ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Busya
«Варвара Карбовская «Мраморный бюст»»: Советский писатель; Москва; 1957
Аннотация
Комната № 38 в первом корпусе студенческого общежития считается образцовой по чистоте и порядку
Варвара Карбовская
Письмо
Комната № 38 в первом корпусе студенческого общежития считается образцовой по чистоте и порядку. Особенно заметно это перед праздником: книги аккуратно стоят на полках; посреди стола, накрытого скатертью, астры в стеклянной банке из-под маринованных огурцов; кровати застелены безукоризненно. Если бы еще у Коли Матушкина на тумбочке не было «постоянно действующей обжорки», как говорит Женя Суботеев, то есть колбасы, сыра, печенья и конфет, а Володя Брабантов не валялся бы на постели, закинув ноги на ее железную спинку и примостив гитару у себя на животе, Женя был бы вполне удовлетворен.
Впрочем, он не теряет надежды, что за пять лет совместной жизни сумеет привить товарищам некоторые правила, которых придерживается сам. Кое-что в этом направлении ему уже удалось. Например, когда он по утрам двадцать раз подряд приседает и выпрямляется, тонкий, стройный, широкоплечий, или прыгает на одном месте, или, улегшись на коврике, выбрасывает вверх свои длинные ноги, толстый Коля Матушкин начинает дрыгать ногами под одеялом, вздыхает и говорит:
– Честное слово, и я буду! У тебя, Женька, ловко получается! Вот я назначу себе число, скажем сразу после праздников, десятое, и тоже буду.
С Володей Брабантовым произошел небольшой конфликт. Володя повесил у себя над кроватью изображение чьих-то ножек, по-видимому рекламу чулок-паутинок.
– Это снять! – решительно потребовал Женя.
– Женька, ты попираешь мои эстетические запросы! – возмутился Володя. – Даже Пушкин сказал, что ножка Терпсихоры…
– Если тебе хочется эстетики, повесь портрет Улановой, – сказал Женя и сам достал ему фотографию Улановой-Джульетты. На этом примирились.
Сейчас Володя, мечтательно глядя на портрет Улановой, берет аккорды на гитаре и произносит томным речитативом:
– Отчего это так бывает, ребята, как вы думаете? То все ничего-ничего, а то вдруг захочется запеть во весь голос или прыгнуть с вышки в холодную воду, или подойти к дверному косяку, прижаться к нему лбом и прошептать что-нибудь такое… хорошее.
– Например?… – спрашивает Женя, не отрываясь от книги.
– Например: ми-ла-я, лю-би-мая…
– Несмотря на то, что косяк мужского рода?
– Это не имеет значения, а ты, Женька, просто сухарь! Отчего это так бывает, ребята?
– Это от любви, – с обычной определенностью говорит Женя и добавляет презрительно: – Студент первого курса влюблен, как школьник.
Дверь открывается, и в комнату входит комендант. Он небольшого роста, плотный, одет в защитную гимнастерку, украшенную орденской колодкой. Голова у него круглая, лысая и светится, как фарфоровый абажур, в который вставлена тысячесвечовая лампочка. Он держит кадку с пальмой, затем ставит ее на стол и говорит, отдуваясь:
– Вот! Хамеропс низкий. Роскошная пальма, товарищи. Это вам в виде премии к празднику за образцовую комнату.
– Это как же понимать: переходящий хамеропс? – спрашивает Женя. – Когда у других будет лучше, пальму передавать им?
– Надеюсь, что не придется передавать, – говорит комендант.
– Ну, спасибо вам, дядя Миша, за хамеропса.
За два месяца студенческого житья первокурсники успели полюбить коменданта и зовут его дядей Мишей. Он вносит в общежитие какой-то домашний уют и тепло, от которого мальчики еще не отвыкли.
Знакомясь с первокурсниками, комендант сказал:
– Конечно, товарищи, мы с вами не на Ленинских горах. Там лучше. Но и у нас будет неплохо. Все зависит от вас. А что зависит от меня, я сделаю. Только вы не подводите, ладно? Договорились?
Они договорились и дядю Мишу не подводят. Во всем корпусе чистота, цветы поливаются; если курят, то в форточку. Не мусорят. И даже не слишком шумят. Может быть, это потому, что комендант живет в первом корпусе не один, а со своим семейством: с женой Клавдией Ивановной, которая работает институтским библиотекарем, и с дочерью Зиной.
Зина учится в другом институте, в литературном, и ее почти никогда не видно. Но, когда она пробегает по коридору, так приятно встретиться с ней и сказать:
– Добрый вечер, Зиночка!
На первом курсе девушек мало. Все они хорошие и милые девушки, но, не в обиду им будет сказано, нет ни одной такой, как Зина.
Между прочим Женя Суботеев, который вечно иронизирует, сказал:
– Наверное, какой-нибудь начинающий поэтик в литературном институте говорит ей, что ее ресницы похожи на темнокрылых бабочек, порхающих над голубыми цветами. К счастью, я не поэт и глупых сравнений не делаю.
Пока еще никому не известно, какой у Зины характер. Но если она удалась в родителей, то характер у нее должен быть чудесный. Ведь каким же милым человеком нужно быть, чтобы вникать во все мелочи студенческой жизни, как это делает комендант дядя Миша! Вот хотя бы сегодня, с этим хамеропсом.
– А я, – с хитрецой говорит дядя Миша, входя в комнату, – уловил обрывок разговора. – Кто-то влюблен? Разлюбезное дело в восемнадцать лет. В особенности, если предмет на дальнем расстоянии. Тут и испытание чувств и ученью не помеха. Но вот я к чему веду разговор: вы, случайно, не позабыли послать к празднику своим любимым девушкам, а также папе и маме – это главное – поздравительное письмо или телеграмму?
Студенты переглядываются и смущенно улыбаются. Коля Матушкин произносит с полным ртом:
– Телеграммы дороговато, дядя Миша.
– Эх, молодежь! – укоризненно говорит комендант. – Секрет вежливости вами утрачен. А вы себе представляете, что такое телеграмма для родителей? Они ж ее на праздничный стол положат и будут всем показывать! «Поздравляю целую люблю» – три с полтиной, самое большее, а вы: дороговато! И еще хотите, чтоб вас любили. Конечно, родители все равно будут любить: и вежливых и грубиянов. Иная мамаша скажет: «Мой Женечка такой…»
– Почему именно Женечка? – сдержанно спрашивает Суботеев. Он как раз послал родителям телеграмму, но не считает нужным сообщать об этом.
– Ну, все равно, не Женечка, так Алик или Валерик. Мамаша скажет: «Мой Валерик такой грубый!», а у самой при этом на Лице сияет полный материнский восторг.
– Дядя Миша, – томным речитативом произносит Володя, аккомпанируя себе на гитаре, – а вы любимым девушкам посылали поздравительные телеграммы?
– Откровенно говоря, нет, – признается комендант. – Но время было совсем другое, вы учтите. Тридцать семь лет тому назад в Москве на каждом углу не торговали цветами. Хлеба и того не всегда ели досыта.
– И все-таки вы были влюблены?! – искренне удивляется Коля Матушкин. Он дожевал последний ломтик колбасы и теперь хрустит печеньем.
1 2 3