Я бы сказал навскидку, что вам, полицейским, только в этом году придется расследовать по крайней мере полдюжины случаев преднамеренных или непреднамеренных убийств, совершенных кандидатами в пациенты этих учреждений.
– И вы думаете, что Лисбет Саландер входит в число этих безумных? – спросил Ханс Фасте.
– «Безумные» – не то слово, которое следовало бы в этом случае применять. А так – да! Она относится к числу тех несчастных, от кого отвернулось общество. Она, без сомнения, принадлежит к индивидам с теми расстройствами, при которых я, будь моя воля, не позволял бы им смешиваться с остальным обществом.
– Вы считаете, что ее надо было посадить за решетку, прежде чем она совершит преступление? – спросила Соня Мудиг. – Это как-то не очень согласуется с принципами правового общества.
Ханс Фасте нахмурился и метнул на нее недовольный взгляд. Соня Мудиг не понимала, почему Ханс Фасте всегда против нее ощетинивается.
– Вы совершенно правы, – согласился с ней Телеборьян. – Это не согласуется с нормами правового общества, по крайней мере, в той форме, в какой оно существует сейчас. Здесь приходится балансировать между уважением к человеческой личности и заботой о тех, кто может стать потенциальными жертвами психически больного человека. Тут не бывает двух одинаковых случаев, и, принимая решение, нужно к каждому пациенту подходить сугубо индивидуально. Разумеется, психиатры тоже иногда могут ошибиться и выпустить на волю человека, которому совершенно не место на улицах города.
– Сейчас в связи с нашим делом нам, наверное, не стоит углубляться в вопросы социальной политики, – осторожно вмешался Бублански.
– Верно, – кивнул Телеборьян. – Сейчас мы обсуждаем отдельный частный случай. Но позвольте мне сразу сказать: важно учитывать, что Лисбет Саландер – больной человек, которому так же необходима медицинская помощь, как при зубной боли или пороке сердца. Ее можно вылечить, и она бы вылечилась, если бы получала необходимую помощь, пока ее болезнь не вошла в необратимую фазу.
– Итак, вы были ее лечащим врачом, – сказал Ханс Фасте.
– Я только один из многих, кому приходилось иметь дело с Лисбет Саландер. Она была моей пациенткой в раннем подростковом возрасте, и я входил в группу специалистов, которые давали о ней медицинское заключение, перед тем как в возрасте восемнадцати лет она была признана недееспособной.
– Вы могли бы рассказать нам, что она собой представляет? – попросил Бублански. – Что могло побудить ее отправиться в Энскеде и убить там двух совершенно ей незнакомых людей и что толкнуло ее на убийство своего опекуна?
Петер Телеборьян громко рассмеялся:
– Нет, этого я не могу сказать. Я уже несколько лет не мог следить за ходом ее болезни и не знаю, до какой степени развился психоз. Зато я могу сказать другое: я сомневаюсь, что пара из Энскеде была ей незнакома.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался Ханс Фасте.
– Одно из слабых мест в деле Лисбет Саландер заключается в том, что ее диагноз так и не был окончательно установлен. А это, в свою очередь, произошло потому, что она не шла навстречу тем, кто ее лечил. Она все время отказывалась отвечать на вопросы и участвовать в том или ином лечебном мероприятии.
– Так значит, вы даже не знаете, больна она или нет? – уточнила Соня Мудиг. – Раз ей так и не поставили диагноза.
– Понимаете, дело было так, – начал Петер Телеборьян. – Я получил Лисбет Саландер, когда ей вот-вот должно было исполниться тринадцать лет. Она была подвержена психотическим состояниям, страдала навязчивыми представлениями и ярко выраженной манией преследования. Она оставалась моей пациенткой на протяжении двух лет, после того как ее принудительно поместили в больницу Святого Стефана. Причиной принудительной госпитализации стали проявления грубого насилия по отношению к одноклассникам, эти проявления наблюдались у нее с самого детства. В отчетах о ней неоднократно отмечены случаи нанесения побоев окружающим. Но это насилие всегда было направлено против лиц из ее близкого окружения, то есть против тех, кто, в ее представлении, чем-то ее обидел. Притом ни разу не наблюдалось, чтобы она нападала на совершенно незнакомых людей. Поэтому я думаю, что между ней и парой из Энскеде должна существовать какая-то связь.
– За исключением нападения в подземке, когда ей было семнадцать лет, – вставил Ханс Фасте.
