Поблагодарить, что пришли.
– Дела не ждут, Джун. – Он впервые произнес ее имя вслух. Оно звучало странно, как краденое. Как есть из чужой тарелки в кафе. – Вы что-то спросили?
– Я спросила, не сказали ли вам что-нибудь полицейские? Нет ли у них чего-то нового?
– А вам они сказали что-нибудь?
– Нет, но я подумала, раз вы… вы занимаете такую должность, может быть, вас они держат в курсе, в порядке любезности.
– К сожалению, нет. Может быть, они что-нибудь скажут, тогда я вам сразу сообщу. Но пока они ничего еще не сказали.
Он не хотел прощаться, не хотел, чтобы она вешала трубку. Как связаться с ней снова?
– Ну, ладно. Тогда спасибо и… до свидания.
– Удачи.
– Спасибо.
Она тоже не хотела прощаться, он это чувствовал. Они тянули с прощанием, как двое, встретившиеся в музее, которые решают, как провести ближайшие полчаса. Посидеть в кафе и распрощаться или связать судьбу друг с другом на шесть месяцев. Все было в его руках.
– Не пропадайте, – сказал он. Он действительно этого желал.
– Хорошо. Спасибо.
Конец разговора. Сдержит ли она обещание?
Он попытался вспомнить ее лицо. Что бы он в нем изменил, будь у него такая возможность? Если сравнить ее с Бонни Шероу? Бонни худая, с длинными темными волосами. Она в своем роде идеальна. Всегда знает, что надеть. Всегда свежая и сухая, будто только что вышла из кондиционированного помещения. Глядя на нее, думаешь: ей все по плечу. Она источает компетентность. За что, собственно, ее любить? Раз или два он заметил некий конфликт между ее безупречной внешностью и чем-то еще. Казалось, она смотрела на себя со стороны и была недовольна тем, что видела. В такие моменты он ее любил.
Родись он девочкой, какой женщиной он бы теперь стал? Одиночкой на пятилетней «хонде-сивик», которую купила уже подержанной, всегда подругой, никогда не героиней, и живущей в квартире, впрочем, все ее друзья жили бы в квартирах, она не была бы знакома ни с кем, кто жил в собственном доме, и целый год копила бы на недельную турпоездку в Европу? Стал бы он уродлив оттого, что нелюбим? Уродлив, как провалившийся фильм?
Он беспокоился, что его мысли часто возвращались к Бонни Шероу. Значило ли это, что он влюблен? Ему не казалось, что он ее любит. Он ничего не был ей должен. Вот уже месяц они даже не обедали вместе. И все же у него было чувство, что он обманывает ее, мечтая провести ночь с Джун Меркатор. Он снял трубку, чтобы попросить Джан соединить его с Бонни, но потом сам набрал номер: ему не хотелось, чтобы Джан задавала вопросы.
Секретарь сказала, что она разговаривает по другой линии, и попросила подождать. Он сказал, что подождет. Он не узнал голос секретарши, она была новенькой. Она, вероятно, не знает, кто он. Иначе сказала бы: «Я скажу ей, что звоните вы». Он не привык ждать. По крайней мере, через минуту он снова услышал секретаршу: – Сейчас она возьмет трубку.
Затем – ее голос.
Как только она сказала «Привет», он пожалел, что позвонил. Она сказала это слишком тепло, слишком радостно. Однако в чрезмерном дружелюбии угадывалась какая-то неловкость. Ей что-то от него было нужно. Он подумал, что из-за этого сочетания теплоты, стеснительности и смущения он мог бы, чего доброго, и жениться на ней. Как нередко случается с двумя незнакомыми людьми, встретившимися на чужой свадьбе, которые не испытывают особой симпатии друг к другу, но правила хорошего тона заставляют их улыбаться и вести светскую беседу. А через несколько лет они – семейная пара.
Гриффин поздоровался с Бонни.
– Я хочу, чтобы ты знала: это не деловой звонок. Я соскучился. – Он чувствовал, что фраза прозвучала, будто реплика из сценария. Если она почувствует неискренность, может быть наконец его отпустит.
– Я тоже соскучилась.
