На третьем выстреле глушитель практически утратил
свои свойства, -- получилось так громко, что зазвенело в ушах. Патрик
подскочил, нажал стволом на рычажок, прервал связь. Дядя Джеймс лежал на
левом боку, длинными ногами перегораживая почти половину комнаты. Патрик
испытывал иррациональное облегчение мук совести от того, что Джеймс не видел
случившегося, из-за этого чувство вины перед ним -- странным образом -- не
было таким острым.
"Гад, гад, гад... -- звенели голоса. -- Ты не должен жить... Умри,
умри...
Патрик затряс головой, зажмурил глаза, крепко, до цветных пятен...
" Он там. Патрик в квартире... Он там... Выходи... Ты мертвец..."
-- Не-е-е-т!!! Надо... собраться... Домой. Надо продержаться... до
дома. Надо... идти... Превозмогая бред, Патрик на полном автомате замел
следы, сунул ствол подмышку и шатаясь побежал к выходу.
Голоса грохотали у него в ушах, стыдили его и смеялись, обвиняли и
угрожали, требовали вновь, чтобы он убил себя. "Нет!" -- изо всех сил кричал
им Патрик и упрямо шел к себе домой, там он справится с ситуацией, Джеймс
поймет...
-- Прохожие провожали взглядом бледного, как мел, мужика с безумными,
ничего не видящими глазами, который пер по тротуару напролом, сквозь толпу и
беззвучно шевелил губами... Он забыл, что как раз домой идти нельзя.
Пистолет выронил где-то по дороге...
Снайпер -- айсор, подрабатывающий у "даго", сидел на чердаке и не знал,
что его работодателей уже нет в живых, что никто не оплатит его контракта.
Ему была поставлена четкая задача: трое суток, с одной подменой на сон,
караулить возле дома и прикончить некоего Рыжего (Патрика), как его назвал
заказчик, показывая фото. Оплата -- по окончании дежурства, либо полная и
сразу -- если дело будет сделано. Появился клиент -- он, сомнений быть не
могло, внешность больно характерная, снайпер воткнул ему с пятидесяти метров
пулю прямо в лоб. Дежурство закончилось и можно было уходить. Но полиция
тоже кое-где расставила посты, оперативник видел всю сцену и подкараулил
снайпера у черной лестницы во двор. Усталость и злоба на весь мир обуревали
детектива: он выстрелил в голову снайперу, не пытаясь даже арестовать его.
Позже в рапорте он напишет, что действовал по обстановке, обороняясь. Тот
кто читал этот рапорт, когда-то писал подобные, а посему без звука принял
его -- чем этих скотов меньше, тем оно лучше.
Смерть Дяди Джеймса, Патрика, Франка -- потрясла многих. Герман,
Нестор, люди Франка пытались понять: как могло такое случиться, что Патрик
оказался не с Дудей в критический момент и допустил, чтобы убили не только
шефа, но и его самого. Кто сумел нащупать сверх осторожного Дудю и
прикончить, не оставив следов? Кто сумел выманить и прихлопнуть Патрика, как
тупого новобранца?
Галло, узнав о б этой новости, повел себя так, чтобы друзья и недруги
поверили в его к этому причастность. Маразм им овладел, либо чрезмерная
хитрость его подвела, но в ночь с понедельника на вторник, ближе к утру,
люди Германа легко перебили жиденькую охрану возле дома старого Галло,
ворвались к нему, но ничего не взяли, кроме самого хозяина. Тот раскололся
быстро и основательно, предоставив алиби на свой счет: ни убивать ни
отдавать такие приказы он не мог в этот день чисто технически. Ему поверили
и пристрелили без дальнейших мучений. Смерти на этом прекратились. Прибывший
из Штатов Микеле Наварра, полный тезка своего дальнего родственника,
погибшего когда-то на Сицилии, тотчас предложил мир, мало чем отличающийся
от капитуляции, попросил прекратить все распри, пока люди с обеих сторон
будут хоронить своих мертвецов. Его предложение было принято.
Серое морозное апрельское утро сменилось чистым и ясным днем: выглянуло
солнце, воздух стал свеж и звонок, католическое кладбище, убранное золотом и
червленью осеннего леса, дышало смирением и уютом, и только в
противоположных его концах клубились две темно-серые тучи: родственники и
сподвижники провожали покойников в последний путь. В почти поголовно
католическом Бабилоне только двое покойников из Дудиной армии принадлежали
иной конфессии, протестантской, кажется; остальные присутствовали здесь,
смирно почивая в бронзовых гробах. На другой стороне кладбища гробов было
немногим больше, так как половина из погибших посмертно были депортированы
на родину. Рыдания и крики нарушали благолепие скорбного дня, метались в
толпе очумевшие в своем азарте репортеры, детективы прохаживались, как на
скотном рынке, между скорбящими, делали записи в блокнотах, телохранители
бдительно зыркали по сторонам. Мало кто теперь обращал внимание на
толстенькую низенькую старушку, тихо плакавшую возле гроба с Дядей Джеймсом,
ее обожаемым сыном. Двойное горе постигло старуху: ее муж, отец Джеймса,
умирал в больнице от инсульта, вызванного смертью сына, врачи однозначно
сказали -- надежды нет. И вот она, оставив мужа на попечение сиделкам,
провожает свое несчастное чадо туда, куда ей самой давно бы уже пора, потому
что жить больше незачем, но Господь не берет ее душу... О, она ни секунды бы
не колебалась и отдала бы душу даже врагу рода человеческого, если бы это
могло оживить ее мальчика, такого хорошего и такого несчастного...
Звучали речи, клятвы отомстить и признания в верности, сыпались слова,
словно комья земли в могилу -- уходила эпоха. Пройдут годы, прежде чем
прибывший из-- за моря-окияна Наварра (кличка Заморский, данная ему авансом
местными делаварами, постепенно трансформируется и превратится в Заморыша),
сумеет восстановить из руин кое-какие завоевания своих предшественников, но
никогда уже пришельцам не стоять на равной ноге с быстро прогрессирующими
аборигенами. Не бывать уже в прежнем виде и организации Дяди Джеймса --
развалилась она, подобно империи Карла Великого, на удельные княжества:
основную часть, с публичными домами, ростовщичеством и героиновой розницей,
унаследовал Герман, недалекий, но по-мужицки хозяйственный уголовник, в
прошлом вытрясатель чужих долгов. Продовольственный рынок и рэкет нескольких
магазинов оттягал Нестор, не собирающийся больше терпеть над собой никаких
начальничков. Полтора десятка преданных ему боевых ребят, не считая пристяжи
подсобной, -- это достаточно серьезно, чтобы к нему не лезли всякие свиные
рыла. Наследство Боцмана -- лотереи и угон автомобилей -- вообще попали к
чужим: некий Дядя Фритс, по кличке Кошеловка, чья "юрисдикция"
распространялась на стадион, возле которого свил гнездо Боцман, ныне
покойный, наложил свою лапу на лотереи и в ультимативной форме предложил
угонщикам свою помощь и защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111