ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Но временами Макски прекращал пение и хохотал чуть потише. Как,
например, в "Устрице" (что напротив "Большой Макрели").
- Первый раз я пустил свой трюк в ход, - информировал Макски Джона, -
скорее по нужде, чем по собственному желанию. Было это в стародавние
времена; я плыл на корабле и слишком надоел своим приятелям. Они сковали
меня, прицепили груз и выбросили за борт.
- И что же ты сделал? - поинтересовался Кислый Джон.
- Друг, ты задаешь глупейшие вопросы!.. Захлебнулся, естественно, и
утонул. А что мне оставалось делать? Но утонул я спокойно, без всяких там
бесполезных воплей. Вот в чем суть, ты понимаешь?
- Нет, не понимаю.
- Время на моей стороне, Джон. Кто хочет провести вечность на дне?
Морская вода - весьма едкая; а мои цепи, хотя я не мог порвать их, были не
очень массивны. Меньше чем через сто лет цепи поддались, и мое тело
всплыло на поверхность.
- Немного поздновато, - заметил Кислый Джон. - Довольно странный
конец, учитывая все обстоятельства; или это не конец?
- Это был конец той истории, Джон. А однажды, когда я служил в армии
Александра Македонского...
- Минутку, дружище, - перебил Кислый Джон. - Надо кое-что уточнить.
Сколько тебе лет?
- Ну, около сорока - по моему счету. А что?
- Да нет, ничего.

Ночью, малость помятые и слегка окровавленные, Макски и Кислый Джон
оказались в полицейском участке. Нужно заметить, что только арест спас их
от недвусмысленной угрозы линчевания. Они весело провели время, болтая с
полицейскими, ибо Кислый Джон был там своим человеком. Слову Джона верили;
даже когда он врал, он делал это с честным видом. По прошествии некоторого
времени, когда линчеватели разошлись, Кислый Джон принялся действовать.
Они давали самые страшные клятвы, что будут вести себя, как все
хорошие граждане, что отправятся спать немедленно и без криков, что не
будут больше куролесить этой ночью и не оскорбят действием ни одной
порядочной женщины, что они будут безоговорочно придерживаться всех
законов, даже самых глупых. И не будут петь.
Полиция не устояла.
Когда они вдвоем вышли на улицу, Макски нашел бутылку и немедленно
швырнул ее. Вы бы и сами так поступили - она просто идеально подходила к
руке. Бутылка описала высокую красивую дугу и попала в окно участка. Это
был восхитительный бросок!
Снова погоня! На этот раз с сиренами и свистками. Но Кислый Джон -
стреляный воробей: ему были известны самые укромные закоулки.
- Вся штука в том, чтобы сказать себе: "Стоп!" - продолжал Макски,
когда они оказались в безопасности в баре, еще менее пристойном, чем
"Сарайчик", и еще более тесном, чем "Устрица". - Я тебе кое-что расскажу,
Кислый Джон, потому как ты славный парень. Слушай и учись. Умереть может
каждый, но не каждый может умереть, когда ему хочется. Сперва надо
остановить дыхание. Наступит момент, когда твои легкие запылают, и просто
необходимо будет вдохнуть. Не делай этого, иначе тебе придется начинать
все сначала. Затем останавливай сердце и успокаивай мозг. Выпускай тепло
из тела, и на этом конец.
- Что же дальше?
- А дальше ты умрешь. Но надо сказать - это непросто. Требуется
дьявольски много практики.
- Зачем практиковаться в том, что делаешь только раз в жизни? Ты
имеешь в виду умереть буквально?
- Джон, я говорю просто. Раз я сказал умереть, значит, я имел в виду
умереть.
- Есть две возможности, - произнес Кислый Джон. - Либо я туш
соображаю, либо твоя история не стоит выеденного яйца. Первую возможность
смело исключаем.
- Знаешь что, Джон, - сказал Макски, - дай мне двадцать долларов, и я
докажу, что твоя логика неверна. Кажется, мне пора. Спасибо, дружище! Я
провел полный день и полную ночь, которая близится к концу. У меня были
приятная еда и достаточно шуму, чтобы позабавиться. Я отлично провел время
с девушками, особенно с Мягкоречивой Сузи, и с Дотти, и с Крошкой Муллинс.
Я спел несколько своих любимых песен (к сожалению, не всем они нравятся) и
участвовал в парочке добрых потасовок - до сих пор гудит голова. Кстати,
Джон, ты почему не предупредил меня, что Пай-мальчик Кинкейд - левша?! Это
было здорово, Джон. Теперь же давай допьем то, что осталось в бутылках, и
пойдем к побережью, поглядим, что бы такое устроить напоследок. Ведь
недаром говорят: конец - делу венец!.. А потом я буду спать.
- Макски, ты несколько раз намекал, что у тебя есть секрет, как взять
от жизни все, что она дает, но так и не открыл его.
- Эй, парень, я не намекаю, я говорю прямо!
- Так что за секрет?! - взревел Джон.
- Живи раз по разу, по одному дню. Вот и все.

Макски пел песню бродяги - слишком старую, чтобы быть известной
сорокалетнему мужчине, неспециалисту.
- Когда ты ей научился? - спросил его Джон.
- Вчера. Но сегодня я узнал много новых.
- Я обратил внимание, что в начале нашего знакомства в твоей речи
было нечто странное, - заметил Джон. - Теперь странности нет.
- Джон, я очень быстро приноравливаюсь. У меня отличный слух и
превосходная мимика. Кроме того, языки не слишком сильно меняются.
Они вышли на пляж. "Приятно умирать под звук прибоя", - заметил
Макски. Все дальше и дальше от огней города, в чернильную тень дюн. О,
Макски был прав, здесь их ждало приключение; вернее, оно за ними следовало
- возможность последней славной схватки.
То была тесная группа мужчин, так или иначе задетых и оскорбленных за
день и ночь буйного разгула. Наша пара остановилась и повернулась к ним
лицом. Макски прикончил последнюю бутылку и кинул ее в центр группы.
Мужчины так неуравновешенны - они воспламеняются мгновенно, а бутылка
попала в цель.
И началась битва.
Некоторое время казалось, что правые силы возьмут верх. Макски был
великолепным бойцом, да и Кислый Джон всегда проявлял компетентность в
таком деле. Они раскидывали противников на песке, как только что
выловленную трепыхающуюся рыбешку. То была великая битва - на долгую
память.
Но их было слишком много, этих мужчин, как и ожидал Макски, ибо успел
он сделать себе необычайное количество врагов.
Неистовое сражение достигло своего пика и взорвалось, как гигантская
волна, громоподобно ниспадающая в пене. И Макски, достигнув высшей славы и
удовольствия, внезапно прекратил биться.
Он издал дикий вопль восторга, прокатившийся по побережью, и набрал
волную грудь воздуха. Он стоял, улыбаясь, с закрытыми глазами, как статуя.
Сердитые мужчины повалили его. Они втоптали его в песок и долго
молотили руками и ногами, выбивая последние остатки жизни.
1 2 3