..
Он великодушно разрешает:
- Возьми аппарат, - и идет одеваться.
Я беру "Робот" - тяжелый, в теплой старой коже, и выхожу. Мы спускаемся во двор, идем по круглым камням к выходу на улицу.
- К морю?..Конечно, к морю. На широкой аллее под старыми ветлами ждут нас скамейки, здесь просторно, пустынно, ветерок приносит запах водорослей, серебристые листочки бьются, трепещут... Сережа нажмет на трескучую кнопочку, застежка отскочит, и "Робот" уставится на нас внимательным глазом...
Потом, в темной ванной комнате, в душной тишине, мы будем следить за тем, как на красноватой от света фонаря бумаге появляется, растет, постепенно темнеет то, что должно быть темным, и остается светлым светлое как в памяти нашей.
У н а с в о д в о р еУ нас во дворе небольшой беленький столбик. Здесь раньше проходила дорога, и столбик показывал, сколько еще идти. На нем было написано число. Дорога давно в другом месте, а столбик остался. У нас постоянно чинят асфальт, заливают сверху дыры и трещины, и столбик почти совсем ушел в землю, и на нем давно ничего не написано. Сколько раз хотели вытащить, он соседу мешает заезжать в гараж. Но так и не собрались с силами, ведь он сидит в земле глубоко-глубоко, стоит у той старой дороги, что теперь под толстым асфальтом. Я видел фотографию - мелкий камень, утрамбованный гравий, кругом двухэтажные деревянные домики. Мама той дороги не помнит, тогда ее еще не было, а бабушка была, но все забыла. Наш дом уже стоял, говорит, потом новый фундамент подвели, каменный. А про дорогу ничего сказать не может, была какая-то. Я, говорит, под ноги тогда не смотрела. Она ездила в коляске. Я видел на фотографии - шагает лошадь, за ней коляска, дамы в шляпках сидят...
Я говорю Севке:
- Давай прыгать через столбик.
А сам думаю - это просто, разбежаться получше, упереться в верхушку ладонями, приподнять немного себя, чтобы, перелетая, не задеть...Не успел подумать, как он прыгает, и очень лихо перескочил. А я остановился. Представил себе, как падаю на столбик, и зажмурился. Не допрыгнешь, а он тебе прямо в живот! Я очень хорошо все себе представляю, и потому трус. Но этого никто не знает, и не должен узнать. Вот соберусь с силами и прыгну! Уже нельзя отступить. Зачем только предложил прыгать через этот дурацкий столбик! Я не ожидал, что он так быстро соберется, он всегда позади меня. А тут что-то случилось, и он без подготовки, без разбега, руки вперед, все правильно... и довольно высоко оказался, приземлился даже дальше, чем я ожидал.
Я говорю ему:
- Знаешь, тут дорога была, по ней каторжников водили, в цепях... а столбик, вот, остался, хотя машине, конечно, мешает.
- Прыгай, - он говорит и слушать не хочет ни про фотографию, ни про мелкий камень, ни про коляски, его история не увлекает.
- Здесь еще бабушка моя жила, на втором этаже...А он разбегается и еще раз, даже выше, чем в первый, так и пронесся над столбиком как самолет или метеор. И откуда он научился? Я его с первого класса знаю и никогда за ним ничего подобного не замечал. Я всегда первым был, а потом уж он. Мы как-то убегали от бандитов... ну, не совсем бандитов, но очень сердитых ребят. Мы шли в темноте, а навстречу две девчонки. Я говорю - давай, испугаем их. Накинули курточку на две головы и обнявшись как одна фигура, двинулись на них, заревели страшными голосами. Они, конечно, завизжали и бежать, а потом нас хотели поколотить ребята из их подъезда, но не поймали. Мы изо всех сил припустили, и я, конечно, впереди...Я только хотел подойти к столбику, небрежно так опереться, попробовать, высоко ли падать... а он в третий раз разбегается, и... Неважно получилось - перелетел все-таки, но задел ногой. Проехался по камню, захромал, и даже зашипел от боли. Смотрим - у него широкая ссадина чуть выше колена, кровь сочится. Я отдал ему свой платок, и он побежал к крану. Тут уж я подошел к столбику, положил на него обе ладони, и прыгнул. Оказалось очень легко.
Он возвращается, чулки намокли и в ботинке вода хлюпает. Прыгать ему, конечно, расхотелось.
- Ты неправильно прыгал, - говорю, - техники никакой. Смотри, как надо.
Положил руки на столбик и прыгнул. Здорово показал. Он удивился:
- Я думал, ты струсил, а у тебя вон как получается...
- У тебя тоже неплохо, - говорю, - а что споткнулся, с каждым бывает.
