Работая в течение этих трех месяцев внештатным чертежником, он зарабатывал достаточно, чтобы сводить концы с концами и, кроме того, оплачивать пребывание Джулии Рафферти Блум там, в Мичигане, в уродливом каркасном доме, который некогда служил резиденцией какому-то преуспевающему лесопромышленнику, а теперь, выкрашенный в белую и зеленую краски, стал гордо именоваться "Частной больницей и санаторием "Сосны"". Рафф поднял глаза на Нэнси и повторил:
– Может, у вас есть на примете какая-нибудь работа? Приветливая, сочувственная улыбка Нэнси:
– Абсолютно ничего, мой милый. Если только не считать... постойте, где же это... – Она порылась в бумагах. – Я что-то не в своей тарелке сегодня. – Кивок на дверь кабинета. – В такой день просто грешно сидеть взаперти...
– Да, – сказал он.
Как видно, Нэнси Бил тоже было не по себе. Он посмотрел на нее, на очертания ее груди под клетчатым золотисто-коричневым платьем. Тридцатисемилетняя Нэнси Бил всегда была такая нарядная, такая подтянутая, как будто ожидала, что ее необъяснимое, незаслуженно затянувшееся девичество вот-вот окончится. Нэнси Бил с ее нежным овалом лица и густыми каштановыми волосами, гладко зачесанными назад и кокетливо стянутыми на затылке лентой, была достойна любви. Он вспомнил Лиз, которая спит сейчас в своей желтой комнатке на Парк-стрит. Только Нэнси будет все ждать и ждать – Рафф знал это, – ждать и жить так же, как жила до сих пор, и так же заботиться о каждом студенте своего факультета, и принимать так же близко к сердцу каждую его неприятность и каждую радость, и будет так же стараться задобрить и смягчить то и дело сменяющееся факультетское начальство.
– Постойте-ка, я подумаю... – Она рассеянно смотрела в окно, за которым сияла весна, а затем повернулась к Раффу: – Как же это я забыла... На прошлой неделе мистер Эймз из фирмы "Скотт и Эймз" искал чертежника. Попробуем спросить его...
Она начала звонить по телефону.
Рафф ждал. Пройдет июнь, и все изменится. Никто уже не станет хвататься ради него за телефонную трубку. Он прислушивался к ее разговору с Эймзом.
– Они ждут вас завтра, – сообщила Нэнси. – Начинают проектировать новую больницу на Уитни-стрит и просили передать, чтобы вы пришли завтра в девять. Вот. Вы устроены.
– Вы славная девушка, Нэнси, девушка на славу! – благодарно воскликнул Рафф. Повинуясь внезапному импульсу, он нагнулся, обнял ее и приподнял с кресла. – Послушайте, Нэнси, давайте удерем отсюда! Пойдем куда-нибудь кормить голубей, или...
– Рафф! Отпустите меня сейчас же, слышите!..
Ничего, пусть попищит. Он продолжал крепко держать ее, как она ни протестовала, как ни извивалась.
– Мисс Бил, не соблаговолите ли вы... – раздался негромкий голос, принадлежащий, несомненно, Мэтью Пирсу, который вдруг появился в дверях своего кабинета.
Растерявшийся Рафф тихонько опустил Нэнси Бил на пол. Нет, положительно, сегодня какой-то проклятый, на редкость бестолковый день!
– Мистер Пирс!.. – Мгновенно оправившись, Нэнси стала между Раффом и новым деканом архитектурного факультета. – Пожалуйста, не сердитесь, мистер Пирс. Понимаете ли, Рафф родом из Сэгино... – Ее смех рассыпался серебристыми колокольчиками.
Мэтью Пирс, у которого всегда был строгий и занятой вид, буркнул:
– А, Блум!.. – кивнул, нахмурился и скрылся в своем святилище.
Рафф выскочил из приемной как ошпаренный; то была его первая встреча с Пирсом после того февральского дня, когда этот выдающийся архитектор стал деканом и обратился к студентам с приветственной речью, в которой он детально изложил программу архитектурного факультета, а также свои соображения об основных тенденциях в архитектуре послевоенного периода, и закончил советом, заимствованным из Ипполита Тэна: "Пусть умы и сердца ваши будут полны мыслями и чувствами вашей эпохи, – тогда вашей работе будет сопутствовать удача".
Ну, на сей раз Пирс запомнит его: Блум (отметим его в списке черной птичкой) – несолидный, невоспитанный, развязный, непочтительный, ненадежный малый.
Крупная нью-йоркская проектная фирма "Пирс и Пендер" ни за что не согласилась бы – будьте уверены! – включить этого неотесанного субъекта, Рафферти Блума, в число своих служащих.
Великолепный денек!
Рафф поднялся по выщербленным ступеням на второй этаж, потом на третий и прошел в диванную – мрачную комнату в башне; вся ее обстановка состояла из двух обшарпанных диванов, батареи пустых бутылок из-под кока-колы и нескольких переполненных окурками пепельниц; тем не менее это был на редкость удобный приют отдохновения, когда приходилось просиживать ночи напролет над срочной работой. Далее, через чертежный зал третьего этажа, уставленный рядами дубовых чертежных столов, утопающих в стальных зарослях причудливо изогнутых люминесцентных ламп, вдоль стены, обильно изукрашенной подписями и бесчисленными образцами студенческого юмора, изложенными в сомнительного достоинства стихах, а потом мимо настенного телефона и, наконец, по спиральной лестнице Рафф добрался до дипкомнаты, то есть комнаты дипломантов, где выпускники, преисполненные сознания своего превосходства, трудились над дипломными проектами под сенью плаката с безапелляционной надписью: "Гони проект! "
В этой комнате, как и в чертежном зале, замызганные серые простенки между глубоко врезанными готическими окнами были покрыты всевозможными изречениями:
Не можешь спрятать – выставляй напоказ!
Не делай ничего, пока не припрет!
Экие олухи у нас на третьем курсе!
Дуры – так же, как красотки,
Нам нужны, чтоб не грустить:
Будем мы любить красоток –
Дуры будут нас любить!
Дерзай! Рискуй! Твори!
Рафф задержался на пороге этой огромной серой комнаты, обычно пыльной и захламленной, а сейчас даже уютной благодаря ослепительным приветливым лучам весеннего солнца, льющимся сквозь узкие, средневековые щели, гордо именуемые окнами.
Это его курс. Двадцать два юноши и одна девушка. Обычная картина: ребята в армейских штанах защитного цвета и белых рубашках-распашонках склонились над досками и усердно чертят; рейсшины и угольники мягко, с глухим шорохом скользят по листам кальки; табачный дым клубится вокруг сияющих трубок люминесцентных ламп, и все так поглощены своей работой в этом мире бездушных геометрических фигур, что совсем забыли о куда более приятных, мягких, человеческих образах, которыми полон мир за пределами угрюмых крепостных стен Уэйр-д-Холла, Замка Судьбы.
Глядя на них, Рафф вдруг снова ощутил беспокойство и понял, что теперь ему уже никак не отмахнуться от мрачных мыслей об исходе конкурса; он снова начал ломать себе голову над тем, попадет ли он в число тех немногих избранников, чьи проекты смогут покорить чувствительные – или, наоборот, сухие и педантичные – сердца экспертов, заседающих сейчас в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151