Конечно, эта труппа не так хороша, как труппа Вудли, но…
– Если мы хотим сегодня добраться до Рочестера к вечеру, то нам следует поторопиться, – перебил его седовласый, мужчина. – А то нам и дня не хватит.
Вблизи Бланш заметила, что он значительно моложе, чем показался ей с первого взгляда.
– Я не задержу вас, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – Просто довезите меня до следующего перекрестка, и я…
– Да что вы такое говорите! – воскликнул второй, перебивая ее, и девушка вдруг осознала, что и его возраст явно меньше, чем, кажется издалека. Под его седыми бровями сверкали по-молодому ясные глаза. – После того, что вам пришлось испытать по милости этого чурбана Вудли, вы заслуживаете лучшей участи. Нет, дорогая моя, мы довезем вас туда, где вы будете в безопасности.
Теперь уже он церемонно взял девушку под локоть, при этом, правда, сжав ее руку несколько сильнее, чем позволяли правила приличия, и сказал:
– Позвольте представиться, Жиль Роули, ведущий актер и руководитель передвижного театра Роули. Думаю, вам следует знать, – перешел он на конфиденциальный тон, – что не все артисты такие неотесанные и грубые люди, как наш Саймон.
– Рада это слышать, – пробормотала Бланш, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Ей почему-то показалось, что над ней слегка подшучивают, как это бывает в компании добрых друзей. Жиль улыбался, и даже кучер вежливо кивнул ей, но все это было в высшей степени странно. После двух дней, проведенных под открытым небом в компании с беглым преступником, с нею обращались так, словно она знатная леди, окруженная толпой поклонников. Полное сумасшествие! А Жиль между тем показал на второго мужчину и представил его:
– Наш кучер. Этого, несомненно, почтенного, старика зовут…
– Макнелли, – перебил тот и сдернул со своей головы парик, под которым оказались огненно-рыжие волосы.
– Боюсь, что ваши ухищрения не введут в заблуждение Портера, – сказал Саймон, вместе с Бланш подходя к разбитому экипажу.
– А он про них ничего не знает, – усмехнулся Жиль, открыл дверцу кареты и сказал, подмигнув: – Садитесь, дорогая моя. Там едет моя супруга, так что вам не о чем беспокоиться.
Бланш поблагодарила и забралась в повозку. Когда она привыкла к темноте, то увидела у дальней стенки молоденькую женщину, почти девочку, с огромными удивленными глазами. Господи, подумала Бланш, она-то как здесь оказалась?
– Моя жена Феба, – сказал Жиль, забравшись в карету и обнимая девушку за плечи. – Несколько членов нашей труппы едут в повозке с реквизитом, а остальные добираются на своих двоих.
– Они идут пешком? – удивилась Бланш и тут же сообразила, что удивляться, собственно, нечему. Разве сама она не прошла за эти дни почти двадцать две мили от Лондона до этого места?
– Ничего, мы привыкли, – улыбнулся Жиль и, взглянув на жену, добавил: – Феба немного стесняется.
– Рада с вами познакомиться, – сказала Бланш, но девушка только теснее прижалась к мужу, робко поглядывая на гостью. Вообще все ее поведение совсем не походило на то, как должны были бы себя вести актрисы.
В эту минуту в карету забрался Саймон, сел рядом с Бланш и облегченно вздохнул.
– Все, – он подмигнул ей. – Теперь мы в безопасности.
Она с трудом выдавила ответную улыбку. На какое-то время, может быть – подумалось ей. Но кто те люди, которые их преследуют? И что с нею будет дальше?
Гонория смотрела в окно и раздраженно говорила:
– Плохо, что он ускользнул один раз. Еще хуже, что ему удалось это сделать дважды. Но трижды, Квентин!
Она обернулась, и хотя лицо ее было бесстрастным, мужчина заметил, как побелели костяшки пальцев виконтессы, сжимавшие расшитую золотом портьеру.
– Трижды ты находился от него на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз он от тебя скрывался. Это непростительно, Квентин!
Мужчина медленно склонил голову. Гостиная в Стэнтон-хаус в этот час была ярко освещена десятками свечей. Их золотистый свет падал на полированный стол из вишневого дерева и отражался в большом зеркале, висевшем над камином. Обстановка располагала к мирной неторопливой беседе, но Квентина это кажущееся спокойствие не обманывало, в любой момент над ним могла разразиться гроза. Поэтому он виновато произнес:
– Мне нет прощения. К сожалению, этот лицедей оказался проворнее, чем я думал.
– Даже не надейся меня успокоить своими извинениями, Квентин! – с ледяным спокойствием произнесла виконтесса. – Я чертовски раздосадована!