– Относительно этого случая совершенно точно установлено, что напали, наоборот, на нее, а она только защищалась, – сказал Телеборьян. – Человек, о котором шла речь в этом случае, был известный сексуальный преступник. Но в то же время это может служить показательным примером ее обычного поведения. Она могла бы просто уйти или позвать на помощь других пассажиров вагона. Но она избрала путь жестокого рукоприкладства. В случае опасности она реагирует, применяет силу.
– А в чем, в сущности, проявляется ее болезнь? – спросил Бублански.
– Как я уже сказал, точный диагноз ей так и не был поставлен. Я бы сказал, что она страдает шизофренией и постоянно балансирует на грани психоза. У нее отсутствует способность к эмпатии, и во многих отношениях ее можно назвать социопатом. Я вообще считаю удивительным, что она более или менее продержалась так долго. Она прожила в обществе восемь лет, правда, в положении опекаемой, не совершив за это время ничего такого, что могло бы привести к ее аресту или вызвать жалобы со стороны окружающих. Однако ее прогноз...
– Ее прогноз?
– Все это время она не получала никакого лечения. Я предполагаю, что болезнь, которую можно было бы излечить или держать под контролем десять лет назад, теперь стала неотделимой частью ее личности. Я предвижу, что после ареста ей не грозит тюремное заключение – ее место в больнице.
– Так как же тогда, черт возьми, суд мог оставить ее на воле? – буркнул Ханс Фасте.
– Вероятно, это объясняется стечением обстоятельств: должно быть, ей попался адвокат с хорошо подвешенным языком, а с другой стороны, виновата постоянная либерализация и экономия средств. Во всяком случае, что касается меня, я решительно возражал, когда меня привлекли в качестве судебного эксперта. Однако решение от меня не зависело.
– Но ведь тот прогноз, о котором вы говорили, строится, вероятно, только на догадках? – вмешалась Соня Мудиг. – Я хочу сказать, что вы ведь ничего не знаете о том, что происходило с ней с момента совершеннолетия?
– Он опирается не только на догадки, а на весь мой опыт!
– Она опасна для самой себя? – поинтересовалась Соня Мудиг.
– Вы спрашиваете, может ли она совершить самоубийство? Нет, в этом я сомневаюсь. Она скорее психопатка, страдающая эгоманией. Кроме себя самой, она ни с кем не считается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
– И вы думаете, что Лисбет Саландер входит в число этих безумных? – спросил Ханс Фасте.
– «Безумные» – не то слово, которое следовало бы в этом случае применять. А так – да! Она относится к числу тех несчастных, от кого отвернулось общество. Она, без сомнения, принадлежит к индивидам с теми расстройствами, при которых я, будь моя воля, не позволял бы им смешиваться с остальным обществом.
– Вы считаете, что ее надо было посадить за решетку, прежде чем она совершит преступление? – спросила Соня Мудиг. – Это как-то не очень согласуется с принципами правового общества.
Ханс Фасте нахмурился и метнул на нее недовольный взгляд. Соня Мудиг не понимала, почему Ханс Фасте всегда против нее ощетинивается.
– Вы совершенно правы, – согласился с ней Телеборьян. – Это не согласуется с нормами правового общества, по крайней мере, в той форме, в какой оно существует сейчас. Здесь приходится балансировать между уважением к человеческой личности и заботой о тех, кто может стать потенциальными жертвами психически больного человека. Тут не бывает двух одинаковых случаев, и, принимая решение, нужно к каждому пациенту подходить сугубо индивидуально. Разумеется, психиатры тоже иногда могут ошибиться и выпустить на волю человека, которому совершенно не место на улицах города.
– Сейчас в связи с нашим делом нам, наверное, не стоит углубляться в вопросы социальной политики, – осторожно вмешался Бублански.
– Верно, – кивнул Телеборьян. – Сейчас мы обсуждаем отдельный частный случай. Но позвольте мне сразу сказать: важно учитывать, что Лисбет Саландер – больной человек, которому так же необходима медицинская помощь, как при зубной боли или пороке сердца. Ее можно вылечить, и она бы вылечилась, если бы получала необходимую помощь, пока ее болезнь не вошла в необратимую фазу.
– Итак, вы были ее лечащим врачом, – сказал Ханс Фасте.
– Я только один из многих, кому приходилось иметь дело с Лисбет Саландер. Она была моей пациенткой в раннем подростковом возрасте, и я входил в группу специалистов, которые давали о ней медицинское заключение, перед тем как в возрасте восемнадцати лет она была признана недееспособной.
