То же и куртку, но тут уже в сотню пришлось выставляться: одну, парадную, за семьдесят, а другую, для свалки, за тридцатник удалось ухватить, главное, что теплая.
Сигорд по-прежнему не любил заглядывать в зеркало, и что там смотреть: взгляд какой-то трусливый, щеки дряблые, зубы… Все лицо в морщинах, каких-то пятнах, рубцах, буграх. Ну, может, не трусливый, но все равно робкий. Через взгляд и вид у него какой-то виноватый… Но в магазин при полном параде он уже может зайти, и его никто не выгонит. Ассириец очень странную вещь ему сказал, бред собачий, но почему бы не проверить, коли время есть? На свалке — до обеда, а в город — на геологоразведку — после обеда, потому как к сумеркам на свалке лучше не задерживаться. Странные слухи про ночное время ходят, вроде как люди там бесследно исчезают. Не люди, а бомжи, но все равно… Ладно, легенды легендами, а слухи — слухами: Камал уверял его, что такие ботинки, как у него, пользуются спросом у молодежи, вроде как и не смеялся. Но сколько Сигорд ни глазел по сторонам — ничего подобного на ногах у молодых людей не видел. Штиблеты, ботинки, туфли, кроссовки, кеды, сапоги, боты даже — да, а вот таких кошмарных ботинок с низкими голенищами — ни разу.
— Девушка… Девушка!
— Да, слушаю вас?
— У меня вот какой вопрос: вот у меня ботинки…
— Так. И что? Только не надо мне их в нос пихать.
— Вы… Ваш магазин не покупает таких? У населения?
— Нет. Это надо в отдел закупок обращаться, здесь мы только продаем.
— А где у вас отдел закупок?
— Не знаю. Не мешайте работать. — Расфуфыренная, все лицо и уши в краске, в булавках, девица-продавщица ясно дала ему понять, что неинтересны ни он сам, ни слова его. Ага, работает она, стоит, треплется с каким-то разряженным попугаем…
— Но вы же позиционируете себя, как магазин нестандартных решений в одежде… Однако, говорил уже Сигорд тихо и в пустоту. Делать нечего, оставалось только засунуть ботинки обратно в мешок и покинуть сей «Альтернативный прикид». Ладно, постепенно и эти сносит, зато прочные.
— Почем шуза, дед? — Сигорд в сильнейшем раздражении дернул рукой:
— Не цапай. Внучек, тоже мне… Двести. Самовывоз. Понял?
— Двести? Ни хрена себе! Ну-ка… Парень был белый, но явно закашивал под негра: волосы в мелких косичках, кепка-полуберет задом наперед, серьги. Только кольца в нос ему не хватало и юбки из пальмовых листьев…
— Какой размер?
— Сорок второй.
— Как это сорок второй?
— Э-э, по новому — двадцать шестой с половиной.
— А кроме шузов есть что?
— Ничего.
— На. Вот сотня, вот вторая. Все правильно?
— Да. — очумевший Сигорд никак не мог поверить в случившееся.
— Тогда, будь добр, прими грабки с моей обуви, да? Пока, дед. Пит! Пит, казила! Глянь, какую чуму я атарвал! Все наши падонки с Иневии завтра в аут павалятся! Сматри!..
Отработанным движением Сигорд сунул рулончик с бумажками глубоко под мышку, во внутренний кармашек, и на ватных ногах двинулся к выходу. Все было слишком похоже на внезапный гром в случайном сне, чтобы принять все это за реальность… В тамбуре, в переходе между магазинными тропиками и уличной зимой его крепко взяли за шиворот.
— Этот?
— Да, да, он! Я же тебе говорю, он ко мне подходил.
Следовало ожидать. Пусть отберут, лишь бы не пырнули… Сигорд повернул голову.
Держал его крепкий мужик лет тридцати, но на грабителя не похож: во-первых одет не по уличному, без пальто или куртки, во-вторых весь из себя в старинном двубортном костюме, кок на голове, такое всё стиляжное роскошество даже Сигорд в юности уже не носил, как бесславно устаревшее… Рядом с ним охранник в униформе, он еще здоровее, а сбоку эта шмакодявка продавщица верещит, показания на него дает.
— Ты что здесь творишь, уродец? Это тебе что здесь, вокзал, базар? Ну?
— Воротник… Отпустите, юноша, мой воротник. Будьте так любезны? — Сигорд словно бы контрастный душ принимал: из предсмертного ужаса он окунулся в целое озеро блаженства: его не убьют, это не ограбление и не разбой. Максимум — дадут пинка и вышвырнут вон, наверняка даже с полицией заморачиваться не захотят, чтобы имидж заведению не портить. И деньги уже — надорвутся отнимать. Да, лишь бы не в полицию, там всего хуже, но это вряд ли, явно к иному дело идет: — пинка и отпустят… Рука дрогнула и высвободила воротник.
— Благодарю вас. До того, как приедет суд и расправа, смогу ли я говорить в течение половины минуты?
— Чего?
