Важный, бородатый старик из обрусевших немцев, он не столько ценил знания Стрешнева и его способность увлекательно читать лекции, сколько учтивость и аккуратность. Именно за эти качества еще осенью он и рекомендовал Стрешнева репетитором в семью присяжного поверенного Верховского, одного из самых знаменитых адвокатов Санкт-Петербурга.
В назначенное время Стрешнев, застегнув новенький вицмундир на все пуговицы, в большом смущении вошел в роскошный кабинет, устланный дорогими коврами.
– А вот и вы! Отлично! Превосходно! – громко воскликнул сидевший за массивным столом крупный мужчина с черными дугообразными бровями и пышными баками. Он поднялся, окинул гостя быстрым наметанным взглядом и с приветливой улыбкой протянул руку:
– Рад, рад познакомиться. Слышал о вас весьма лестные отзывы… кажется, Сергей Андреич?
– Да, благодарю вас… Я тоже рад, – все еще в смущении сказал Стрешнев.
– Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, Сергей Андреич, без всяких церемоний. Наши отношения должны быть простыми и дружескими. Ведь мы с женой вверяем вам Машеньку – самое дорогое и любимое существо.
– Спасибо. Очень славная девочка.
– Вот и расчудесно. Присаживайтесь. Потолкуем. Меня зовут Владимир Станиславович.
– Очень приятно. – Стрешнев опустился в кожаное кресло, Верховский сел рядом на диван, взял со стола инкрустированный ящик с сигарами:
– Не угодно ли, Сергей Андреич?
– Благодарствую, Владимир Станиславович, не курю.
– И отлично делаете. Отлично! Я тоже бросаю. Влияет, знаете ли, на голос… А мне ведь приходится ораторствовать… Ну-с, так ближе к делу… Чтоб не было между нами никаких недомолвок, давайте сразу и порешим все.
– Пожалуйста. Я к вашим услугам.
– Машенька ваша ученица, и вам виднее, сколько раз в неделю с ней нужно заниматься.
– Я полагаю, три раза.
– Отлично!.. Мы тоже так думали… Вы не обидитесь, если я вам назначу, – загадочно улыбнулся Верховский, – скажем, пятьдесят рублей в месяц.
– Пятьдесят рублей! – изумленно повторил Стрешнев. – Благодарю вас… но это так много… Мне, право, неловко…
– Полно, полно, Сергей Андреич, – дружелюбно улыбнулся Верховский. – Неловко и стыдно брать мало. Это унижает достоинство человека. А много – хорошо! Уж вы поверьте мне, старому стряпчему. В этом – внимание, уважение, почет!.. Пойдемте-ка лучше, я вас представлю жене…
С этого дня Стрешнев начал заниматься с десятилетней Машенькой и скоро стал в доме Верховских своим человеком. Пятьдесят рублей сверх жалованья сразу сделали Стрешнева материально обеспеченным. Вскоре произошло неожиданное – Сергей влюбился! Влюбился горячо, самозабвенно. Избранница Стрешнева Лиза Осокина была не только хороша собой, но и близка ему по взглядам и общественному положению. Дочь скромного чиновника, она только окончила гимназию и теперь преподавала в начальных классах городского училища.
К пятому февраля, когда произошла памятная встреча друзей, Сергей уже все свободное время проводил с Лизой. Его участие в рабочем кружке «Народной воли» стало весьма пассивным. Сергей не изменил своим идеалам, а лишь просил товарищей освободить его на время от пропагандистской работы для устройства личных дел.
Встреча со старым другом разволновала Сергея.
После ночи, проведенной у Кибальчича, он был в гимназии рассеян, говорил невпопад, и все подумали, что он нездоров. Стрешнев действительно чувствовал себя больным и, еле дотянув до конца занятий, на извозчике уехал домой.
Вечером у него разболелась голова, и на другой день он поднялся совершенно разбитым. Однако не явиться в гимназию было нельзя: столицу лихорадило, и его отсутствие могли истолковать превратно.
С трудом проведя уроки, Сергей поехал к Верховским. Было неловко пропускать домашний урок. Кроме того, он надеялся узнать подробности о взрыве в Зимнем.
После занятий с Машенькой Стрешнева, как всегда, пригласили обедать. На этот раз у Верховских обедали старые друзья: товарищ прокурора судебной палаты Федор Кузьмич Барабанов – бледный, болезненный и поэтому желчный человек, и сенатор Аристарх Аристархович Пухов – тучный седой старик, у которого большую часть лица занимал тупой мясистый нос. Казалось, что на сенаторе была маска с дырочками для глаз и огромным носом, к которому приклеили усы.
