-- Тише, малый! -- зашипел толстяк. В его розовой пухлой лапище вдруг
оказался тяжелый, судя по размерам, пистолет-кольт, какой бывает у
полицейских, но с хитро пристроенным глушителем. -- Тише, а то враз мозги
повышибаю. Мне все права даны. Ишь, шустряк! Куда ты попал и что будешь
делать -- я и сам знаю. А может и ты узнаешь... завтра. Пока же веди себя
примерно. А ежели еще раз хай подымешь -- пеняй на себя -- нянчиться с тобой
никто не будет... -- Он помолчал.
-- Ты, вроде, парнишка неплохой -- как мне говорили -- и я тебе только
добра желаю. Потерпи, все узнаешь в свое время. -- Чтобы подтвердить, что он
желает Гектору только добра, толстяк даже опустил кольт немного пониже, так
что глушитель глядел Гектору прямо в колени. Дурнота прошла, но задергалась,
заныла коленная чашечка на правой ноге. Несмотря на мирные слова, Гек остро
почувствовал, что толстому нетрудно убивать и что Гек значит для него не
больше крысы. Рисковать в неясной ситуации было совсем ни к чему. Он
осторожно покивал головой:
-- Так бы сразу и говорил... А то взяли, повезли, кто да что... Войди в
мое положение -- откуда я знаю, может ты не наш?
Но толстяк не клюнул:
-- Ваш, наш... Давай-ка, шлепай впереди меня. Сейчас ляжешь спать -- я
покажу где -- а то завтра дел много.
Весь диалог шел на бабилосе, Гек верно угадал земляка, но последняя
фраза прозвучала на английском. И ни разу больше не слышал Гек от своего
нового хозяина ни единого слова на родном языке.
Так Гек оказался в положении рабочей скотинки на подпольной фабрике по
очистке и переработке опиума в героин. И не ведал он, что здесь суждено ему
было проработать, просуществовать два долгих месяца. Что ж, и это жизнь...
Но по представлениям Гека она была не многим лучше смерти,
-- Что же случилось, ну что? -- эта мысль беспрестанно мучила его и она
же, внушая слепую надежду, удерживала от безрассудных поступков. Он
прикинул, что мог бы, пожалуй, застать врасплох и заделать толстого, но
слишком много риска, да и зачем?
-- Ведь если меня до сих пор не тронули, значит я им зачем-то нужен?
Может чертов Дудя испытывает меня таким образом? Хотя на фига ему это?
Но чутье говорило Геку, что испытания тут не причем; и мало-помалу
окончательно окрепло понимание, что хорошего ждать не стоит.
В ту ночь толстяк проводил его через погреб в подвал, где ему была
отведена свободная койка. Две другие уже оказались занятыми, как выяснилось
потом, коллегами по его новой профессии. Эти двое говорили крайне мало,
только между собой и только на английском. На Гека реагировали лишь во время
работы или по необходимости, например, когда требовалось подождать, пока
освободится унитаз или душ. Попытки завязать с ними контакт не дали
результатов: " Да, нет, отвяжись" -- в лучшем случае, а то и вовсе не
отвечали.
Все они: два этих друга, Гек и сам толстяк вели простую, размеренную
жизнь. Утром, после завтрака и сигарет, они переходили в другой подвал,
причем переходили подземным же коридором, узким и от сырости скользким. А
потом до вечера, не считая перерыва на обед, занимались сортировкой очисткой
и упаковкой товара. Работали в респираторах, каждый раз новых. Так и шло:
день да ночь -- сутки прочь. Впрочем, им никто не говорил -- где ночь и где
день, какой день недели какого месяца. Каждое "утро" их будило звяканье
ключей: открывалась дверь подземного коридора. Хозяин вкатывал тележку с
завтраком и сипел:
-- Мальчики, к столу, быстро!
Нехотя, но быстро, как и требовал надсмотрщик, умывались по очереди,
завтракали, курили (все, кроме Гека) и уходили в подвал, где их ждали
опостылевшие намордники. Гек ради эксперимента пытался сломать пару раз
установившийся порядок -- перед завтраком садился на унитаз, или спрашивал
таблетки от головной боли. Но толстяк молча становился перед низенькой
дверцей и смотрел на скрюченного Гека с такой откровенной злобой в глазах,
что Гек решил не искушать более судьбу, и без того не ясную, и эксперименты
прекратил.
Работа была несложная: все трое на подхвате у толстяка -- подай,
положи, отрежь, упакуй... Основное же действо, особенно с кислотами, он
совершал собственноручно. И взвешивал только сам. Видно было, что работает
профессионал.
Даже во время работы, на животе за поясом у него всегда торчала пушка,
которая, по-видимому, нисколько его не стесняла. Кроме того, они трое стояли
за длинным столом, похожим на прилавок в мелком магазинчике, где каждый
выполнял свой перечень операций, а по другой стороне стола, в метре от него,
находилась электрическая плита. И только за ней уже, почти впритык, стоял
стол, за которым священно действовал толстяк. ( Можешь звать меня Фэт, --
представился он в ту первую ночь, но Гек ни разу не обратился к нему так, а
про себя продолжал называть "толстяк". Сам же он почему-то представился
Бобом и никто не возражал -- Боб так Боб.) Когда это диктовалось работой,
они обходили стол-прилавок и брали что нужно с плиты или с его стола, но
только поодиночке и всегда с его разрешения. Постели, туалет за ширмой, да и
вообще комнату никто из них не убирал. Однако, когда толстяк, вынув
часы-луковицы, снимал фартук и объявлял перерыв на обед, в помещении все
было аккуратно прибрано и стол накрыт. Тоже самое происходило после
окончания работы, только на столе еще лежала новая пачка сигарет с
неизменным верблюдом на ней. За едой толстяк расслаблялся отчасти и не
принимал таких строгих мер предосторожности против своих подопечных, хотя
сидел все же чуть поодаль, как бы во главе стола. Может кто-то незримый
подстраховывал его, а может он просто любил пожрать и отметал заботы,
способные отвлечь его от любимого занятия. Но кольт и здесь был у него под
рукой.
Ни телевизора, ни радио, ни газет им не полагалось. После ужина толстяк
молча выкатывал тележку с грязной посудой и закрывал дверь снаружи.
Предоставленные сами себе они развлекались тем, что перебирали огромную кипу
старых иллюстрированных журналов, самых различных по направлениям: от порно
до религиозных и на почти всех европейских языках -- встречались даже
китайские и на бабилосе. Пит и Лао -- так, похоже, звали молчаливых
подельщиков -- постоянно играли в какую-то странную игру, где камешки или
иные мелкие предметы, их заменяющие, то ставились в перекрестья
расчерченного поля, то снимались. Одна партия продолжалась порою по
несколько дней. Иной раз Гектору хотелось просто посидеть рядом, понаблюдать
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111