Жаркие дневные часы в Бербанке дарили ему космический опыт, поскольку были лишены цели, ибо единственной целью, которая в каком-то смысле давала надежду на спасение, были деньги, карьера и власть. В каком смысле? – спрашивал он себя. В том смысле, что если Судный день – это единственная причина существования совести, тогда неприятное чувство, разбуженное ярким светом полдня, является отголоском окончательного раскаянья.
Теперь он был крепко зол на автора, посылавшего ему открытки. Он достал из кармана вчерашнюю. «Ночной Париж», Эйфелева башня, окруженная овальными врезками: Мулен-Руж, фонтан и Нотр-Дам. И на обороте – надпись, отпечатанная на машинке, так что буквы прорвали тонкую пластиковую пленку: «Ты обещал со мной связаться. При встрече я изложил свою идею, ты сказал, что тебе нужно подумать, и обещал со мной связаться. Так что?»
На первой открытке надпись была короткой: «Ты сказал, что сам со мной свяжешься». Почерк был ровный, буквы немного крупноватые и с наклоном, но не эксцентричные, выведенные аккуратно. Таким почерком обычно пишут любовные письма, показанные крупным планом в фильме. Открытка в стиле начала 1950-х годов, женщина на пляже в Форт-Лодердейле под ярким оранжевым зонтиком. На лице экстравагантные очки и неестественная улыбка. Ее бы порадовало, подумал Гриффин, что наконец на нее смотрит крупная голливудская шишка. Через несколько дней пришла другая открытка, глянцевое изображение Эйфелевой башни. Надпись сообщала: «Я жду твоего звонка». Через день пришла третья с одной короткой фразой: «Так что?» На открытке была изображена укороченная версия «Боинга-747» – «Новое пополнение рядов „Юнайтид эрлайнз"».
После этого было еще три открытки, все без надписи.
На другой стороне улицы он увидел Мэри Неттер и Дрю Познера из отдела маркетинга и приготовился к их жизнерадостному натиску. Дрю замахал рукой, как пятиклашка-отличник, которому не терпится, чтобы его вызвали к доске.
– Привет, господин вице-президент, – сказал он.
Гриффин приподнял воображаемую шляпу.
– Как круто, – сказала Мэри.
У Мэри были короткие волосы: в прошлом месяце это была самая популярная стрижка. Однажды на вечеринке Дрю спросил Гриффина, не возникает ли у него желания потереться членом о голову Мэри. Смех Мэри смутил Гриффина, и он объяснил это своим недостатком – неспособностью к игре.
Совещание у Левисона закончилось, Гриффину была видна спинка опустевшего дивана у окна. Он обошел здание, чтобы попасть к себе в офис, минуя Силию. Конец его карьеры был неминуем. Будет другая работа, другие студии, но ореол вокруг него был, вероятно, утерян. И ему уже не суждено возглавить производственный отдел, по крайней мере крупной студии, ни этой, ни «Юниверсал», ни «Дисней», ни «Колумбия», ни «Парамаунт», ни «XX век – Фокс». Только у этих студий остались собственные павильоны и открытые съемочные площадки. Только там можно сказать, указывая на здание: «Здесь была гримерка Алана Лэдда» или «Здесь мы снимали „Воспитание Крошки"». А если он был немного сентиментален и получал удовольствие от истории этих зданий, разве это кому-нибудь мешало? Интересно, если бы Автор знал, что он терпел Левисона весь этот трудный год, потому что не хотел уходить со студии, не пожалел бы он Гриффина хоть немного, не увидел бы в нем просто человека, имевшего множество причин чувствовать себя несчастным? Разве Автор не понял бы, что даже предложи Гриффину прекрасную работу и должность директора компании, располагающейся в многоэтажном здании в Сенчури-Сити или в Беверли-Хиллз, он вряд ли бы согласился, и что одна мысль об этом делала его несчастным? «Орион» и «Три-Стар» – крупные компании, расположенные в офисных зданиях. Какая разница, где они расположены? Для него это важно, и он не мог побороть грусть от того, что скоро ему придется расстаться с настоящей студией, с настоящими воротами, с парковкой, где его имя написано краской на бетонном полу при въезде в подземный гараж. Он не понимал, как можно снимать фильм в офисном здании. Это была еще одна сентиментальная мысль, но он взял себя в руки и отогнал ее. А может, он недостаточно сентиментален. Были бы фильмы студии лучше, если бы он был еще сентиментальнее? Он как сороконожка, которая пытается понять, как она ходит. И наверняка оступится.
