годы, может быть, и не в роскоши, но в относительной сытости. Опрятные города, упитанные деревни, прилично одетая публика. Могу поручиться: удивляло все это Георгия Константиновича и было чуждо ему, как и шепелявая речь, слышавшаяся на улицах, когда нам приходилось неторопливо проезжать через населенные пункты. Нет, не встречали нас в Польше хлебом-солью, да мы и не просили. Обходились своим.
Н. Я.: А мы торопились сунуть хлебные караваи в разинутые по уши рты европейцев, подуставших работать на нацистскую Германию. Едва освободили Прагу, как 26 сентября 1944 года для жителей этого предместья Варшавы из запасов Красной, Армии передали 10 тысяч тонн муки. 27 января 1945 года ТАСС оповестил: "в знак дружбы с польским народом" советские республики безвозмездно передают для населения Варшавы 60 тысяч тонн хлеба, в том числе: Украина - 15, Белоруссия - 10, Литва - 5, РСФСР - 30 тысяч тонн. Через два дня командование 1-го Белорусского во главе с Г. К. Жуковым докладывает Сталину о выполнении его "приказа" - "мощным ударом" разгромить немецкую группировку и "стремительно выйти к линии польско-германской границы", то есть существовавшей до сентября 1939 года. В документе любезная адресату - Сталину - марксистская риторика сочеталась с реальной оценкой положения "вызволенных из фашистской неволи наших братьев поляков", точнее, Польши в довоенных границах. "Стремительное продвижение войск (400 километров за 17 дней. - Н.Я.) воспрепятствовало гитлеровцам разрушить города и промышленные предприятия, железные и шоссейные дороги, не дало им возможности угнать и истребить польское население, вывезти скот и продовольствие". Разумеется, немцы разрушили Варшаву, но остальная Польша цела. "Рабочие и служащие фабрик и заводов на месте и готовы приступить к работе... Польский народ, освободившись с помощью (!) Советского Союза от немецкого ига и получив из рук Красной Армии все сохранившиеся после изгнания немцев богатства, активно борется за восстановление Польши".
В то время в Польше с нетерпением ждали окончания войны, было широко известно, что страдальцы получат значительные территориальные приращения за счет Германии - земли на западе и в Восточной Пруссии. На исходе зимы 1944/45 года их еще предстояло отвоевать. Силами и кровью Красной Армии. В боях за освобождение Польши пало 600 тысяч наших, у Войска Польского потери составили 26 тысяч человек.
А. Б.: Да, бои шли с неослабевавшей силой. Хотя Польша к исходу января была освобождена, продолжалось тяжелое сражение за Познань, обложенную армией В. И. Чуйкова. Когда штаб был в Гнезно (взгляните на карту километров сто к востоку и немного к северу от Познани), Жуков гневался, что Чуйков "возится" с окруженным городом. Он сделал редкое для того времени исключение - выехал в войска, в штаб Чуйкова. Разговоры там наверняка были крутые. Визит маршала подтолкнул Чуйкова, Познань пала 23 февраля 1945 года.
Фронт уже с начала февраля перехлестнул за Одер. Тогда у нас пошли разговоры о том, что можно и нужно немедленно взять Берлин. Эмоциональный накал понятен. Жуков так провел январское наступление от Вислы, что немцы не успевали занимать заранее подготовленные рубежи. Откровенно говоря, у меня холодок пробегал по спине, когда во время поездок с различными поручениями мне удавалось вплотную взглянуть на укрепленные позиции, которые немцы подготовили для встречи Красной Армии. Взять хотя бы Мезерицкий укрепленный район, прикрывавший кратчайшее направление на Берлин. Междуречье Варты и Одера изрезала и изуродовала система долговременных укреплений. Чудовищные доты со стальными колпаками остались безмолвными памятниками несбывшихся надежд обескровить Красную Армию. Наши героические войска упредили немцев, опоздавших посадить в укрепления свои гарнизоны.
Если проткнули немецкий фронт здесь, тогда какие разговоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
В Гнезно немцы оставили на станции массу эшелонов. Мы с водителем генерала Малинина съездили туда и на складе СС набрали тюк форменной одежды эсэсовцев. Приехали к себе и раздали ребятам. Добротные черные мундиры пригодились как просторные спецовки лазать под машинами. Пошитые на упитанных палачей, они легко надевались поверх наших суконных гимнастерок и брюк, а черный цвет был именно то, что нам требовалось. Масло и грязь не так были видны.
Н. Я.: А как складывались отношения с местным населением? Вас, наверное, приветствовали как освободителей?
А. Б.: Конечно, приветствовали, когда население получало из рук Красной Армии немецкое имущество. Впрочем, часто не дожидалось, пока дадут, а хватало все, что плохо лежало. На той же станции Гнезно мы добыли эсэсовские мундиры только потому, что склад находился под крепкой охраной наших войск. А вокруг слонялись самые подозрительные фигуры с алчным блеском в глазах. Удивляло и обилие мужской молодежи призывного возраста, пересиживавшей войну. Пусть Иван воюет.