– Вы могли бы рассказать нам, что она собой представляет? – попросил Бублански. – Что могло побудить ее отправиться в Энскеде и убить там двух совершенно ей незнакомых людей и что толкнуло ее на убийство своего опекуна?
Петер Телеборьян громко рассмеялся:
– Нет, этого я не могу сказать. Я уже несколько лет не мог следить за ходом ее болезни и не знаю, до какой степени развился психоз. Зато я могу сказать другое: я сомневаюсь, что пара из Энскеде была ей незнакома.
– Почему вы так думаете? – поинтересовался Ханс Фасте.
– Одно из слабых мест в деле Лисбет Саландер заключается в том, что ее диагноз так и не был окончательно установлен. А это, в свою очередь, произошло потому, что она не шла навстречу тем, кто ее лечил. Она все время отказывалась отвечать на вопросы и участвовать в том или ином лечебном мероприятии.
– Так значит, вы даже не знаете, больна она или нет? – уточнила Соня Мудиг. – Раз ей так и не поставили диагноза.
– Понимаете, дело было так, – начал Петер Телеборьян. – Я получил Лисбет Саландер, когда ей вот-вот должно было исполниться тринадцать лет. Она была подвержена психотическим состояниям, страдала навязчивыми представлениями и ярко выраженной манией преследования. Она оставалась моей пациенткой на протяжении двух лет, после того как ее принудительно поместили в больницу Святого Стефана. Причиной принудительной госпитализации стали проявления грубого насилия по отношению к одноклассникам, эти проявления наблюдались у нее с самого детства. В отчетах о ней неоднократно отмечены случаи нанесения побоев окружающим. Но это насилие всегда было направлено против лиц из ее близкого окружения, то есть против тех, кто, в ее представлении, чем-то ее обидел. Притом ни разу не наблюдалось, чтобы она нападала на совершенно незнакомых людей. Поэтому я думаю, что между ней и парой из Энскеде должна существовать какая-то связь.
– За исключением нападения в подземке, когда ей было семнадцать лет, – вставил Ханс Фасте.
– Относительно этого случая совершенно точно установлено, что напали, наоборот, на нее, а она только защищалась, – сказал Телеборьян. – Человек, о котором шла речь в этом случае, был известный сексуальный преступник. Но в то же время это может служить показательным примером ее обычного поведения. Она могла бы просто уйти или позвать на помощь других пассажиров вагона. Но она избрала путь жестокого рукоприкладства. В случае опасности она реагирует, применяет силу.
– А в чем, в сущности, проявляется ее болезнь? – спросил Бублански.
– Как я уже сказал, точный диагноз ей так и не был поставлен. Я бы сказал, что она страдает шизофренией и постоянно балансирует на грани психоза. У нее отсутствует способность к эмпатии, и во многих отношениях ее можно назвать социопатом. Я вообще считаю удивительным, что она более или менее продержалась так долго. Она прожила в обществе восемь лет, правда, в положении опекаемой, не совершив за это время ничего такого, что могло бы привести к ее аресту или вызвать жалобы со стороны окружающих. Однако ее прогноз...
– Ее прогноз?
– Все это время она не получала никакого лечения. Я предполагаю, что болезнь, которую можно было бы излечить или держать под контролем десять лет назад, теперь стала неотделимой частью ее личности. Я предвижу, что после ареста ей не грозит тюремное заключение – ее место в больнице.
– Так как же тогда, черт возьми, суд мог оставить ее на воле? – буркнул Ханс Фасте.
– Вероятно, это объясняется стечением обстоятельств: должно быть, ей попался адвокат с хорошо подвешенным языком, а с другой стороны, виновата постоянная либерализация и экономия средств. Во всяком случае, что касается меня, я решительно возражал, когда меня привлекли в качестве судебного эксперта. Однако решение от меня не зависело.
– Но ведь тот прогноз, о котором вы говорили, строится, вероятно, только на догадках? – вмешалась Соня Мудиг. – Я хочу сказать, что вы ведь ничего не знаете о том, что происходило с ней с момента совершеннолетия?
– Он опирается не только на догадки, а на весь мой опыт!
– Она опасна для самой себя? – поинтересовалась Соня Мудиг.
– Вы спрашиваете, может ли она совершить самоубийство? Нет, в этом я сомневаюсь. Она скорее психопатка, страдающая эгоманией. Кроме себя самой, она ни с кем не считается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177