Все это не было для него неожиданностью. Гриффин стал замечать, что в течение последних месяцев уменьшилось количество ежедневных звонков, регистрируемых Джан. Однажды, когда она отлучилась, Гриффин открыл журналы и сравнил записи последних дней с прошлогодними. В прошлом году за три дня Гриффину позвонили двести девяносто пять раз. За последние три дня ему позвонили двести одиннадцать раз. Он не разбивал звонки по категориям, но на первый взгляд получалось, что ему реже стали звонить агенты, предлагающие сценарии, и режиссеры. Он всегда перезванивал, но создавалось впечатление, что Гриффин перестал быть человеком, которому стоило звонить в первую очередь. Разве Автор, посылающий ему открытки, не может понять, что они играют в одну игру, где правила одинаковы для всех?
Когда он вошел в свой офис, Джан невесело улыбнулась. К ее печатной машинке была прикреплена открытка: «Голливуд ночью, три вида всемирной столицы роскоши».
– Она попала по ошибке в бухгалтерию, только что принесли. Посмотрите на обратную сторону.
– Нет.
– Посмотрите. Должно быть, какая-нибудь девушка посылает вам эти открытки.
Гриффин взял открытку и перевернул ее. На обороте было написано: «Это я или ты?»
– Вы были на вечеринке, – продолжала Джан, – и пообещали какой-то девушке, что сделаете ее звездой, и она переспала с вами. Вы сказали, что позвоните ей, и забыли. Вы ослепили ее вашей неотразимой улыбкой, и она была сражена.
– У меня нет необходимости лгать женщинам.
– Голубчик, все мужчины лгут женщинам. Это у них в крови.
Внезапно в голове у Гриффина прояснились. Он улыбнулся, расслабился и наклонился над Джан. Впервые за несколько недель он нравился себе.
– Вы меня поймали, – сказал он. – Это нечасто бывает. Вы знаете, как правило, я не связываюсь с актрисами.
– Но у них такие хорошенькие ножки.
– Я вам скажу правду: дело не в длине, а в том, какие они на ощупь. Дело в коже. Звездами становятся те, кто обладают какой-то особой энергетикой. Я расскажу вам, что произошло. Была вечеринка, я не был пьян, а она выпила лишнего. Она попросила меня отвезти ее домой. Я отвез ее домой и задержался на пару часов. Мы хорошо провели время.
– И теперь она хочет, чтобы вы сделали ее звездой. Но вы даже не помните ее имени. Итак, вы очаровали ее своей улыбкой. Надеюсь, она знает, что ее, как и машину, придется сдать, когда вас уволят.
Гриффин сделал вид, что пропустил последнюю реплику мимо ушей, но по глазам Джан понял, что она сожалеет о сказанном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Теперь он был крепко зол на автора, посылавшего ему открытки. Он достал из кармана вчерашнюю. «Ночной Париж», Эйфелева башня, окруженная овальными врезками: Мулен-Руж, фонтан и Нотр-Дам. И на обороте – надпись, отпечатанная на машинке, так что буквы прорвали тонкую пластиковую пленку: «Ты обещал со мной связаться. При встрече я изложил свою идею, ты сказал, что тебе нужно подумать, и обещал со мной связаться. Так что?»
На первой открытке надпись была короткой: «Ты сказал, что сам со мной свяжешься». Почерк был ровный, буквы немного крупноватые и с наклоном, но не эксцентричные, выведенные аккуратно. Таким почерком обычно пишут любовные письма, показанные крупным планом в фильме. Открытка в стиле начала 1950-х годов, женщина на пляже в Форт-Лодердейле под ярким оранжевым зонтиком. На лице экстравагантные очки и неестественная улыбка. Ее бы порадовало, подумал Гриффин, что наконец на нее смотрит крупная голливудская шишка. Через несколько дней пришла другая открытка, глянцевое изображение Эйфелевой башни. Надпись сообщала: «Я жду твоего звонка». Через день пришла третья с одной короткой фразой: «Так что?» На открытке была изображена укороченная версия «Боинга-747» – «Новое пополнение рядов „Юнайтид эрлайнз"».
После этого было еще три открытки, все без надписи.
На другой стороне улицы он увидел Мэри Неттер и Дрю Познера из отдела маркетинга и приготовился к их жизнерадостному натиску. Дрю замахал рукой, как пятиклашка-отличник, которому не терпится, чтобы его вызвали к доске.
– Привет, господин вице-президент, – сказал он.
Гриффин приподнял воображаемую шляпу.
– Как круто, – сказала Мэри.
У Мэри были короткие волосы: в прошлом месяце это была самая популярная стрижка. Однажды на вечеринке Дрю спросил Гриффина, не возникает ли у него желания потереться членом о голову Мэри. Смех Мэри смутил Гриффина, и он объяснил это своим недостатком – неспособностью к игре.
