Я наклонился к стоявшей на столике около камина вазе с искусственными цветами и вытащил из нее хорошо спрятанный микрофон.
— В этой комнате есть «клопы». Сто против одного, что ваши друзья слышали каждое слово. Для миллионера и человека высшего общества у вас, Рутвен, странные привычки. — Я замолчал и устало посмотрел на троицу, которая только что появилась в дверях. — И еще более странные друзья.
Я выразился не совсем точно. Первый человек из этой троицы отлично смотрелся среди этой роскоши. Среднего роста, среднего телосложения, одетый в прекрасно сшитый смокинг, он курил сигару в руку длиной. Это был тот запах дорогой сигары, который я почуял, как только вошел в библиотеку.
Ему было слегка за пятьдесят, черные волосы на висках чуть тронуты сединой. В глаза бросались аккуратно подстриженные черные, как смоль, усы на гладком, без морщин, сильно загорелом лице. Идеальный для Голливуда актер на роль высокопоставленного чиновника с учтивыми манерами и до ужаса компетентного. И только когда появлялась возможность рассмотреть его глаза и черты лица вблизи, становилось ясно, что он крепок и физически и психически и что это жесткий человек, чего вы никогда не увидите на экране. С ним следовало быть поосторожней.
Второй был более оригинален. Трудно сказать, что сделало его таким.
Он носил красивый серый фланелевый костюм, белую рубашку и серый галстук.
Рост — чуть ниже среднего, плотное телосложение, бледное лицо и прилизанные волосы почти такого же цвета, что и у Мери Рутвен. Только внимательно приглядевшись, начинаешь понимать, что оригинальным его делало не то, чем он располагал, а то, чего у него не было. Я еще не встречал таких ничего не выражающих лиц и таких пустых глаз.
О третьем нельзя было сказать, что он оригинален. Он смотрелся в этой библиотеке так, как Моцарт — в рок-клубе. Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух, высокий, тощий, с лицом бледным, как у покойника, и угольно-черными глазами. Взгляд его беспокойно перебегал с одного лица на другое, подобно тому, как осенним вечером мечется блуждающий огонек. Я не заметил, в чем он был одет, видел лишь его лицо — лицо законченного наркомана. Отнимите у него белый порошок хотя бы на сутки, и он будет корчиться так, будто его поджаривают сто чертей.
— Входите, мистер Вайленд, — обратился генерал к человеку с сигарой, и я в который раз пожалел, что так сложно разобраться в выражении лица старого Рутвена. Он кивнул на меня:
— Это — Толбот, которого разыскивают, а это — мистер Яблонски, который привез его сюда.
— Рад познакомиться с вами, мистер Яблонски. — Вайленд дружелюбно улыбнулся и протянул руку. — Я главный инженер по организации добычи нефти.
Как же, он такой же инженер, как я — президент Соединенных Штатов.
Вайленд кивнул на человека в сером костюме:
— Это мистер Ройал.
— Мистер Яблонски! Мистер Яблонски! — не произнес, а прошипел человек с остановившимся взглядом. Его рука скользнула под пиджак, и, должен признать, сделал он это быстро. Пистолет дрожал в его руке. Одно за другим он произнес несколько непечатных слов, а глаза его стали безумными. — Я ждал этого момента два долгих года. Черт побери, Ройал! Зачем...
— Здесь молодая леди, Ларри.
Могу поклясться, что он не засовывал руку под пиджак или в карман брюк, но в его руке тускло блеснул металл — он ударил стволом по запястью Ларри и тот выронил свой пистолет на стол. Никогда я не видел такой ловкости рук.
— Мы знаем мистера Яблонски, — голос Ройала был на удивление певучим и нежным. — По крайней мере Ларри и я, не так ли, Ларри? Когда-то Ларри отсидел шесть месяцев по обвинению в употреблении наркотиков, и посадил его Яблонски.
— Яблонски? Посадил?... — начал было генерал.
— Яблонски, — улыбнулся Ройал, — лейтенант Герман Яблонски из отдела по расследованию убийств нью-йоркской полиции.
Глава 4
Да, вот это была тишина. Мертвая тишина. Первым нарушил ее генерал.
Холодно посмотрев на человека в смокинге, он потребовал объяснений:
— Это возмутительно, Вайленд. Вы приводите в мой дом человека, который не только наркоман и вооружен, но и отсидел в тюрьме. А что касается присутствия здесь полицейского, то следовало проинформировать меня...
— Успокойтесь, генерал, — тихо и без всякого удивления произнес Ройал. — Я был не совсем точен, следовало сказать: бывший лейтенант. В свое время самый способный парень в ФБР — сначала занимался наркотиками, затем — убийствами. Больше арестов и убежденности в их необходимости, чем у любого другого полицейского в восточной части Штатов. Но ты поскользнулся, Яблонски, не так ли?