М Е Ж Д У П Р О Ч И М
С м е я т ь с я и ч е с а т ь с яСтранная штука смех. Единственная непосредственная реакция, которая почему-то допускается в приличном обществе. Хотя с большим скрипом. Все понимают, что не совсем приличное явление. Но предпочитают терпеть и помалкивать. Лучше не связываться, вдруг засме-ют. Вот если б мы начали чесаться на каком-нибудь чопорном вечере, или даже в компании друзей... Тут бы у всех нашлось, что сказать, напоминание о зверином прошлом обижает. Хотя в одиночестве мы с удовольствием... Со смехом сложней, на зверей нечего пенять - наше приобретение. И вроде бы совсем разные вещи - смеяться и чесаться. Но есть что-то чертовски похожее. Вот, говорят - чеши, где чешется, и никаких объяснений не требуется. Также и смех - попробуй, объясни, почему возник. Потому что смешно. Как будто зачесалось внутри. Потом, может быть, углядим что-то глубокое и печальное, а пока смеемся и ничего понимать не хотим. Смешно, видите ли, смешно!.. Кто-то со своим пониманием вещей чудовищно вторгается, въезжает на колесиках в чужое понимание, от столкновения миров высекаются искры... а мы уже наготове, как сухая трава - тут же сгибаемся пополам, задыхаемся, как от пинка в живот, вытираем слезы, машем руками... и все это на глазах людей! Многие не понимают, в чем дело, а некоторые даже оскорблены, и презирают нас, потому что устроены гораздо тоньше. Это они так считают. А нам все трын-трава... До поры до времени, конечно - в негодующем молчании смех постепенно гаснет, стихает... Но все-таки находятся типы, которые сохраняют мужество хихикать в полной тишине. А некоторые сами берутся творить смешное. Обычно это слабые, уязвленные и застенчивые люди, они скоро понимают свою ошибку: в случае неудачи на сочувствие не надейся, вора и убийцу жалеют охотней.Вот два примера этой почти бессознательной реакции. Берем человека, который и на земле-то едва справляется с ногами, и забрасываем его на канат под куполом цирка. Мягко говоря, он в замешательстве. А тут, откуда ни возьмись, вырывается стая обезьян, они бросаются на этого типа на канате, облепляют его, сидят на плечах, лезут лапами в рот, всячески кривляются... словом, веселятся, как умеют, разве что не хохочут, это им не дано. Смеемся мы! Веселимся с этими мерзкими тварями, которые вот-вот свалят маленького человечка с огромной высоты... Где наша любовь к слабому, где милосердие? Он упадет с глухим стуком, превратится в мешок мяса с костями... Над чем смеетесь?..А вот другой трюк, не такой опасный, но удивительно противный - в лицо бросается кремовый торт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Он великодушно разрешает:
- Возьми аппарат, - и идет одеваться.
Я беру "Робот" - тяжелый, в теплой старой коже, и выхожу. Мы спускаемся во двор, идем по круглым камням к выходу на улицу.
- К морю?..Конечно, к морю. На широкой аллее под старыми ветлами ждут нас скамейки, здесь просторно, пустынно, ветерок приносит запах водорослей, серебристые листочки бьются, трепещут... Сережа нажмет на трескучую кнопочку, застежка отскочит, и "Робот" уставится на нас внимательным глазом...
Потом, в темной ванной комнате, в душной тишине, мы будем следить за тем, как на красноватой от света фонаря бумаге появляется, растет, постепенно темнеет то, что должно быть темным, и остается светлым светлое как в памяти нашей.
У н а с в о д в о р еУ нас во дворе небольшой беленький столбик. Здесь раньше проходила дорога, и столбик показывал, сколько еще идти. На нем было написано число. Дорога давно в другом месте, а столбик остался. У нас постоянно чинят асфальт, заливают сверху дыры и трещины, и столбик почти совсем ушел в землю, и на нем давно ничего не написано. Сколько раз хотели вытащить, он соседу мешает заезжать в гараж. Но так и не собрались с силами, ведь он сидит в земле глубоко-глубоко, стоит у той старой дороги, что теперь под толстым асфальтом. Я видел фотографию - мелкий камень, утрамбованный гравий, кругом двухэтажные деревянные домики. Мама той дороги не помнит, тогда ее еще не было, а бабушка была, но все забыла. Наш дом уже стоял, говорит, потом новый фундамент подвели, каменный. А про дорогу ничего сказать не может, была какая-то. Я, говорит, под ноги тогда не смотрела. Она ездила в коляске. Я видел на фотографии - шагает лошадь, за ней коляска, дамы в шляпках сидят...
Я говорю Севке:
- Давай прыгать через столбик.
А сам думаю - это просто, разбежаться получше, упереться в верхушку ладонями, приподнять немного себя, чтобы, перелетая, не задеть...Не успел подумать, как он прыгает, и очень лихо перескочил. А я остановился. Представил себе, как падаю на столбик, и зажмурился. Не допрыгнешь, а он тебе прямо в живот! Я очень хорошо все себе представляю, и потому трус. Но этого никто не знает, и не должен узнать. Вот соберусь с силами и прыгну! Уже нельзя отступить. Зачем только предложил прыгать через этот дурацкий столбик! Я не ожидал, что он так быстро соберется, он всегда позади меня. А тут что-то случилось, и он без подготовки, без разбега, руки вперед, все правильно... и довольно высоко оказался, приземлился даже дальше, чем я ожидал.