— Еще раз благодарю вас за внимание. Вот эта девушка…
— А что он на меня пальцем показывает… Господин Ро…
— Цыц. Да, я слушаю вас?
— Я спросил у вашей сотрудницы, где у вас отдел закупок, чтобы предложить небольшую партию обуви.
— Так.
— Девушка не пожелала со мной разговаривать, предпочтя мне вон того юношу… — Сигорд показал сквозь стекло в глубину магазина.
— Это неправда!
— Помолчи, я сказал! Дальше?
— Это правда. Что, мол, у вас тут только продают, вы сказали, а где отдел закупок — вы не знаете. Разговор на этом по вашей инициативе оборвался, а я остался один как перст, с протянутой рукой. В которой, замечу, был образец пресловутых ботинок. Каковые тут же и были куплены неизвестным юношей у меня с рук.
— Но вы знаете, что продажа с рук категорически запрещена в нашем магазине.
— Как и в любом нормальном. Да знаю.
— Тем более, раз знаете. А что же вы тогда?
— Я же говорю: случайность. И обратился я именно не к покупателю, а к продавцу, в надежде получить справку.
— Да, я это уже слышал. Где ботинки?
— Ботинки? Те уже ушли, а которые на мне, точно такие же, вы уж извините, я с себя снимать не буду. Могу новые принести, к вам в отдел закупок.
Все четверо, включая Сигорда, опустили взгляд к полу и посмотрели на его ботинки. Он даже приподнял брючину, чтобы лучше было видно, но не слишком, а то носки… Поменять надо носки.
— Ну, принесите.
— Да, но к кому обращаться? Чтобы как сейчас не получилось?
— Обратитесь к охране, они меня вызовут, и я вас отведу в интересующий вас отдел. Родригес Виталле меня зовут. Старший менеджер. А проще говоря — директор этого магазина.
— А меня Сигорд.
— До свидания, господин Сигорд. Приходите еще, но больше так не делайте, как сегодня.
— Но я же…
— Извините, мне пора работать. Так. Ты смотри здесь получше и почетче, не щелкай клювом. А ты… Виолетта тебя подменит, а ты ко мне в кабинет.
Девушка заплакала, размазывая тушь по жирным щечкам, но Сигорду некогда было ее жалеть, или злорадствовать, он торопился домой, считать и думать.
* * *
— Долго мы так стоять будем? Почему все красный горит? Сам, что ли, едет?
— Нет. Господин Президент на Северном побережье изволят принимать участие в фестивале цветов, к тому же на катафалке он пока не ездит. Вон, везут.
— Ох. Ты! А кто это?
— Какой-то воротила. Лауб, Хренауб… нас, небось, так хоронить не будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Сигорд по-прежнему не любил заглядывать в зеркало, и что там смотреть: взгляд какой-то трусливый, щеки дряблые, зубы… Все лицо в морщинах, каких-то пятнах, рубцах, буграх. Ну, может, не трусливый, но все равно робкий. Через взгляд и вид у него какой-то виноватый… Но в магазин при полном параде он уже может зайти, и его никто не выгонит. Ассириец очень странную вещь ему сказал, бред собачий, но почему бы не проверить, коли время есть? На свалке — до обеда, а в город — на геологоразведку — после обеда, потому как к сумеркам на свалке лучше не задерживаться. Странные слухи про ночное время ходят, вроде как люди там бесследно исчезают. Не люди, а бомжи, но все равно… Ладно, легенды легендами, а слухи — слухами: Камал уверял его, что такие ботинки, как у него, пользуются спросом у молодежи, вроде как и не смеялся. Но сколько Сигорд ни глазел по сторонам — ничего подобного на ногах у молодых людей не видел. Штиблеты, ботинки, туфли, кроссовки, кеды, сапоги, боты даже — да, а вот таких кошмарных ботинок с низкими голенищами — ни разу.
— Девушка… Девушка!
— Да, слушаю вас?
— У меня вот какой вопрос: вот у меня ботинки…
— Так. И что? Только не надо мне их в нос пихать.
— Вы… Ваш магазин не покупает таких? У населения?
— Нет. Это надо в отдел закупок обращаться, здесь мы только продаем.
— А где у вас отдел закупок?
— Не знаю. Не мешайте работать. — Расфуфыренная, все лицо и уши в краске, в булавках, девица-продавщица ясно дала ему понять, что неинтересны ни он сам, ни слова его. Ага, работает она, стоит, треплется с каким-то разряженным попугаем…
— Но вы же позиционируете себя, как магазин нестандартных решений в одежде… Однако, говорил уже Сигорд тихо и в пустоту. Делать нечего, оставалось только засунуть ботинки обратно в мешок и покинуть сей «Альтернативный прикид». Ладно, постепенно и эти сносит, зато прочные.
— Почем шуза, дед? — Сигорд в сильнейшем раздражении дернул рукой:
— Не цапай. Внучек, тоже мне… Двести. Самовывоз. Понял?
— Двести? Ни хрена себе! Ну-ка… Парень был белый, но явно закашивал под негра: волосы в мелких косичках, кепка-полуберет задом наперед, серьги. Только кольца в нос ему не хватало и юбки из пальмовых листьев…
— Какой размер?