Яблонски ничего не ответил, и на его лице ничего не отразилось, но это не означало, что он сейчас не прокручивал в голове различные варианты.
На моем лице тоже ничего не отразилось, но я напряженно думал. Думал, как бы сбежать. Слуг генерал отпустил, а все присутствующие, казалось, потеряли ко мне интерес. Как бы невзначай я огляделся: я ошибся — в комнате находился еще кое-кто, не потерявший интереса ко мне. В коридоре с внешней стороны двери стоял Валентино, мой знакомый по залу суда, и его интерес ко мне более чем восполнял отсутствие интереса ко мне у находившихся в библиотеке. Меня порадовало, что он носил правую руку на повязке. Большой палец руки он засунул в карман пальто, но как ни огромен мог быть этот палец, вряд ли он бы так оттопыривал карман. Ему просто безумно хотелось посмотреть, как я попытаюсь сбежать.
— Яблонски был центральной фигурой самого крупного после войны полицейского скандала, который разразился в Нью-Йорке, — продолжал Ройал.
— Ни с того, ни с сего в его округе случилось множество убийств, и важных убийств, а Яблонски хлопал ушами. Все знали, что за убийствами стояла банда, которая платила полиции. Все знали, кроме Яблонски. Все, что Яблонски знал, — это то, что он получает десять штук, чтобы смотреть куда угодно, но только не в нужную сторону. Но врагов в полиции у него было больше, чем вне ее, и они накрыли его. Полтора года назад. Целую неделю тогда его имя не сходило со страниц газет. Помните, мистер Вайленд?
— Теперь вспомнил, — кивнул Вайленд. — Шестьдесят тысяч уплыли, а полиции не удалось и цента заполучить. Кажется, он получил три года.
— И через полтора года уже на свободе, — закончил Ройал. Перепрыгнули через стену, Яблонски?
— Выпущен досрочно за примерное поведение, — невозмутимо ответил Яблонски. — И снова добропорядочный гражданин, чего нельзя сказать о вас, Ройал. И вы наняли этого человека, генерал?
— Я не понимаю...
— Если бы вы поняли, это обошлось бы вам в лишние сто долларов. Сто долларов обычно берет Ройал со своих работодателей на венок для своих жертв. Очень красивый венок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— В этой комнате есть «клопы». Сто против одного, что ваши друзья слышали каждое слово. Для миллионера и человека высшего общества у вас, Рутвен, странные привычки. — Я замолчал и устало посмотрел на троицу, которая только что появилась в дверях. — И еще более странные друзья.
Я выразился не совсем точно. Первый человек из этой троицы отлично смотрелся среди этой роскоши. Среднего роста, среднего телосложения, одетый в прекрасно сшитый смокинг, он курил сигару в руку длиной. Это был тот запах дорогой сигары, который я почуял, как только вошел в библиотеку.
Ему было слегка за пятьдесят, черные волосы на висках чуть тронуты сединой. В глаза бросались аккуратно подстриженные черные, как смоль, усы на гладком, без морщин, сильно загорелом лице. Идеальный для Голливуда актер на роль высокопоставленного чиновника с учтивыми манерами и до ужаса компетентного. И только когда появлялась возможность рассмотреть его глаза и черты лица вблизи, становилось ясно, что он крепок и физически и психически и что это жесткий человек, чего вы никогда не увидите на экране. С ним следовало быть поосторожней.
Второй был более оригинален. Трудно сказать, что сделало его таким.
Он носил красивый серый фланелевый костюм, белую рубашку и серый галстук.
Рост — чуть ниже среднего, плотное телосложение, бледное лицо и прилизанные волосы почти такого же цвета, что и у Мери Рутвен. Только внимательно приглядевшись, начинаешь понимать, что оригинальным его делало не то, чем он располагал, а то, чего у него не было. Я еще не встречал таких ничего не выражающих лиц и таких пустых глаз.
О третьем нельзя было сказать, что он оригинален. Он смотрелся в этой библиотеке так, как Моцарт — в рок-клубе. Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух, высокий, тощий, с лицом бледным, как у покойника, и угольно-черными глазами. Взгляд его беспокойно перебегал с одного лица на другое, подобно тому, как осенним вечером мечется блуждающий огонек. Я не заметил, в чем он был одет, видел лишь его лицо — лицо законченного наркомана. Отнимите у него белый порошок хотя бы на сутки, и он будет корчиться так, будто его поджаривают сто чертей.