Машенька после урока заглянула в гостиную и, захлопнув дверь, прыснула:
– Сергей Андреич, морж! Посмотрите, пришел настоящий морж…
За столом, где кушанья подавал лакей во фраке, сенатор-«морж» говорил больше всех и казался Стрешневу самой значительной фигурой. Разговор сразу же зашел о событиях в Зимнем.
– Так вот, господа, – назидательно басил сенатор, выставив свой нос и шевеля густыми усами, – государь спасся благодаря лишь божественному провидению. Он задержался с только что приехавшим в Санкт-Петербург принцем Гессенским. Взрыв раздался в тот момент, когда они направлялись в столовую.
– Поразительно! – прошептала хозяйка Алиса Сергеевна, пышная блондинка с яркими губами.
– Было страшное смятение. Но государь проявил большую твердость духа. Вчера и сегодня были совещания у государя, но пока ничего определенного… Поговаривают… – Сенатор, ощетинив усы, поднес палец к губам. – Только это, господа, строго конфиденциально, – поговаривают, что от цесаревича исходит предложение о создании Верховной комиссии под председательством графа Лорис-Меликова, которой якобы будет передана вся полнота государственной власти.
– Граф сейчас же начнет заигрывать с либералами, – с ехидной усмешкой заметил прокурор.
– Не думаю-с… Впрочем, для видимости – возможно… Но главная задача графа, господа, – басил сенатор, – твердость государственной власти. Уж он заставит мазуриков трепетать. Да-с, заставит! Я знаю графа.
– А что, Аристарх Аристархович, – прервала Алиса Сергеевна, улыбнувшись, – злоумышленника еще не поймали?
– Ускользнул, разбойник. Ускользнул и сумел замести следы.
– Да-с… Однако это же конфуз, господа, – картинно развел руками Верховский, – конфуз и позор для всей России.
Все посмотрели на прокурора. Тот пощипал бритый подбородок, сухо кашлянул в платок:
– Не все сразу, господа. Не все сразу. Преступника ищут, и я надеюсь, он скоро будет схвачен.
– Н-да-с, когда рак свистнет! – съязвил сенатор и глухо засмеялся. – Я бы давно разогнал всю полицию, если бы моя власть… – Он сердито огляделся и стал есть.
– А я слышал, что будто бы напали на верный след, – сказал Верховский.
– Да, да, рассказывают, что будто бы взялись за тех террористов, – прожевывая кусок телятины, опять заговорил сенатор, – которые еще раньше были пойманы с динамитом. Этого Квятковского, Преснякова и прочих…
– Вот, вот, именно о них я и слышал, – ухватился за его фразу Верховский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
В назначенное время Стрешнев, застегнув новенький вицмундир на все пуговицы, в большом смущении вошел в роскошный кабинет, устланный дорогими коврами.
– А вот и вы! Отлично! Превосходно! – громко воскликнул сидевший за массивным столом крупный мужчина с черными дугообразными бровями и пышными баками. Он поднялся, окинул гостя быстрым наметанным взглядом и с приветливой улыбкой протянул руку:
– Рад, рад познакомиться. Слышал о вас весьма лестные отзывы… кажется, Сергей Андреич?
– Да, благодарю вас… Я тоже рад, – все еще в смущении сказал Стрешнев.
– Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, Сергей Андреич, без всяких церемоний. Наши отношения должны быть простыми и дружескими. Ведь мы с женой вверяем вам Машеньку – самое дорогое и любимое существо.
– Спасибо. Очень славная девочка.
– Вот и расчудесно. Присаживайтесь. Потолкуем. Меня зовут Владимир Станиславович.
– Очень приятно. – Стрешнев опустился в кожаное кресло, Верховский сел рядом на диван, взял со стола инкрустированный ящик с сигарами:
– Не угодно ли, Сергей Андреич?
– Благодарствую, Владимир Станиславович, не курю.
– И отлично делаете. Отлично! Я тоже бросаю. Влияет, знаете ли, на голос… А мне ведь приходится ораторствовать… Ну-с, так ближе к делу… Чтоб не было между нами никаких недомолвок, давайте сразу и порешим все.
– Пожалуйста. Я к вашим услугам.
– Машенька ваша ученица, и вам виднее, сколько раз в неделю с ней нужно заниматься.
– Я полагаю, три раза.
– Отлично!.. Мы тоже так думали… Вы не обидитесь, если я вам назначу, – загадочно улыбнулся Верховский, – скажем, пятьдесят рублей в месяц.
