– И свадьбу новую сыграла при жизни мужа… – вполголоса сказала я. – И ночь провела в супружеских вольностях…
Друг мой, а сколько стоит мужчина? Покуда его потрошит другая женщина, он ровным счетом ничего не стоит. Надо оценивать после развода – сколько от него осталось. Я рассмеялась. Я знала точно – кто посылает фотографии Милошу…
Принося жертву – береги свою грыжу.
Надпись на серебряной ложке, найденной в окрестностях Гиллиполи
На следующее утро я ощущал недостаточную крепость во всем организме, чтобы вот так запросто подняться и идти в ванную. Редкие вещи нас устраивают полностью. Например, ботинки я ношу одного размера, а трусы – другого размера. Если об этом серьезно задуматься, то можно еще немного поваляться в постели. Именно в такие минуты жизни меня посещают слабые мысли:
… Наше жилище помечено женскими следами. Неожиданно и годы спустя вдруг выкатится губная помада из-под шкафа, или диван вскрикнет не свойственным дивану голосом, или ветер тронет шторы на окнах – и тени промелькнут и разбегутся в разные стороны, хихикая и перешептываясь…
… Надо позвонить Агриппине, надо позвонить Агриппине, надо позвонить Агриппине…
… Женщина – существо не человеческой расы. Мужчины всю жизнь пытаются познать инородное тело, понять иноземный разум. Но как пустота может понять бублик?..
… Кстати, о бубликах… Завтра прилетает Александр. Я сфотографирую его с Лолой, он меня – с Валерией. Получится не фильм, а сказка – как мы весело провели время на Крите. Несомненно, что господин директор сделает бублик, просматривая наши кинопробы. Даже знаю, что он скажет: «Неужели вам не хватило шлюх дома и вы отправились за ними на Крит?» Вот что он скажет…
… Женщины от нас предохраняются. Они распоряжаются чужой судьбой по собственному усмотрению. Прерванное зачатие – сколько лауреатов Нобелевской премии погибло из-за этого? Никто не может сказать. Удивительно, из окружающих детей я знаю только великовозрастного ребенка Агриппины. Пусть растет и дальше – на него вся надежда…
… Женщины призваны вынашивать искру божью, а рассуждают как чертовки. Я беседовал на эту тему с Агриппиной. Она не разделяет моих чемоданных аналогий. Мол, что положишь, то и возьмешь. «Беременность, – говорит Агриппина, – процесс с непредсказуемым результатом от разных дураков». Между прочим, я никогда не помню, что за дрянь кладу в свой чемодан. Но всегда хочется открыть его и обнаружить какую-нибудь значительную рукопись или потрясающее художественное произведение. Так что я тоже понимаю женщин, когда с замиранием сердца приподнимаю крышку своего чемодана и вижу на дне сапожную щетку, скомканные рубашки и просроченные счета за собственное проживание. Жалкое зрелище. Зачатие дурака. Это ощущение роднит творчество и беременность. И приятельниц у меня намного больше, чем реальных половых связей…
… По теории вероятности, надо вырезать побольше букв и разложить их на огромной сковородке. И подбрасывать, и подбрасывать… Рано или поздно из этих буквиц сложится роман. Таким образом можно легко написать «Сагу о Форсайтах». По теории вероятности. Сколько раз я пробовал, но получалась какая-нибудь галиматья, вроде «взбдызнуть по голозыдре». Наверное, я собираю не те буквы…
… При виде Валерии мужчины превращаются в китайцев. Или японцев. Их улыбки растягиваются до позвоночника. Валерия, как ходячая электростанция, переключает энергию мужчин на себя. Блондинки совершенно анемичны. Вы испытывали сексуальное влечение к холодильнику? Когда ко мне приближается блондинка, я представляю, что сейчас мой член засунут в морозильник. А Валерия – натуральная бестия. Игривая, как пантера в добром расположении духа…
… Дружить с женщинами весьма полезно – всегда ты сыт, сексуально не озабочен и остроумен. С мужчинами дружить гораздо сложнее. Я не знаю, что с ними делать после полуночи. И какой смысл долго общаться с мужчиной, если все равно окажешься в постели с женщиной? В том-то и дело. Я предпочитаю с мужчинами просто пить, пить стоя, за здоровье присутствующих здесь дам. Главное, не указывать женщинам, как им жить. Они живут как бог им на душу положит…
… Я уже придумал название для нашей кинокартины. «Кому нужны чужие трупы?!!» Я так и думал, что вам понравится, господин директор!…
… Лучше всего я разбираюсь в похоронной музыке, но под нее особенно не попляшешь. Хотя на своих похоронах я закажу что-нибудь веселенькое и банальное. Ведь жизнь – это обыкновенная оргия. Отрезок времени, когда душа соединяется с телом. Мы радуемся, мы безобразничаем от полноты ощущений, а потом – важные, в белых тапочках – расстаемся с осязанием, обонянием, зрением, слухом, вкусом и гравитацией. «Друзья, от нас ушел Милош Корда…» Отсюда ушел – туда пришел… И спрашивается – как Милош прожил ты жизнь, тебе отпущенную? А вдогонку мне – «иииууу, виииууу!» – заунывная мелодия. И ответить Милошу, собственно говоря, будет нечего. Всю жизнь я занимался ерундой. Получи, господи, обратно свое подобие…
… Говорят, что я описываю события не последовательно, не по-христиански: вначале прелюбодействую, а затем – еще раз прелюбодействую. А надо бы пойти в церковь и между этими событиями покаяться. Каюсь…
… Эту прошедшую ночь в постели с Валерией я надолго запомню…
… Мы, пылкие существа, должны восемь часов прижиматься друг к другу телом, иначе нам холодно и одиноко. Иначе мы теряем уверенность в необходимости нашего бытия. Сомневаемся, что будем нужны кому-то утром, поэтому жадно обнимаемся всю ночь, согревая эту надежду. Мы циники днем, мы насмешливо смотрим на чувства. Мы притираемся, как дощечки, и очень нуждаемся друг в друге, чтобы жить только так, как мы живем. Мы вертимся, как колесики в часовом механизме, тикая друг на друга. «Тик». – «Так». «Так?» – «Так!» Мы любим только себя друг в друге, мы любим эту жизнь, как отражение нашего существа. Мы целуем друг друга, как зеркало, потому что райское яблоко вновь становится целым, когда мы соединяемся, и червоточина прячется внутри нас, когда соединяются две половинки. «Это – тик?» – «Тик». «Как тебе, хорошо?» – «Так!»
… Вчера вечером у себя в номере я разложил фотокарточки прямо на полу. Глаз, губы, рука. Неужели, кроме желания пощекотать мне нервы, тут не было никакого смысла? Рука, глаз, губы. Я перекладывал карточки наподобие пасьянса. Губы, рука, глаз. Позвонил портье. Глаз, губы, рука. «Да, синьор?» Почему портье обращается ко мне – «синьор»? Мы же в Греции, а не в Италии.
– Мне нужен мел, – сказал я портье.
– «Мел» – это то, чем натирают бильярдный кий?
– Мел – это то, чем рисуют дети, – уточнил я.
– У вас есть в номере дети? – удивился портье.
– Нет, у меня есть в номере бильярдный кий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84