— Входите, мистер Вайленд, — обратился генерал к человеку с сигарой, и я в который раз пожалел, что так сложно разобраться в выражении лица старого Рутвена. Он кивнул на меня:
— Это — Толбот, которого разыскивают, а это — мистер Яблонски, который привез его сюда.
— Рад познакомиться с вами, мистер Яблонски. — Вайленд дружелюбно улыбнулся и протянул руку. — Я главный инженер по организации добычи нефти.
Как же, он такой же инженер, как я — президент Соединенных Штатов.
Вайленд кивнул на человека в сером костюме:
— Это мистер Ройал.
— Мистер Яблонски! Мистер Яблонски! — не произнес, а прошипел человек с остановившимся взглядом. Его рука скользнула под пиджак, и, должен признать, сделал он это быстро. Пистолет дрожал в его руке. Одно за другим он произнес несколько непечатных слов, а глаза его стали безумными. — Я ждал этого момента два долгих года. Черт побери, Ройал! Зачем...
— Здесь молодая леди, Ларри.
Могу поклясться, что он не засовывал руку под пиджак или в карман брюк, но в его руке тускло блеснул металл — он ударил стволом по запястью Ларри и тот выронил свой пистолет на стол. Никогда я не видел такой ловкости рук.
— Мы знаем мистера Яблонски, — голос Ройала был на удивление певучим и нежным. — По крайней мере Ларри и я, не так ли, Ларри? Когда-то Ларри отсидел шесть месяцев по обвинению в употреблении наркотиков, и посадил его Яблонски.
— Яблонски? Посадил?... — начал было генерал.
— Яблонски, — улыбнулся Ройал, — лейтенант Герман Яблонски из отдела по расследованию убийств нью-йоркской полиции.
Глава 4
Да, вот это была тишина. Мертвая тишина. Первым нарушил ее генерал.
Холодно посмотрев на человека в смокинге, он потребовал объяснений:
— Это возмутительно, Вайленд. Вы приводите в мой дом человека, который не только наркоман и вооружен, но и отсидел в тюрьме. А что касается присутствия здесь полицейского, то следовало проинформировать меня...
— Успокойтесь, генерал, — тихо и без всякого удивления произнес Ройал. — Я был не совсем точен, следовало сказать: бывший лейтенант. В свое время самый способный парень в ФБР — сначала занимался наркотиками, затем — убийствами. Больше арестов и убежденности в их необходимости, чем у любого другого полицейского в восточной части Штатов. Но ты поскользнулся, Яблонски, не так ли?
Яблонски ничего не ответил, и на его лице ничего не отразилось, но это не означало, что он сейчас не прокручивал в голове различные варианты.
На моем лице тоже ничего не отразилось, но я напряженно думал. Думал, как бы сбежать. Слуг генерал отпустил, а все присутствующие, казалось, потеряли ко мне интерес. Как бы невзначай я огляделся: я ошибся — в комнате находился еще кое-кто, не потерявший интереса ко мне. В коридоре с внешней стороны двери стоял Валентино, мой знакомый по залу суда, и его интерес ко мне более чем восполнял отсутствие интереса ко мне у находившихся в библиотеке. Меня порадовало, что он носил правую руку на повязке. Большой палец руки он засунул в карман пальто, но как ни огромен мог быть этот палец, вряд ли он бы так оттопыривал карман. Ему просто безумно хотелось посмотреть, как я попытаюсь сбежать.
— Яблонски был центральной фигурой самого крупного после войны полицейского скандала, который разразился в Нью-Йорке, — продолжал Ройал.
— Ни с того, ни с сего в его округе случилось множество убийств, и важных убийств, а Яблонски хлопал ушами. Все знали, что за убийствами стояла банда, которая платила полиции. Все знали, кроме Яблонски. Все, что Яблонски знал, — это то, что он получает десять штук, чтобы смотреть куда угодно, но только не в нужную сторону. Но врагов в полиции у него было больше, чем вне ее, и они накрыли его. Полтора года назад. Целую неделю тогда его имя не сходило со страниц газет. Помните, мистер Вайленд?
— Теперь вспомнил, — кивнул Вайленд. — Шестьдесят тысяч уплыли, а полиции не удалось и цента заполучить. Кажется, он получил три года.
— И через полтора года уже на свободе, — закончил Ройал. Перепрыгнули через стену, Яблонски?
— Выпущен досрочно за примерное поведение, — невозмутимо ответил Яблонски. — И снова добропорядочный гражданин, чего нельзя сказать о вас, Ройал. И вы наняли этого человека, генерал?
— Я не понимаю...
— Если бы вы поняли, это обошлось бы вам в лишние сто долларов. Сто долларов обычно берет Ройал со своих работодателей на венок для своих жертв. Очень красивый венок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64