Я говорю ему:
- Знаешь, тут дорога была, по ней каторжников водили, в цепях... а столбик, вот, остался, хотя машине, конечно, мешает.
- Прыгай, - он говорит и слушать не хочет ни про фотографию, ни про мелкий камень, ни про коляски, его история не увлекает.
- Здесь еще бабушка моя жила, на втором этаже...А он разбегается и еще раз, даже выше, чем в первый, так и пронесся над столбиком как самолет или метеор. И откуда он научился? Я его с первого класса знаю и никогда за ним ничего подобного не замечал. Я всегда первым был, а потом уж он. Мы как-то убегали от бандитов... ну, не совсем бандитов, но очень сердитых ребят. Мы шли в темноте, а навстречу две девчонки. Я говорю - давай, испугаем их. Накинули курточку на две головы и обнявшись как одна фигура, двинулись на них, заревели страшными голосами. Они, конечно, завизжали и бежать, а потом нас хотели поколотить ребята из их подъезда, но не поймали. Мы изо всех сил припустили, и я, конечно, впереди...Я только хотел подойти к столбику, небрежно так опереться, попробовать, высоко ли падать... а он в третий раз разбегается, и... Неважно получилось - перелетел все-таки, но задел ногой. Проехался по камню, захромал, и даже зашипел от боли. Смотрим - у него широкая ссадина чуть выше колена, кровь сочится. Я отдал ему свой платок, и он побежал к крану. Тут уж я подошел к столбику, положил на него обе ладони, и прыгнул. Оказалось очень легко.
Он возвращается, чулки намокли и в ботинке вода хлюпает. Прыгать ему, конечно, расхотелось.
- Ты неправильно прыгал, - говорю, - техники никакой. Смотри, как надо.
Положил руки на столбик и прыгнул. Здорово показал. Он удивился:
- Я думал, ты струсил, а у тебя вон как получается...
- У тебя тоже неплохо, - говорю, - а что споткнулся, с каждым бывает.
М Е Ж Д У П Р О Ч И М
С м е я т ь с я и ч е с а т ь с яСтранная штука смех. Единственная непосредственная реакция, которая почему-то допускается в приличном обществе. Хотя с большим скрипом. Все понимают, что не совсем приличное явление. Но предпочитают терпеть и помалкивать. Лучше не связываться, вдруг засме-ют. Вот если б мы начали чесаться на каком-нибудь чопорном вечере, или даже в компании друзей... Тут бы у всех нашлось, что сказать, напоминание о зверином прошлом обижает. Хотя в одиночестве мы с удовольствием... Со смехом сложней, на зверей нечего пенять - наше приобретение. И вроде бы совсем разные вещи - смеяться и чесаться. Но есть что-то чертовски похожее. Вот, говорят - чеши, где чешется, и никаких объяснений не требуется. Также и смех - попробуй, объясни, почему возник. Потому что смешно. Как будто зачесалось внутри. Потом, может быть, углядим что-то глубокое и печальное, а пока смеемся и ничего понимать не хотим. Смешно, видите ли, смешно!.. Кто-то со своим пониманием вещей чудовищно вторгается, въезжает на колесиках в чужое понимание, от столкновения миров высекаются искры... а мы уже наготове, как сухая трава - тут же сгибаемся пополам, задыхаемся, как от пинка в живот, вытираем слезы, машем руками... и все это на глазах людей! Многие не понимают, в чем дело, а некоторые даже оскорблены, и презирают нас, потому что устроены гораздо тоньше. Это они так считают. А нам все трын-трава... До поры до времени, конечно - в негодующем молчании смех постепенно гаснет, стихает... Но все-таки находятся типы, которые сохраняют мужество хихикать в полной тишине. А некоторые сами берутся творить смешное. Обычно это слабые, уязвленные и застенчивые люди, они скоро понимают свою ошибку: в случае неудачи на сочувствие не надейся, вора и убийцу жалеют охотней.Вот два примера этой почти бессознательной реакции. Берем человека, который и на земле-то едва справляется с ногами, и забрасываем его на канат под куполом цирка. Мягко говоря, он в замешательстве. А тут, откуда ни возьмись, вырывается стая обезьян, они бросаются на этого типа на канате, облепляют его, сидят на плечах, лезут лапами в рот, всячески кривляются... словом, веселятся, как умеют, разве что не хохочут, это им не дано. Смеемся мы! Веселимся с этими мерзкими тварями, которые вот-вот свалят маленького человечка с огромной высоты... Где наша любовь к слабому, где милосердие? Он упадет с глухим стуком, превратится в мешок мяса с костями... Над чем смеетесь?..А вот другой трюк, не такой опасный, но удивительно противный - в лицо бросается кремовый торт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13