Она стремительно подошла к креслу и села в него. Даже в гневе Гонория двигалась очень грациозно, сидела, выпрямившись, гордо вскинув голову, и выглядела так, как должна выглядеть красивая, страстная женщина. Выдавали ее только глаза. Они казались двумя кусочками льда, и сейчас в них не отражались никакие эмоции. Но хорошо знавшие ее люди могли бы сказать, что вот это состояние виконтессы является самым опасным.
– Я думала, что ты опытный и ловкий человек, – она смерила взглядом стоявшего перед ней мужчину. – К сожалению, Квентин, оказалось, что я жестоко ошиблась.
Увидев, наконец, ее взгляд, Квентин застыл, словно кролик перед удавом. Совершенно неожиданно выяснилось, что у их жертвы имеется больше союзников, чем они с виконтессой думали. Но говорить сейчас об этом было бы ошибкой и проявлением слабости. А слабости Гонория точно не простит, поэтому он стряхнул оцепенение и с достоинством произнес:
– Полагаю, моя госпожа, вы уже нашли кого-то, кто лучше выполнит для вас всю грязную работу. А я умываю руки.
Он развернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, Квентин услышал, как Гонория за его спиной сказала:
– Но ты с радостью брал мои грязные деньги! Вернись, ты, идиот!
Что-то в ее голосе, какие-то ранее не слышанные нотки заставили его остановиться. Неужели виконтесса испугалась? Разве она вообще может испугаться чего-либо? И все-таки, похоже, на этот раз гроза миновала. Квентин медленно повернулся и направился к женщине, поправляя кружева на манжете сорочки. Сегодня на нем были дорогой камзол из темно-синего бархата, жилетка, вышитая серебряными нитями, и белые атласные рейтузы. Любовник графини Стентон любил дорогую красивую одежду, а эта погоня за беглецом стоила ему пары дорогих сапог и нескольких других предметов туалета, безнадежно испорченных во время лазанья по всяким зарослям. И это также портило ему настроение. Черт побери, кто-то должен будет за это заплатить! Но сейчас он взглянул на Гонорию:
– Так вот, сударыня, как вы меня называете!
– Квентин, ты меня расстраиваешь все больше и больше…
– Я сожалею, мадам, – все еще холодно ответил он.
– Наплевать мне на твои сожаления! Я желаю, чтобы ты выполнил то, что обещал! – Виконтесса резко встала, глаза ее теперь пылали от гнева, она отчаянно жестикулировала, но любовник смотрел на нее с откровенным удовлетворением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Если мы хотим сегодня добраться до Рочестера к вечеру, то нам следует поторопиться, – перебил его седовласый, мужчина. – А то нам и дня не хватит.
Вблизи Бланш заметила, что он значительно моложе, чем показался ей с первого взгляда.
– Я не задержу вас, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – Просто довезите меня до следующего перекрестка, и я…
– Да что вы такое говорите! – воскликнул второй, перебивая ее, и девушка вдруг осознала, что и его возраст явно меньше, чем, кажется издалека. Под его седыми бровями сверкали по-молодому ясные глаза. – После того, что вам пришлось испытать по милости этого чурбана Вудли, вы заслуживаете лучшей участи. Нет, дорогая моя, мы довезем вас туда, где вы будете в безопасности.
Теперь уже он церемонно взял девушку под локоть, при этом, правда, сжав ее руку несколько сильнее, чем позволяли правила приличия, и сказал:
– Позвольте представиться, Жиль Роули, ведущий актер и руководитель передвижного театра Роули. Думаю, вам следует знать, – перешел он на конфиденциальный тон, – что не все артисты такие неотесанные и грубые люди, как наш Саймон.
– Рада это слышать, – пробормотала Бланш, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Ей почему-то показалось, что над ней слегка подшучивают, как это бывает в компании добрых друзей. Жиль улыбался, и даже кучер вежливо кивнул ей, но все это было в высшей степени странно. После двух дней, проведенных под открытым небом в компании с беглым преступником, с нею обращались так, словно она знатная леди, окруженная толпой поклонников. Полное сумасшествие! А Жиль между тем показал на второго мужчину и представил его:
– Наш кучер. Этого, несомненно, почтенного, старика зовут…
– Макнелли, – перебил тот и сдернул со своей головы парик, под которым оказались огненно-рыжие волосы.
– Боюсь, что ваши ухищрения не введут в заблуждение Портера, – сказал Саймон, вместе с Бланш подходя к разбитому экипажу.
– А он про них ничего не знает, – усмехнулся Жиль, открыл дверцу кареты и сказал, подмигнув: – Садитесь, дорогая моя. Там едет моя супруга, так что вам не о чем беспокоиться.
Бланш поблагодарила и забралась в повозку. Когда она привыкла к темноте, то увидела у дальней стенки молоденькую женщину, почти девочку, с огромными удивленными глазами. Господи, подумала Бланш, она-то как здесь оказалась?