Поражало и то, что мы почти не видели читающих поляков ("Что они, враги слова печатного?" - как-то недоуменно вырвалось у Георгия Константиновича), да и книг нам почти не попадалось ни в пустых немецких домах, ни в жилищах местных жителей. Мы пришли в обывательскую Европу носителями высшей культуры, в которой превыше всего ценились знания. В Польше, насколько мы могли судить, молились мелочной торговле. На каждом шагу натыкались на торгашей, что-то продававших, менявших и по этому случаю пытавшихся вступать в контакт с нами нельзя ли хоть чем-нибудь поживиться у Красной Армии. Торгашеский дух пронизывал всю страну.
Чем дальше мы шли по Польше, тем лучше понимали и другое - Красная Армия вскрыла тыл немецкого Восточного фронта, питавшего вермахт в войне против нас. Приняв за чистую монету разговоры чуть ли не о любви местного населения к нам, мы на первых порах торопились улыбаться, протягивать руки и прочее. Прием обычно был холодноватый. Как-то с приятелем мы проезжали на "виллисе" по улице Гнезно и услышали громкую музыку, доносившуюся из большого дома. Остановились, вошли. В зале отплясывала польская молодежь. Но потанцевать нам не удалось, барышни жались, глядели на нас как на зверей.
Обидно было даже не это, а то, что, пройдя тысячи километров по нашей сожженной и разрушенной войной Родине, мы попали в мир, проживший эти годы, может быть, и не в роскоши, но в относительной сытости. Опрятные города, упитанные деревни, прилично одетая публика. Могу поручиться: удивляло все это Георгия Константиновича и было чуждо ему, как и шепелявая речь, слышавшаяся на улицах, когда нам приходилось неторопливо проезжать через населенные пункты. Нет, не встречали нас в Польше хлебом-солью, да мы и не просили. Обходились своим.
Н. Я.: А мы торопились сунуть хлебные караваи в разинутые по уши рты европейцев, подуставших работать на нацистскую Германию. Едва освободили Прагу, как 26 сентября 1944 года для жителей этого предместья Варшавы из запасов Красной, Армии передали 10 тысяч тонн муки. 27 января 1945 года ТАСС оповестил: "в знак дружбы с польским народом" советские республики безвозмездно передают для населения Варшавы 60 тысяч тонн хлеба, в том числе: Украина - 15, Белоруссия - 10, Литва - 5, РСФСР - 30 тысяч тонн. Через два дня командование 1-го Белорусского во главе с Г. К. Жуковым докладывает Сталину о выполнении его "приказа" - "мощным ударом" разгромить немецкую группировку и "стремительно выйти к линии польско-германской границы", то есть существовавшей до сентября 1939 года. В документе любезная адресату - Сталину - марксистская риторика сочеталась с реальной оценкой положения "вызволенных из фашистской неволи наших братьев поляков", точнее, Польши в довоенных границах. "Стремительное продвижение войск (400 километров за 17 дней. - Н.Я.) воспрепятствовало гитлеровцам разрушить города и промышленные предприятия, железные и шоссейные дороги, не дало им возможности угнать и истребить польское население, вывезти скот и продовольствие". Разумеется, немцы разрушили Варшаву, но остальная Польша цела. "Рабочие и служащие фабрик и заводов на месте и готовы приступить к работе... Польский народ, освободившись с помощью (!) Советского Союза от немецкого ига и получив из рук Красной Армии все сохранившиеся после изгнания немцев богатства, активно борется за восстановление Польши".
В то время в Польше с нетерпением ждали окончания войны, было широко известно, что страдальцы получат значительные территориальные приращения за счет Германии - земли на западе и в Восточной Пруссии. На исходе зимы 1944/45 года их еще предстояло отвоевать. Силами и кровью Красной Армии. В боях за освобождение Польши пало 600 тысяч наших, у Войска Польского потери составили 26 тысяч человек.
А. Б.: Да, бои шли с неослабевавшей силой. Хотя Польша к исходу января была освобождена, продолжалось тяжелое сражение за Познань, обложенную армией В. И. Чуйкова. Когда штаб был в Гнезно (взгляните на карту километров сто к востоку и немного к северу от Познани), Жуков гневался, что Чуйков "возится" с окруженным городом. Он сделал редкое для того времени исключение - выехал в войска, в штаб Чуйкова. Разговоры там наверняка были крутые. Визит маршала подтолкнул Чуйкова, Познань пала 23 февраля 1945 года.
Фронт уже с начала февраля перехлестнул за Одер. Тогда у нас пошли разговоры о том, что можно и нужно немедленно взять Берлин. Эмоциональный накал понятен. Жуков так провел январское наступление от Вислы, что немцы не успевали занимать заранее подготовленные рубежи. Откровенно говоря, у меня холодок пробегал по спине, когда во время поездок с различными поручениями мне удавалось вплотную взглянуть на укрепленные позиции, которые немцы подготовили для встречи Красной Армии. Взять хотя бы Мезерицкий укрепленный район, прикрывавший кратчайшее направление на Берлин. Междуречье Варты и Одера изрезала и изуродовала система долговременных укреплений. Чудовищные доты со стальными колпаками остались безмолвными памятниками несбывшихся надежд обескровить Красную Армию. Наши героические войска упредили немцев, опоздавших посадить в укрепления свои гарнизоны.
Если проткнули немецкий фронт здесь, тогда какие разговоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78