— Смотрите, чтоб он не улетел при невесомости. Уплывет, и не поймаешь, — наставлял он. — Вот здесь есть специальная нитка — привязывайте, когда снимете.
В пластмассовом колпачке виднелось едва заметное отверстие, будто его проткнули иголкой, а в нем крепкая, как леска, бесцветная нитка. Все до мелочи продумали ученые. В воздухе Юрий с опаской поглядывал на белые тубы — не улетели бы. Но они были хорошо закреплены. На всякий случай он придерживал их рукой. Вот в этой, он знает, — сливовое пюре. Как-то оно будет глотаться при невесомости?.. Чудно: он прожил на свете двадцать шесть лет и ни разу не усомнился, сможет ли что-то съесть. «Было бы что… И побольше!» — говорил он всегда, со своим хорошим аппетитом.
Перегрузки и уже знакомая легкость…
Осторожно Юрий снимает колпачок и мигом подносит тубу ко рту, сжимает ее, как по утрам сжимает тюбик с зубной пастой, и с удовольствием, забыв про невесомость, глотает кисло-сладкое пюре… Жужжит киноаппарат — он фиксирует хороший аппетит Юрия Гагарина.
Ученые, проводившие тренировки космонавтов в условиях невесомости, постоянно следили за человеком в этих условиях. То и дело включался киноаппарат. Ему, правда, потребовалось больше времени, чем Гагарину, чтобы освоиться с невесомостью. В первом полете с кинокамерой что-то не ладилось. Девятнадцатилетний кинооператор Боря долго крутил аппарат, близоруко щуря глаза, заглядывал внутрь, разбирал и собирал по частям.
— Не срабатывает… — озабоченно рассуждал он, — не срабатывает вот эта защелка. Нет веса. Она без веса не может…
Вечером он поехал к товарищу по кинокружку. Вдвоем они долго искали, как же сделать, чтобы и невесомость была, и вес был… Трудная задача, что и говорить. Но девятнадцатилетние юноши, не раздумывая, взялись за нее и обхитрили невесомость. Что они придумали — это их тайна, их маленькое изобретение, патента на которое они никогда не спросят. Главное, что назавтра киноаппарат в условиях невесомости работал. Он отлично фиксировал невесомость космонавта.
Ученые разбирали документы тренировок. Вот Юрий Гагарин с дозиметром в руках. Задание то же, что и на земле, — сделать усилие, равное 750 граммам. Не сразу получается это при невесомости. И нажимает он вроде так же, а стрелка показывает за тысячу граммов — вот что значит невесомость: все делается неожиданно легко. Несколько тренировок, и рука космонавта уже привыкает к тому, что силы здесь надо куда меньше, чем на земле.
— Теперь она уже не совсем загадка, — говорил про невесомость после тренировок ученый. — Теперь мы знаем, что можно и пить, и есть, и работать, не веся при этом абсолютно ни грамма.
— Абсолютно ли? — придирчиво спрашивал его коллега. — Как ты ни крути, а абсолютная невесомость будет только в космосе. И неизвестно еще, какие она фокусы выкинет… Настоящее исследование, настоящая научная работа начнется там.
В тот день ученые подвели итоги проведенным с космонавтами тренировкам в условиях невесомости. Между прочим, там была такая строчка: «Лучше показатели при воздействии невесомости и при переходе от невесомости к перегрузкам у слушателей…» Дальше идет перечень фамилий, и где-то в середине этого списка: «Гагарин». В середине. Тогда еще ученые не знали, что ему, одному из многих названных, суждено продолжить их исследования — первому на себе испытать, что же такое настоящая невесомость. Не те десятки секунд, искусственно созданных в самолете, а более часа — в космическом корабле.
Восторги. Овации. Все это понятно. Но ученый остается ученым. Он с нетерпением ждал, когда они кончатся, чтобы в спокойной обстановке спросить Юрия Гагарина:
— Ну, как невесомость?
— Чудно сначала… Непривычно… Хоть и ожидал — летал в самолете, знал, что это такое, но то ведь было несколько секунд, а тут минуту летишь, пять, полчаса — и все паришь над креслом… Но потом освоился.
Ученых интересует все: и записи в бортжурнале — придирчивее, чем во время тренировок, рассматривают они почерк Юрия Гагарина. Они слушают отчетные сообщения о работе приборов, записанные Гагариным на магнитофонную ленту в космосе, запись его «разговоров» с Землей, просматривают рулоны пленки, делают замечания о его работоспособности в условиях невесомости.
Но свои собственные выводы сделал и сам космонавт. Он рассказывал о своих наблюдениях невесомости:
— После вывода на орбиту, после разделения с ракетой-носителем появилась невесомость. Сначала это чувство было несколько непривычным, хотя и раньше, до этого, я испытывал кратковременное воздействие невесомости. Но я вскоре к этому состоянию невесомости привык, освоился с этим состоянием и продолжал выполнять ту программу, которая мне была задана на полет. По моему субъективному мнению, воздействие невесомости не сказывается на работоспособности организма, на выполнении физиологических функций.
В процессе всего полета я вел плодотворную работу по программе. При полете принимал пищу, воду, поддерживая непрерывную радиосвязь с Землей по нескольким каналам как в телефонных, так и в телеграфных режимах. Я наблюдал за работой оборудования корабля, докладывал на Землю и записывал данные в бортжурнал и на магнитофон. Самочувствие в течение всего периода состояния невесомости было отличным, работоспособность сохранилась полностью…

ВОТ МЫ И ПРИЗЕМЛИЛИСЬ…

ДВЕ зеленые машины — газик впереди, за ним автобус вот уже битый час колесили по дорогам. Шофер Саша, знаток здешних мест, поворачивал в одну сторону, отъезжал метров сто.
— Назад! — махал рукой человек в летной куртке. — Попробуй вот сюда еще, — советовал он. И надевал наушники. Слушал, внимательно слушал, стараясь отключиться от шума машины.
— Ту-ту-ту, — врывалось громко, забивая гул мотора. Человек в летной куртке сокрушенно качал головой:
— Трудно на Земле найти место без антенны…
— Саша, поворачивай на Луну! — кричали шоферу из глубины автобуса. — Там пусто, никаких звуков… И уж чего-чего, а антенны поищешь…
— На Луну не на Луну, а вот на эту просеку нам свернуть надо, — показал человек в летной куртке вправо и попросил водителя:
— Останови-ка, браток, может, все-таки мотор виноват. Выйду послушаю.
Он лихо выпрыгнул из автобуса, приладил наушники и замер. Тишина. Впервые за много километров — тишина. Осторожно, боясь спугнуть эту долгожданную тишину, покрутился вокруг себя: тишина!
— Ребята, выходите!
— Ту-ту-ту, — предательски запищало в наушниках.
— А, черт! — выругался человек в летной куртке и поспешно нырнул в автобус, где во весь голос хохотали парни.
— Вон посмотри, — показал ему в сторону леса водитель: под елками стоял дом лесников, ощетинясь добрым десятком антенн на крыше.
— Хоть на Луну!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19