— Сорок второй.
— Как это сорок второй?
— Э-э, по новому — двадцать шестой с половиной.
— А кроме шузов есть что?
— Ничего.
— На. Вот сотня, вот вторая. Все правильно?
— Да. — очумевший Сигорд никак не мог поверить в случившееся.
— Тогда, будь добр, прими грабки с моей обуви, да? Пока, дед. Пит! Пит, казила! Глянь, какую чуму я атарвал! Все наши падонки с Иневии завтра в аут павалятся! Сматри!..
Отработанным движением Сигорд сунул рулончик с бумажками глубоко под мышку, во внутренний кармашек, и на ватных ногах двинулся к выходу. Все было слишком похоже на внезапный гром в случайном сне, чтобы принять все это за реальность… В тамбуре, в переходе между магазинными тропиками и уличной зимой его крепко взяли за шиворот.
— Этот?
— Да, да, он! Я же тебе говорю, он ко мне подходил.
Следовало ожидать. Пусть отберут, лишь бы не пырнули… Сигорд повернул голову.
Держал его крепкий мужик лет тридцати, но на грабителя не похож: во-первых одет не по уличному, без пальто или куртки, во-вторых весь из себя в старинном двубортном костюме, кок на голове, такое всё стиляжное роскошество даже Сигорд в юности уже не носил, как бесславно устаревшее… Рядом с ним охранник в униформе, он еще здоровее, а сбоку эта шмакодявка продавщица верещит, показания на него дает.
— Ты что здесь творишь, уродец? Это тебе что здесь, вокзал, базар? Ну?
— Воротник… Отпустите, юноша, мой воротник. Будьте так любезны? — Сигорд словно бы контрастный душ принимал: из предсмертного ужаса он окунулся в целое озеро блаженства: его не убьют, это не ограбление и не разбой. Максимум — дадут пинка и вышвырнут вон, наверняка даже с полицией заморачиваться не захотят, чтобы имидж заведению не портить. И деньги уже — надорвутся отнимать. Да, лишь бы не в полицию, там всего хуже, но это вряд ли, явно к иному дело идет: — пинка и отпустят… Рука дрогнула и высвободила воротник.
— Благодарю вас. До того, как приедет суд и расправа, смогу ли я говорить в течение половины минуты?
— Чего?
— Еще раз благодарю вас за внимание. Вот эта девушка…
— А что он на меня пальцем показывает… Господин Ро…
— Цыц. Да, я слушаю вас?
— Я спросил у вашей сотрудницы, где у вас отдел закупок, чтобы предложить небольшую партию обуви.
— Так.
— Девушка не пожелала со мной разговаривать, предпочтя мне вон того юношу… — Сигорд показал сквозь стекло в глубину магазина.
— Это неправда!
— Помолчи, я сказал! Дальше?
— Это правда. Что, мол, у вас тут только продают, вы сказали, а где отдел закупок — вы не знаете. Разговор на этом по вашей инициативе оборвался, а я остался один как перст, с протянутой рукой. В которой, замечу, был образец пресловутых ботинок. Каковые тут же и были куплены неизвестным юношей у меня с рук.
— Но вы знаете, что продажа с рук категорически запрещена в нашем магазине.
— Как и в любом нормальном. Да знаю.
— Тем более, раз знаете. А что же вы тогда?
— Я же говорю: случайность. И обратился я именно не к покупателю, а к продавцу, в надежде получить справку.
— Да, я это уже слышал. Где ботинки?
— Ботинки? Те уже ушли, а которые на мне, точно такие же, вы уж извините, я с себя снимать не буду. Могу новые принести, к вам в отдел закупок.
Все четверо, включая Сигорда, опустили взгляд к полу и посмотрели на его ботинки. Он даже приподнял брючину, чтобы лучше было видно, но не слишком, а то носки… Поменять надо носки.
— Ну, принесите.
— Да, но к кому обращаться? Чтобы как сейчас не получилось?
— Обратитесь к охране, они меня вызовут, и я вас отведу в интересующий вас отдел. Родригес Виталле меня зовут. Старший менеджер. А проще говоря — директор этого магазина.
— А меня Сигорд.
— До свидания, господин Сигорд. Приходите еще, но больше так не делайте, как сегодня.
— Но я же…
— Извините, мне пора работать. Так. Ты смотри здесь получше и почетче, не щелкай клювом. А ты… Виолетта тебя подменит, а ты ко мне в кабинет.
Девушка заплакала, размазывая тушь по жирным щечкам, но Сигорду некогда было ее жалеть, или злорадствовать, он торопился домой, считать и думать.
* * *
— Долго мы так стоять будем? Почему все красный горит? Сам, что ли, едет?
— Нет. Господин Президент на Северном побережье изволят принимать участие в фестивале цветов, к тому же на катафалке он пока не ездит. Вон, везут.
— Ох. Ты! А кто это?
— Какой-то воротила. Лауб, Хренауб… нас, небось, так хоронить не будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107