– Моя жена Феба, – сказал Жиль, забравшись в карету и обнимая девушку за плечи. – Несколько членов нашей труппы едут в повозке с реквизитом, а остальные добираются на своих двоих.
– Они идут пешком? – удивилась Бланш и тут же сообразила, что удивляться, собственно, нечему. Разве сама она не прошла за эти дни почти двадцать две мили от Лондона до этого места?
– Ничего, мы привыкли, – улыбнулся Жиль и, взглянув на жену, добавил: – Феба немного стесняется.
– Рада с вами познакомиться, – сказала Бланш, но девушка только теснее прижалась к мужу, робко поглядывая на гостью. Вообще все ее поведение совсем не походило на то, как должны были бы себя вести актрисы.
В эту минуту в карету забрался Саймон, сел рядом с Бланш и облегченно вздохнул.
– Все, – он подмигнул ей. – Теперь мы в безопасности.
Она с трудом выдавила ответную улыбку. На какое-то время, может быть – подумалось ей. Но кто те люди, которые их преследуют? И что с нею будет дальше?
Гонория смотрела в окно и раздраженно говорила:
– Плохо, что он ускользнул один раз. Еще хуже, что ему удалось это сделать дважды. Но трижды, Квентин!
Она обернулась, и хотя лицо ее было бесстрастным, мужчина заметил, как побелели костяшки пальцев виконтессы, сжимавшие расшитую золотом портьеру.
– Трижды ты находился от него на расстоянии вытянутой руки, и каждый раз он от тебя скрывался. Это непростительно, Квентин!
Мужчина медленно склонил голову. Гостиная в Стэнтон-хаус в этот час была ярко освещена десятками свечей. Их золотистый свет падал на полированный стол из вишневого дерева и отражался в большом зеркале, висевшем над камином. Обстановка располагала к мирной неторопливой беседе, но Квентина это кажущееся спокойствие не обманывало, в любой момент над ним могла разразиться гроза. Поэтому он виновато произнес:
– Мне нет прощения. К сожалению, этот лицедей оказался проворнее, чем я думал.
– Даже не надейся меня успокоить своими извинениями, Квентин! – с ледяным спокойствием произнесла виконтесса. – Я чертовски раздосадована!
Она стремительно подошла к креслу и села в него. Даже в гневе Гонория двигалась очень грациозно, сидела, выпрямившись, гордо вскинув голову, и выглядела так, как должна выглядеть красивая, страстная женщина. Выдавали ее только глаза. Они казались двумя кусочками льда, и сейчас в них не отражались никакие эмоции. Но хорошо знавшие ее люди могли бы сказать, что вот это состояние виконтессы является самым опасным.
– Я думала, что ты опытный и ловкий человек, – она смерила взглядом стоявшего перед ней мужчину. – К сожалению, Квентин, оказалось, что я жестоко ошиблась.
Увидев, наконец, ее взгляд, Квентин застыл, словно кролик перед удавом. Совершенно неожиданно выяснилось, что у их жертвы имеется больше союзников, чем они с виконтессой думали. Но говорить сейчас об этом было бы ошибкой и проявлением слабости. А слабости Гонория точно не простит, поэтому он стряхнул оцепенение и с достоинством произнес:
– Полагаю, моя госпожа, вы уже нашли кого-то, кто лучше выполнит для вас всю грязную работу. А я умываю руки.
Он развернулся и решительно направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, Квентин услышал, как Гонория за его спиной сказала:
– Но ты с радостью брал мои грязные деньги! Вернись, ты, идиот!
Что-то в ее голосе, какие-то ранее не слышанные нотки заставили его остановиться. Неужели виконтесса испугалась? Разве она вообще может испугаться чего-либо? И все-таки, похоже, на этот раз гроза миновала. Квентин медленно повернулся и направился к женщине, поправляя кружева на манжете сорочки. Сегодня на нем были дорогой камзол из темно-синего бархата, жилетка, вышитая серебряными нитями, и белые атласные рейтузы. Любовник графини Стентон любил дорогую красивую одежду, а эта погоня за беглецом стоила ему пары дорогих сапог и нескольких других предметов туалета, безнадежно испорченных во время лазанья по всяким зарослям. И это также портило ему настроение. Черт побери, кто-то должен будет за это заплатить! Но сейчас он взглянул на Гонорию:
– Так вот, сударыня, как вы меня называете!
– Квентин, ты меня расстраиваешь все больше и больше…
– Я сожалею, мадам, – все еще холодно ответил он.
– Наплевать мне на твои сожаления! Я желаю, чтобы ты выполнил то, что обещал! – Виконтесса резко встала, глаза ее теперь пылали от гнева, она отчаянно жестикулировала, но любовник смотрел на нее с откровенным удовлетворением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84