Совещание у Левисона закончилось, Гриффину была видна спинка опустевшего дивана у окна. Он обошел здание, чтобы попасть к себе в офис, минуя Силию. Конец его карьеры был неминуем. Будет другая работа, другие студии, но ореол вокруг него был, вероятно, утерян. И ему уже не суждено возглавить производственный отдел, по крайней мере крупной студии, ни этой, ни «Юниверсал», ни «Дисней», ни «Колумбия», ни «Парамаунт», ни «XX век – Фокс». Только у этих студий остались собственные павильоны и открытые съемочные площадки. Только там можно сказать, указывая на здание: «Здесь была гримерка Алана Лэдда» или «Здесь мы снимали „Воспитание Крошки"». А если он был немного сентиментален и получал удовольствие от истории этих зданий, разве это кому-нибудь мешало? Интересно, если бы Автор знал, что он терпел Левисона весь этот трудный год, потому что не хотел уходить со студии, не пожалел бы он Гриффина хоть немного, не увидел бы в нем просто человека, имевшего множество причин чувствовать себя несчастным? Разве Автор не понял бы, что даже предложи Гриффину прекрасную работу и должность директора компании, располагающейся в многоэтажном здании в Сенчури-Сити или в Беверли-Хиллз, он вряд ли бы согласился, и что одна мысль об этом делала его несчастным? «Орион» и «Три-Стар» – крупные компании, расположенные в офисных зданиях. Какая разница, где они расположены? Для него это важно, и он не мог побороть грусть от того, что скоро ему придется расстаться с настоящей студией, с настоящими воротами, с парковкой, где его имя написано краской на бетонном полу при въезде в подземный гараж. Он не понимал, как можно снимать фильм в офисном здании. Это была еще одна сентиментальная мысль, но он взял себя в руки и отогнал ее. А может, он недостаточно сентиментален. Были бы фильмы студии лучше, если бы он был еще сентиментальнее? Он как сороконожка, которая пытается понять, как она ходит. И наверняка оступится.
Все это не было для него неожиданностью. Гриффин стал замечать, что в течение последних месяцев уменьшилось количество ежедневных звонков, регистрируемых Джан. Однажды, когда она отлучилась, Гриффин открыл журналы и сравнил записи последних дней с прошлогодними. В прошлом году за три дня Гриффину позвонили двести девяносто пять раз. За последние три дня ему позвонили двести одиннадцать раз. Он не разбивал звонки по категориям, но на первый взгляд получалось, что ему реже стали звонить агенты, предлагающие сценарии, и режиссеры. Он всегда перезванивал, но создавалось впечатление, что Гриффин перестал быть человеком, которому стоило звонить в первую очередь. Разве Автор, посылающий ему открытки, не может понять, что они играют в одну игру, где правила одинаковы для всех?
Когда он вошел в свой офис, Джан невесело улыбнулась. К ее печатной машинке была прикреплена открытка: «Голливуд ночью, три вида всемирной столицы роскоши».
– Она попала по ошибке в бухгалтерию, только что принесли. Посмотрите на обратную сторону.
– Нет.
– Посмотрите. Должно быть, какая-нибудь девушка посылает вам эти открытки.
Гриффин взял открытку и перевернул ее. На обороте было написано: «Это я или ты?»
– Вы были на вечеринке, – продолжала Джан, – и пообещали какой-то девушке, что сделаете ее звездой, и она переспала с вами. Вы сказали, что позвоните ей, и забыли. Вы ослепили ее вашей неотразимой улыбкой, и она была сражена.
– У меня нет необходимости лгать женщинам.
– Голубчик, все мужчины лгут женщинам. Это у них в крови.
Внезапно в голове у Гриффина прояснились. Он улыбнулся, расслабился и наклонился над Джан. Впервые за несколько недель он нравился себе.
– Вы меня поймали, – сказал он. – Это нечасто бывает. Вы знаете, как правило, я не связываюсь с актрисами.
– Но у них такие хорошенькие ножки.
– Я вам скажу правду: дело не в длине, а в том, какие они на ощупь. Дело в коже. Звездами становятся те, кто обладают какой-то особой энергетикой. Я расскажу вам, что произошло. Была вечеринка, я не был пьян, а она выпила лишнего. Она попросила меня отвезти ее домой. Я отвез ее домой и задержался на пару часов. Мы хорошо провели время.
– И теперь она хочет, чтобы вы сделали ее звездой. Но вы даже не помните ее имени. Итак, вы очаровали ее своей улыбкой. Надеюсь, она знает, что ее, как и машину, придется сдать, когда вас уволят.
Гриффин сделал вид, что пропустил последнюю реплику мимо ушей, но по глазам Джан понял, что она сожалеет о сказанном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55