– Пятьдесят рублей! – изумленно повторил Стрешнев. – Благодарю вас… но это так много… Мне, право, неловко…
– Полно, полно, Сергей Андреич, – дружелюбно улыбнулся Верховский. – Неловко и стыдно брать мало. Это унижает достоинство человека. А много – хорошо! Уж вы поверьте мне, старому стряпчему. В этом – внимание, уважение, почет!.. Пойдемте-ка лучше, я вас представлю жене…
С этого дня Стрешнев начал заниматься с десятилетней Машенькой и скоро стал в доме Верховских своим человеком. Пятьдесят рублей сверх жалованья сразу сделали Стрешнева материально обеспеченным. Вскоре произошло неожиданное – Сергей влюбился! Влюбился горячо, самозабвенно. Избранница Стрешнева Лиза Осокина была не только хороша собой, но и близка ему по взглядам и общественному положению. Дочь скромного чиновника, она только окончила гимназию и теперь преподавала в начальных классах городского училища.
К пятому февраля, когда произошла памятная встреча друзей, Сергей уже все свободное время проводил с Лизой. Его участие в рабочем кружке «Народной воли» стало весьма пассивным. Сергей не изменил своим идеалам, а лишь просил товарищей освободить его на время от пропагандистской работы для устройства личных дел.
Встреча со старым другом разволновала Сергея.
После ночи, проведенной у Кибальчича, он был в гимназии рассеян, говорил невпопад, и все подумали, что он нездоров. Стрешнев действительно чувствовал себя больным и, еле дотянув до конца занятий, на извозчике уехал домой.
Вечером у него разболелась голова, и на другой день он поднялся совершенно разбитым. Однако не явиться в гимназию было нельзя: столицу лихорадило, и его отсутствие могли истолковать превратно.
С трудом проведя уроки, Сергей поехал к Верховским. Было неловко пропускать домашний урок. Кроме того, он надеялся узнать подробности о взрыве в Зимнем.
После занятий с Машенькой Стрешнева, как всегда, пригласили обедать. На этот раз у Верховских обедали старые друзья: товарищ прокурора судебной палаты Федор Кузьмич Барабанов – бледный, болезненный и поэтому желчный человек, и сенатор Аристарх Аристархович Пухов – тучный седой старик, у которого большую часть лица занимал тупой мясистый нос. Казалось, что на сенаторе была маска с дырочками для глаз и огромным носом, к которому приклеили усы.
Машенька после урока заглянула в гостиную и, захлопнув дверь, прыснула:
– Сергей Андреич, морж! Посмотрите, пришел настоящий морж…
За столом, где кушанья подавал лакей во фраке, сенатор-«морж» говорил больше всех и казался Стрешневу самой значительной фигурой. Разговор сразу же зашел о событиях в Зимнем.
– Так вот, господа, – назидательно басил сенатор, выставив свой нос и шевеля густыми усами, – государь спасся благодаря лишь божественному провидению. Он задержался с только что приехавшим в Санкт-Петербург принцем Гессенским. Взрыв раздался в тот момент, когда они направлялись в столовую.
– Поразительно! – прошептала хозяйка Алиса Сергеевна, пышная блондинка с яркими губами.
– Было страшное смятение. Но государь проявил большую твердость духа. Вчера и сегодня были совещания у государя, но пока ничего определенного… Поговаривают… – Сенатор, ощетинив усы, поднес палец к губам. – Только это, господа, строго конфиденциально, – поговаривают, что от цесаревича исходит предложение о создании Верховной комиссии под председательством графа Лорис-Меликова, которой якобы будет передана вся полнота государственной власти.
– Граф сейчас же начнет заигрывать с либералами, – с ехидной усмешкой заметил прокурор.
– Не думаю-с… Впрочем, для видимости – возможно… Но главная задача графа, господа, – басил сенатор, – твердость государственной власти. Уж он заставит мазуриков трепетать. Да-с, заставит! Я знаю графа.
– А что, Аристарх Аристархович, – прервала Алиса Сергеевна, улыбнувшись, – злоумышленника еще не поймали?
– Ускользнул, разбойник. Ускользнул и сумел замести следы.
– Да-с… Однако это же конфуз, господа, – картинно развел руками Верховский, – конфуз и позор для всей России.
Все посмотрели на прокурора. Тот пощипал бритый подбородок, сухо кашлянул в платок:
– Не все сразу, господа. Не все сразу. Преступника ищут, и я надеюсь, он скоро будет схвачен.
– Н-да-с, когда рак свистнет! – съязвил сенатор и глухо засмеялся. – Я бы давно разогнал всю полицию, если бы моя власть… – Он сердито огляделся и стал есть.
– А я слышал, что будто бы напали на верный след, – сказал Верховский.
– Да, да, рассказывают, что будто бы взялись за тех террористов, – прожевывая кусок телятины, опять заговорил сенатор, – которые еще раньше были пойманы с динамитом. Этого Квятковского, Преснякова и прочих…
– Вот, вот, именно о них я и слышал, – ухватился за его фразу Верховский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166