Молчание опять прервала Луиса. Она сказала, не забью постучать по дереву (я видел, как она машинально сунула руку под скатерть, отождествляя слово с действием, – привычный для нее жест: она тоже суеверна, возможно, унаследовала это от своих предков-итальянцев, хотя в Италии стучат, кажется, не по дереву, а по железу):
– Помню, в детстве она не любила, когда на вечеринках мне нравились те же мальчики, что и ей. «Подожди, пока я выберу, ладно? – говорила она, когда мы входили в дом, где была вечеринка. – Подождешь, да? Обещай. Если не пообещаешь, я не пойду», – говорила она. И только когда я соглашалась: «Ладно, договорились, но выбирай быстро», – мы нажимали кнопку звонка. Как старшая сестра она имела право выбирать первой, и я признавала за ней это право. Выбирала она довольно долго, танцевала с несколькими мальчиками и только потом объявляла мне свое решение. Все это время я, замирая, ждала. Кончалось это почти всегда одинаково: она выбирала именно того, кто мне нравился больше всех. Я уверена, что чаще всего она делала это нарочно: старалась угадать, кто мне нравится, а потом выбирала именно его, а когда я протестовала, она начинала говорить, что я во всем ей подражаю, что мне всегда нравятся только те мальчики, которые нравятся ей. И ни разу за вечер не позволяла мне потанцевать с ним. Как бы я ни притворялась, как бы ни старалась скрыть, кто именно мне нравится, мне это никогда не удавалось: она слишком хорошо меня знала и всегда угадывала. Так продолжалось, пока мы не выросли и не начали ходить на разные вечеринки. Хотя, – сказала Луиса, и глаза ее затуманились, как у человека, который по грузился в воспоминания, – в любом случае преимущество было на ее стороне: у нее грудь тогда была больше, чем у меня, а потому она имела больший успех.
Я не смог удержаться от взгляда на грудь Луисы Тельес и мысленно прикинул ее размер. Может быть, лифчик ее сестры Марты не был маловат, может быть, у Марты просто была большая грудь? «Что я делаю, – подумал я, – как мне не стыдно пялиться на грудь и на колени Луисы Тельес!» Я знаю, что для меня (и для любого мужчины в любых обстоятельствах, даже самых печальных и трагических) это нормально. Нам нужно сделать над собой большое усилие, чтобы, глядя на женщину, не оценивать ее, но в ту минуту я чувствовал себя ничтожеством: свинья! она же тогда была еще подростком! – и все-таки я бросил оценивающий взгляд на ее бюст (молниеносный взгляд) и тут же опустил глаза в тарелку, даже положил в рот кусок (никто из нас не прикасался к еде после того, как Деан напомнил про день рождения той, у кого больше не будет дней рождения). Я не мог ей понравиться раньше, Луиса никогда раньше меня не видела, а ее голос не был похож на тот, что еще сотни лет будет звучать на моей пленке (если я не сотру ту запись): «…ладно, обязательно позвони мне завтра и все расскажи в деталях. Судя по всему, он ничего, но – кто знает. Честно говоря, не понимаю, как ты решилась на такое! Пока. И удачи тебе!» Я не хотел думать об этом, но, возможно, «тем типом» был именно я. Это было предпоследнее сообщение (точнее, последнее: предпоследнее было наверняка стерто – на него наложился электрический голос, который я потом слышал наяву, а Марта не услышит уже никогда), записанное перед тем, как я позвонил в дверь и она меня впустила. Может быть, решившись наконец встретиться со мной, Марта успела позвонить подруге или сестре и рассказать ей об этом («Придет один тип… Я его почти не знаю, но сегодня он ужинает у меня. Эдуардо в Лондоне. Не знаю, что из этого выйдет, но, может быть, что-нибудь выйдет») с тем же воодушевлением, с каким в юности говорят о предстоящей вечеринке («Подожди, пока я выберу, ладно?» – и только потом нажать кнопку звонка). Может быть, Марта оставила свое сообщение на автоответчике подруги или сестры, а та перезвонила ей именно в то время, когда Марта вышла (оставив малыша одного на несколько минут, как я потом оставил его одного на полночи) в ближайший «Vips», чтобы купить мороженое «Haagen-Dazs» на десерт, или еще куда-нибудь. А может быть, она сказала не «один тип», а назвала мое имя и фамилию? Но тогда они знали бы мое имя, а Луиса никак не отреагировала на него, когда ее отец нас знакомил (разве что к этому времени она его забыла?). Может быть, Марта все-таки говорила с подругой или с сестрой, а не просто оставила сообщение на автоответчике? Может быть, они обсуждали меня («Мы познакомились на коктейле, на другой день он пригласил меня выпить кофе, он знает всех и вся, разведен, пишет сценарии и еще что-то» – я всегда рассказываю только это, я не рассказываю, что я негр или призрак, хотя, если нужно, – я этого не скрываю: знаю, что слушателям это всегда интересно). В тот вечер Марта тоже сомневалась (или воспользовалась своим правом выбора): сначала она позвонила Висенте, а может быть, и еще кому-нибудь, я был, скорее всего, запасным вариантом, и именно поэтому она умерла на моих глазах и в моих объятиях. Я уже сказал что причина ее смерти меня не интересовала, что я не хотел восстанавливать в памяти тот день или историю нашего с ней знакомства, не хотел узнать о ее жизни, о ее разваливавшемся браке, не хотел познакомиться с историей ее семьи. Я не хотел прожить за нее ту часть жизни, что не смогла прожить она. Я человек пассивный, я ничего не хочу и ни к чему не стремлюсь или просто не знаю, чего я хочу и к чему стремлюсь. Проблемы находят меня сами: можно сидеть тихо и ничего не делать, – все усложнится само собой, ссоры и тяжбы возникнут сами по себе. Достаточно просто дышать (наше дыхание едва колеблет воздух – так колышутся легкие предметы, подвешенные на нитях), достаточно просто смотреть (наш взгляд так же напряжен и безразличен, как инертное колебание свисающих с потолка самолетов, неуловимое колебание, в конце концов неизбежно заставляющее эти самолеты начать ночную битву). И если сейчас я предпринимал какие-то шаги, то вовсе не потому, что хотел достичь определенной цели: я даже не хотел разгадать все тайны той пленки из автоответчика, которую я прослушал столько раз. Да это было и невозможно: ведь я на самом деле даже не знал, кому было адресовано одно из сообщении – Марте или Деану. А «тот тип» вполне мог оказаться человеком, с которым у Деана были дела, связанные с большим риском, и значит, обо мне Марта ни с кем не говорила и никто не знал, что это я был тем мужчиной, которого она выбрала на ту ночь – не для того, чтобы я переспал с ней, а для того, чтобы был рядом, когда она будет умирать. Может быть, думал я, – пережевывая мясо и лицемерно отводя взгляд от бюста Луисы, – ее желание могло показаться абсурдным, но с другой стороны, – оно было совершенно понятным: она хотела превратить мое незаконное присутствие той ночью в ее доме (уже после всего, что произошло) во что-то более достойное (самый лучший способ изменить прошлое – это посмотреть на него с точки зрения нашего настоящего, тогда оно покажется нам только прелюдией к тому, что случилось с нами в последнее время;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96