Я не хотел, чтобы она очнулась в мое отсутствие и подняла на ноги весь дом, поэтому присел на краешек кровати и стал освещать фонариком ее лицо ниже глаз, чтобы не ослепить ее.
На ней поверх голубой шелковой пижамы был надет голубой стеганый шелковый халат. Туфли на высоких каблуках тоже были голубыми, даже ленточка в волосах была того же цвета. Ее лицо было сейчас бледным, как старая слоновая кость. Ничто не могло сделать ее лицо прекрасным, но мое сердце впервые за последние долгие три с половиной года одиночества внезапно бешено забилось. Нас разделяли лишь 285 миллионов долларов и тот факт, что я был единственным мужчиной в мире, один взгляд на которого заставлял ее от страха терять сознание.
Она пошевелилась и открыла глаза. Я почувствовал, что трюк с Кеннеди — пистолет за фонариком — будет в данном случае иметь негативные последствия, так что просто взял ее за руку, наклонился к ней и сказал мягко с укоризной:
— Молоденькая глупенькая дурочка, зачем ты пришла и выкинула такую плохую шутку?
Удача или инстинкт подсказали мне правильный ход. К страху, который еще метался в ее широко раскрытых глазах, добавилось замешательство.
Убийцы определенного сорта не берут вас за руку и не говорят с вами успокаивающе. Отравители, убийцы ножом в спину, возможно, делают так, но убийцы с моей репутацией — убийцы из любви к насилию — так не поступают.
— Вы не собираетесь больше кричать? — осведомился я.
— Нет, — хрипло ответила она. — Извините, это так глупо.
— Все в порядке, — с воодушевлением произнес я. — Если вы чувствуете себя хорошо, давайте поговорим. Нам надо поговорить, и у нас мало времени.
— Не могли бы вы зажечь свет? — попросила она.
— Никакого света. Просвечивает сквозь шторы. Сейчас нам не нужны посетители...
— Там есть ставни, — перебила она. — Деревянные ставни. На каждом окне в доме.
Толбот — «Соколиный Глаз». Я весь день смотрел в окно, а ставней не заметил. Я встал, закрыл ставни и дверь в комнату Яблонски и зажег свет.
Она сидела на краю кровати, спрятав руки под мышки, будто замерзла.
— Я обижен, — заявил я. — Вы только взглянули на Яблонски и сразу поняли, что он — не проходимец. Но чем больше вы смотрите на меня, тем больше у вас уверенности, что я — убийца. — Она хотела сказать что-то, но я жестом руки остановил ее. — Конечно, у вас есть на это причины. Веские причины. Но они обманывают вас. — Я задрал штанину и показал ей ногу в элегантном темно-бордовом носке и черном ботинке. — Видели их раньше?
— Это Саймона, — прошептала она.
— Вашего шофера. Он дал их мне пару часов назад. Естественно, по собственной воле. Мне потребовалось пять минут, чтобы убедить его, что я не убийца и далеко не тот, за кого меня принимают. Вы дадите мне столько же времени?
Она медленно молча кивнула.
Мне потребовалось даже меньше трех минут, но я опустил эпизод с обнаружением тела Яблонски — она пока не была готова к таким ударам.
Когда я закончил свой рассказ, она недоверчиво спросила:
— Так вы все это время знали о нас? О папе, обо мне и о наших неприятностях и...
— Мы узнали о вас несколько месяцев назад. Не конкретно о ваших неприятностях, какими бы они ни были, нет, мы узнали лишь, что генерал Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не спрашивайте меня, кто это «мы» или кто я такой, потому что я не люблю отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего боится ваш отец. Мери?
— Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но...
— Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари, что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами, преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался.
Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами?
Подумав немного, она ответила:
— Могу сказать вам точно. Все началось, когда мы отдыхали на нашей яхте «Темптрисс» у Вест-Индских островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке, когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода.
Вы, должно быть, слышали об этом, — продолжила она печально. — Похоже, все газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто отвратительные статьи.
— Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью — за идеальный?
— Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью «желтой» прессы, — горько произнесла она. — Я не знаю, что нашло на маму — нам всем было так хорошо друг с другом, — но это лишь говорит о том, что дети никогда точно не знают, что происходит между родителями.
— Дети?
— Я образно говорю. — В ее голосе слышались усталость и подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. — Дело в том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой.
Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. «Развод» — одно из этих слов.
— А ваш отец не делал попыток примириться?
— Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда есть деньги, это нетрудно организовать. — Упоминание о деньгах, наверное, направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285 миллионов долларов. — Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот.
— Я тоже не понимаю, — согласился я, чуть ли не извиняясь. — Может, я тоже читал «желтую» прессу. Меня в этом деле интересует только связь с Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене?
— Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение, которое отвлекло бы его от проблем, и...
— И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства.
Полагаю, Ройал появился позднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
На ней поверх голубой шелковой пижамы был надет голубой стеганый шелковый халат. Туфли на высоких каблуках тоже были голубыми, даже ленточка в волосах была того же цвета. Ее лицо было сейчас бледным, как старая слоновая кость. Ничто не могло сделать ее лицо прекрасным, но мое сердце впервые за последние долгие три с половиной года одиночества внезапно бешено забилось. Нас разделяли лишь 285 миллионов долларов и тот факт, что я был единственным мужчиной в мире, один взгляд на которого заставлял ее от страха терять сознание.
Она пошевелилась и открыла глаза. Я почувствовал, что трюк с Кеннеди — пистолет за фонариком — будет в данном случае иметь негативные последствия, так что просто взял ее за руку, наклонился к ней и сказал мягко с укоризной:
— Молоденькая глупенькая дурочка, зачем ты пришла и выкинула такую плохую шутку?
Удача или инстинкт подсказали мне правильный ход. К страху, который еще метался в ее широко раскрытых глазах, добавилось замешательство.
Убийцы определенного сорта не берут вас за руку и не говорят с вами успокаивающе. Отравители, убийцы ножом в спину, возможно, делают так, но убийцы с моей репутацией — убийцы из любви к насилию — так не поступают.
— Вы не собираетесь больше кричать? — осведомился я.
— Нет, — хрипло ответила она. — Извините, это так глупо.
— Все в порядке, — с воодушевлением произнес я. — Если вы чувствуете себя хорошо, давайте поговорим. Нам надо поговорить, и у нас мало времени.
— Не могли бы вы зажечь свет? — попросила она.
— Никакого света. Просвечивает сквозь шторы. Сейчас нам не нужны посетители...
— Там есть ставни, — перебила она. — Деревянные ставни. На каждом окне в доме.
Толбот — «Соколиный Глаз». Я весь день смотрел в окно, а ставней не заметил. Я встал, закрыл ставни и дверь в комнату Яблонски и зажег свет.
Она сидела на краю кровати, спрятав руки под мышки, будто замерзла.
— Я обижен, — заявил я. — Вы только взглянули на Яблонски и сразу поняли, что он — не проходимец. Но чем больше вы смотрите на меня, тем больше у вас уверенности, что я — убийца. — Она хотела сказать что-то, но я жестом руки остановил ее. — Конечно, у вас есть на это причины. Веские причины. Но они обманывают вас. — Я задрал штанину и показал ей ногу в элегантном темно-бордовом носке и черном ботинке. — Видели их раньше?
— Это Саймона, — прошептала она.
— Вашего шофера. Он дал их мне пару часов назад. Естественно, по собственной воле. Мне потребовалось пять минут, чтобы убедить его, что я не убийца и далеко не тот, за кого меня принимают. Вы дадите мне столько же времени?
Она медленно молча кивнула.
Мне потребовалось даже меньше трех минут, но я опустил эпизод с обнаружением тела Яблонски — она пока не была готова к таким ударам.
Когда я закончил свой рассказ, она недоверчиво спросила:
— Так вы все это время знали о нас? О папе, обо мне и о наших неприятностях и...
