— Вам принесут все необходимое, — сообщил он графу. — Если что-то потребуется еще, позовите: я или мой помощник распорядимся принести.
— И что же мне принесут? — без всякого интереса спросил граф, усаживаясь на скамью.
— Ритуальную набедренную повязку для боя, масло, чтобы вы могли смазать тело и противник не смог взять вас в захват и…
— Почему? — удивленно спросил Блекгарт. — Ведь, как я понял, бой без оружия?
Какой захват?..
— Хм, — начальник стражи почесал за ухом. — Видите ли, площадка не очень большая, если противники не равного веса, то один просто может спихнуть другого или поднять и бросить вниз… Поэтому ставка должна делаться на удары, а не на борьбу… Впрочем, граф может и не смазываться, это его право. Еще, раз бой произойдет во время праздничного пира, вам принесут плотной еды и специального рвотного настоя, чтобы вы сперва опорожнили желудок и освободились от хмельного…
— Не надо, — отмахнулся Роберт. — Пусть лучше принесут еще кувшин вина. Если возможно, того самого, что я уже пил. Пусть мой стольничий принесет. Это возможно?
— К вам сюда сейчас могут придти все, кого вы пожелаете. Вы же выйдете отсюда только на бой. Я скажу, чтобы послали вам за вином, хотя я лично не советовал бы этого перед поединком.
Он вышел. Граф потянулся и расстегнул золоченые пряжки парадного камзола. Он был совершенно спокоен.
— О чем вы хотели мне рассказать, отец? — спросил Блекгарт, разрушая давящую ему на нервы паузу. — Вы хотели ввести меня в курс вашей посольской миссии?
— Нет, — усмехнулся граф. — За час ничего не расскажешь. Я буду советовать тебе по ходу переговоров.
— Но ведь вам сейчас предстоит смертный бой!
— Смерть не любит, когда ее боятся и готовятся ее встречать. Она спешит к встречающему, как к дорогому гостю.
— Но если вас убьют?
— Тогда будешь выкручиваться сам. Моих советов ты все равно не послушаешь. — Он помолчал и добавил: — Тогда Найжел подскажет, как и с кем из орнеев себя вести, а Лайон и епископ ответят на твои остальные вопросы. Надо было, по разуму, посольскую ленту Лайону отдать… Да с какой стати, ведь мой сын — ты!
— Но если вы не собираетесь мне ничего рассказывать, зачем позвали?
— Захотелось… Знаешь, сынок, всякое сегодня может случиться. Иди по своему пути, без оглядки на меня. Я всю жизнь провел в седле — зачем, ради чего? Мне так надо было. Тебе, может быть, и нет. Твои старшие братья точно имели другое предопределение в жизни, но решили пойти по моему пути. А дороги для них не оказалось… Слушай свое сердце, сынок, и всегда поступай как хочется, без оглядки на других. Даже, если этот другой — твой родной отец. Жаль, что я слишком поздно понял это…
Вошел слуга, принес серебряный поднос, на котором лежала желтая ткань, чтобы обернуть ее вокруг бедер, и какие-то склянки. За ним вошли стольничий с кувшином вина и Найжел.
Старый друг прислонился к косяку у входа и скрестил на груди руки.
Граф разделся до нага и принялся разминаться. Болтали о различных пустяках, к делу не относящихся.
— Знаешь о чем я сильно жалею? — почти перед самым выходом на бой сказал Найжел другу.
— О чем же? — спросил Роберт, примерно догадавшись, какой будет ответ.
— Что ты убьешь Орестая, а не я.
— Блекгарт, иди, подожди меня у выхода, — попросил граф. Когда сын вышел, он повернулся к Найжелу. — Это не Орестай, — спокойно сказал он. — Это продолжение приключений, начавшихся там, на дороге…
— Почему ты так предположил? — удивился старый друг.
— Я не предположил, я знаю. Облик Орестая принял совсем другой человек. Наш с тобой старый знакомый…
— Ты говоришь о…
— Да. О Чеваре. Он хочет погубить меня. Он надеется на магию.
— Я думал, что Чев хочет погубить нас обоих.
— Подожди, — усмехнулся Роберт. — Если я не справлюсь, придет твой черед.
— Убей его, — пожелал Найжел. — Ты спокоен?
— Как всегда.
— Он применит магию.
— Как всегда.
Найжел обнял друга. Потом снял свой антимагический перстень с камнем-дионисием.
— На, тебе сейчас нужнее.
Найжел несколько удивился, но Роберт взял протянутый талисман без возражений.
— Если бы ты не предложил, я сам бы попросил, — пояснил граф, надевая перстень.
Перстень был только-только впору на мизинец Найжела. Роберт, поморщившись, с трудом нацепил на свой палец — едва-едва нашел на фалангу.
— Теперь не снять будет, — пошутил он.
— Но-но, — поддержал шутливый тон друг. — С пальцем отрежу. Смотри, так слетит и потерять недолго…
Граф на всякий случай передел на безымянный палец перстень с печаткой, чтобы найжелов амулет крепче держался. Поморщился, подумав, как бы не сочли перстни за оружие и не заставили снять.
В дверном проеме показался начальник стражи.
— Я готов, — улыбнулся ему Роберт и шагнул вперед.
Найжел вышел из домика подготовки и взял Блекгарта под руку:
— Идем, я тебе все объясню.
В саду, а, вернее, уже за его пределами, так что могли посмотреть на зрелище и простые горожане, мгновенно прослышавшие о нежданном развлечении, были устроены полукругом смотровые площадки, располагавшиеся ярусами. Все стояли, даже уже появившийся старейшина старейшин и принцесса Гермонда. Круглую каменную арену, диаметром около пятнадцати шагов, окружал ров. Глубина канавы была большой, в два роста среднего человека, а на дне, на расстоянии в четверть локтя друг от друга, в землю были воткнуты нетолстые остроконечные железные штыри. На миниатюрную арену вели два дощатых мостка, поставленные с противоположных сторон.
— Для чего все это? — спросил юный рыцарь, не знавших орнейских обычаев. — И почему они будут сражаться безоружными? Странно…
— Ничего странного, — горько усмехнулся друг отца. — Это неблагородный бой.
Понимаешь, Блекгарт, у нас орнеев, свои традиции, которые мы чтим. Все орнеи произошли от одного предка, но все не могут быть воинами. Кому-то надо пасти скот, пахать землю, убирать в доме… Но они, хоть и простолюдины — тоже орнеи.
Никто не может безнаказанно оскорбить орнея, даже другой орней. Но ведь владению оружием обучаются не все. Вот и сражаются здесь обнаженными, с голыми руками — либо ломают противнику кости, либо сбрасывают на железные колышки. Всегда из двух поднявшихся на каменный помост, спускается лишь один. Так простой человек, не владеющий мечом, может ответить на оскорбление знатного рыцаря. А кулаками должны уметь работать все, иначе нечего ждать, что тебя не обидят. Вот и получается, что бои на этом помосте считаются неблагородными.
— Но ведь мой отец и этот… Орестай… Ведь оба — рыцари.
— Они вели себя не так, как полагается рыцарям. Устроили ссору на свадебном пиру сына старейшины. Да на любом пиру старейшины старейшин возмутившие спокойствие, кто бы они ни были, отправляются сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73