ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Брось эти китайские церемонии, Эбби. В чем дело?
Но Эбби никак не мог собраться с духом. Он ходил взад и вперед по комнате, его короткие приглаженные волосы тускло блестели, худое лицо подергивалось. Он пытался выразить то, что его терзало, в таких словах, которые не оскорбляли бы его вкуса, сдержанности и чувства собственного достоинства.
– Своим вмешательством Трой вывела все на чистую воду, – начал он наконец. – Но я, честно говоря, не знаю, как теперь поступить. С одной стороны, я готов отказаться от Нины... пойти... завести с какой-нибудь... – Он опять мучительно заколебался, но потом взял себя в руки. – Рафф, а что, если я попрошу тебя...
Рафф все понял…
– Устроить тебе проверку? – спросил он.
Эбби кивнул.
– Понимаешь ли, мне нужно...
– Все ясно, – сказал Рафф; ему хотелось поскорее кончить этот разговор.
– Смог бы ты? – с каким-то отчаянием спросил Эбби.
Рафф дал волю своим чувствам.
– Эбби, – рявкнул он, – сукин ты сын, аскет несчастный, до чего же я люблю тебя! Поехали!
На следующий день, рано утром, когда они расставались на углу Чейпл-стрит и Хай-стрит (Рафф направлялся в нижнюю часть города, к "Скотту и Эймзу", а Эбби нужно было в Уэйр-Холл), Рафф вдруг вспомнил, что не оставил на прежней своей квартире адреса, куда пересылать письма.
– Знаешь, проводи меня на старую квартиру, – попросил он Эбби, – там, верно, накопилась целая гора писем.
Эбби усмехнулся:
– Придется тебе для памяти завязывать узелки на платке.
Они пошли в сторону Йорка к меблированным комнатам, где раньше жил Рафф. В холле на радиаторе парового отопления лежали два толстых архитектурных журнала; рядом с ними Рафф увидел письмо.
Сердце у него тревожно застучало, когда он взял в руки белый конверт с зеленым печатным штампом: "Больница и санаторий "Сосны"".
Возвращаясь вместе с Эбби к Уэйр-Холлу, он вскрыл конверт, заранее понимая, что утешительных известий о матери ждать не приходится.
Ну и негодяи же они, эти попечители престарелых и покинутых: никогда не напишут ничего приятного. Им и в голову не придет сообщить какую-нибудь радостную новость: "... на этой неделе Ваша мать чувствовала себя хорошо", или "Вашей матери очень понравился наш новый телевизор", или "Ваша мать проявляет очень большой интерес к нашему намерению разбить новый сад... "
Как бы не так! В бюллетенях этого мрачного заведения для приговоренных всегда одни неприятности.
"Дорогой мистер Блум, – читал Рафф, – мы ничего не сообщали Вам раньше в надежде, что состояние Вашей матери улучшится. Однако, к сожалению... "
Рафф так и впился глазами в письмо. "Однако". Вот оно: трехсложное словечко – обычный предвестник несчастья. И в руках у него письмо, а не телеграмма, о которой он так глупо мечтал в тот памятный день – первый день весны.
Он шел рядом с Эбби, стиснув зубы, превозмогая странную боль в горле, и переводил неуклюжие намеки больничной конторы на язык простых и неутешительных фактов.
Джулия Рафферти Блум с той хитростью, которую нередко проявляют так называемые слабоумные, изловчилась возобновить знакомство с бутылкой, и теперь у нее развился диабет, так что пусть Рафф вышлет чек на сумму 66 долларов 50 центов для покрытия расходов на лечение и лабораторные анализы.
Что ж, Джулия, ты по крайней мере сохранила ловкость. Не то что остальные: они просиживают остаток дней в креслах, похрустывая косточками, или греют свои ссохшиеся ягодицы в постели, которая неизбежно станет их смертным одром. Ты не похожа на них, Джулия. Пока был жив Моррис, ты еле-еле соглашалась пригубить стакан, а теперь прежняя неутолимая жажда вновь одолела тебя. Несокрушимая католическая совесть даровала тебе отпущение грехов и диабет в придачу.
Они шли по Чейпл-стрит. Участливый голос Эбби:
– Что случилось, Рафф? Что-нибудь с матерью?
Рафф кивнул и сложил письмо.
– Я понял по твоему виду.
– У нее диабет.
– Да что ты!
– Она там недурно проводит время. Дурачит всех этих ворчливых олухов и напивается до потери сознания.
Когда они подошли к Хай-стрит, Эбби неловко сказал:
– Рафф... Я хочу спросить тебя... Если ты на мели или вообще... словом, я мог бы...
– Спасибо, – ответил Рафф. – У меня хватит.
По пути в контору он решил попросить у "Скотта и Эймза" аванс в счет жалованья за отработанные часы – по два доллара в час.
Но, дойдя до дверей маленького кабинета мистера Эймза, он передумал, а может быть, просто смалодушничал и понял, что не сможет заставить себя просить денег.
Он повернул в коридор и направился к лифту. Потом, уже пересекая городской сквер, он подумал, насколько проще было бы занять денег у Эбби. Хотя в своих Денежных делах Эбби был крайне осторожен и практичен и даже славился бережливостью, по отношению к другим он всегда проявлял благородную щедрость и охотно помогал товарищам. Все это знали и, пользуясь деликатностью Эбби, нередко подводили его. Именно это и заставило Раффа отказаться от его помощи.
Рафф решил лучше попытаться продать кое-какие ценные книги. Эти великолепные издания служили ему резервным фондом на черный день. Он купил их в Цюрихе перед самым окончанием войны. В их числе было собрание проектов Фрэнка Ллойда Райта, изданное в Германии в 1910 году, "Четыре книги об архитектуре" Палладио, Витрувий, "Новая архитектура" Рота и еще несколько книг.
Он пошел в Уэйр-Холл, сказал Эбби, что забыл дома бумажник, попросил у него ключи от машины и поехал в Вудмонт. В половине второго он вернулся, приволок свои увесистые тома к Уитлоку на Уолли-авеню и там, в чудесном сумрачном подвальчике, в этом раю библиофилов, получил за них семьдесят пять долларов. При этом он горячо надеялся, что единственным покупателем, который вскоре явится за этими книгами, будет не кто иной, как Рафферти Блум.
Он отправил чек в "Сосны" авиапочтой и вдруг почувствовал, что совершенно разбит и голоден. Он остановился около лавки, купил пачку крекеров и огромную кисть винограда и опять поехал на Хай-стрит.
Вот так "Сосны", черт бы их побрал.
Он ехал под зелеными, залитыми солнцем шатрами могучих вязов, не переставая думать о матери и об унылом пригородном шоссе, где стоит ее санаторий и где последние горделивые сосны были вырублены лет пятьдесят тому назад, когда в Мичигане разразился лесопромышленный бум. Теперь в этих безрадостных местах Джулия доживала свои дни; что ж, по крайней мере они проходят в туманном, может быть даже блаженном забытьи...
Каменные стены Уэйр-Холла были такой чудовищной толщины, что в вестибюле царил полумрак, и раньше; чем глаза Раффа привыкли к темноте, раньше, чем он успел добраться до второго этажа, он узнал от поднимавшегося вместе с ним студента новость о Винсе Коуле.
Рафф задержался на площадке и тупо стоял в полном одиночестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151