— Мы узнали о вас несколько месяцев назад. Не конкретно о ваших неприятностях, какими бы они ни были, нет, мы узнали лишь, что генерал Блэр Рутвен впутался во что-то, во что не имел права впутываться. И не спрашивайте меня, кто это «мы» или кто я такой, потому что я не люблю отказываться отвечать на вопросы, да и для вас так будет лучше. Чего боится ваш отец. Мери?
— Я не знаю. Знаю, что он боится Ройала, но...
— Он боится Ройала. Я боюсь Ройала. Мы все боимся Ройала. Держу пари, что Вайленд рассказывает генералу массу историй про Ройала, чтобы генерал был паинькой и боялся. Но не в этом дело. Не столько в этом. Он боится за вас, но мне кажется, что его страхи только выросли, когда он понял, с какой компанией связался. То есть когда он понял, что они из себя представляют на самом деле. Думаю, он влез во все это с открытыми глазами, преследуя свои собственные цели, даже если он и не знал, во что ввязался.
Как долго Вайленд и ваш отец являются, скажем так, компаньонами?
Подумав немного, она ответила:
— Могу сказать вам точно. Все началось, когда мы отдыхали на нашей яхте «Темптрисс» у Вест-Индских островов в конце апреля прошлого года. Мы стояли в Кингстоне, на Ямайке, когда мамины адвокаты сообщили папе, что она хочет официального развода.
Вы, должно быть, слышали об этом, — продолжила она печально. — Похоже, все газеты Северной Америки писали об этом, а некоторые дали просто отвратительные статьи.
— Вы имеете в виду, что генерала слишком долгое время выдавали за образцового гражданина этой страны, а его брак с вашей матерью — за идеальный?
— Да, вроде того. Они сделались излюбленной мишенью «желтой» прессы, — горько произнесла она. — Я не знаю, что нашло на маму — нам всем было так хорошо друг с другом, — но это лишь говорит о том, что дети никогда точно не знают, что происходит между родителями.
— Дети?
— Я образно говорю. — В ее голосе слышались усталость и подавленность, она и выглядела усталой и разбитой да и была такой, иначе никогда не стала бы рассказывать об этом постороннему человеку. — Дело в том, что у меня есть сестра, Джин, которая на десять лет младше. Папа женился поздно. Джин живет с мамой. Похоже, она и останется с мамой.
Адвокаты все еще улаживают дела. Развода не будет, конечно. Вы не знаете Рутвенов из Новой Англии, мистер Толбот, но если бы вы знали их, то знали бы и то, что некоторые слова отсутствуют в их языке. «Развод» — одно из этих слов.
— А ваш отец не делал попыток примириться?
— Он дважды ездил к ней, но без толку. Она даже не хочет повидать меня: уехала куда-то, и никто, кроме отца, точно не знает, куда. Когда есть деньги, это нетрудно организовать. — Упоминание о деньгах, наверное, направило ее мысли в новое русло, ибо в ее голосе снова зазвучали эти 285 миллионов долларов. — Но я не совсем понимаю, какое отношение к нашему частному семейному делу имеете вы, мистер Толбот.
— Я тоже не понимаю, — согласился я, чуть ли не извиняясь. — Может, я тоже читал «желтую» прессу. Меня в этом деле интересует только связь с Вайлендом. Именно тогда он и появился на сцене?
— Примерно тогда. Неделю или две спустя. Папа был в то время в очень подавленном состоянии и, полагаю, готов был выслушать любое предложение, которое отвлекло бы его от проблем, и...
— И его рассудительность бизнесмена, конечно, подводила его в то время. Хотя дружище Вайленд кого угодно проведет. От усов до носового платка в кармане пиджака Вайленд выглядит как промышленник высокого полета. Он прочитал все книги об Уолл-стрите, за долгие годы ни разу не пропустил субботнего выхода в кино, у него все отточено до мастерства.
Полагаю, Ройал появился позднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64