– Это все работа. Так жить нельзя.
– Ты никогда не бросишь работу. Ты ее обожаешь.
– Думаешь? – Ему нравилось говорить о себе, как о постороннем человеке.
– Конечно, Гриффин, ты сам прекрасно знаешь, что без этого не можешь жить.
– Да, возможно, ты и права. – О чем они говорят? Зачем?
– Я уезжаю в Нью-Йорк, наверно на несколько недель. Ты не мог бы сбежать?
– Сейчас нет.
– Когда Ларри Леви приступает? – По выражению ее голоса было понятно, что она подтрунивает над ним, что он вне конкуренции.
– Ты считаешь, я не могу взять отпуск, пока Ларри Леви не войдет в курс дела? – Он хотел сказать: «Ты в меня веришь?», но не смог.
– Я слышала, он красит стены в красный цвет.
– Ковер красный. Кстати, он не торопится на работу, катается на лыжах. А что насчет Нью-Йорка?
– Меня посылают посмотреть несколько спектаклей, и еще есть книга, которую нужно купить, но издатель разрешает читать ее только по одному, в запертой комнате. Потом все делают предложения, в закрытых конвертах. Побеждает один.
И студия уполномочивает тебя подать такое предложение? – Вдруг он ей позавидовал.
– Я должна прочитать книгу и позвонить на студию, прежде чем они дадут мне карт-бланш.
– A-a-a, – сказал он, тотчас пожалев, что не выразил зависть еще больше, подчеркнуто растягивая слова. Он уже начал фразу и остановиться не мог. – Так ты снова пишешь рецензии. – Он хотел ее задеть.
– Гриффин, не вредничай. Мне поручили ответственное задание.
– Извини.
– Есть за что. Это важный шаг.
– Ну, тогда ты должна заполучить эту книгу. Не важно, будет снят фильм или нет. И если фильм будет снят, – а найдется только три человека, которые купят на него билет, – все равно не важно. Главное – любой ценой заполучить книгу.
Он не очень верил в это, но желание навредить Бонни было слишком велико. Если студия потратит полмиллиона по ее рекомендации, а затем наймет сценариста за четверть миллиона, потому что будет нужен именно дорогой автор, а книга окажется не экранизируемой, слишком психологической, – тогда кто-нибудь может вспомнить, что все эти деньги были потрачены впустую, потому что Бонни Шероу первая все это затеяла. Кто-нибудь обязательно вспомнит. Кто-нибудь всегда помнит такие вещи.
– А если книга окажется ужасной? Если я решу, что это напрасная трата денег? Ты представляешь, о каких деньгах может идти речь?
– Пятьсот тысяч. – Теперь он советует ей, какую сумму можно предложить. Он был более чем уверен, что никакая другая студия не предложит больше. Если бы речь шла о книге в миллион долларов, стали бы они посылать Бонни Шероу? Они бы послали человека его уровня.
– Слушай, зачем я тебе все это рассказываю? Ты, наверное, в курсе. Так? И зачем я тебе это рассказала. Я, вероятно, самоубийца.
– Теперь тебе ясно, почему мы не можем пожениться?
– Гриффин, ты делаешь мне предложение?
Наверное, так оно и было. Нужно было остановиться.
– Но не волнуйся, я ничего не слышал об этой книге.
– И ты не думаешь теперь за ней охотиться?
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Дела не ждут, Джун. – Он впервые произнес ее имя вслух. Оно звучало странно, как краденое. Как есть из чужой тарелки в кафе. – Вы что-то спросили?
– Я спросила, не сказали ли вам что-нибудь полицейские? Нет ли у них чего-то нового?
– А вам они сказали что-нибудь?
– Нет, но я подумала, раз вы… вы занимаете такую должность, может быть, вас они держат в курсе, в порядке любезности.
– К сожалению, нет. Может быть, они что-нибудь скажут, тогда я вам сразу сообщу. Но пока они ничего еще не сказали.
Он не хотел прощаться, не хотел, чтобы она вешала трубку. Как связаться с ней снова?
– Ну, ладно. Тогда спасибо и… до свидания.
– Удачи.
– Спасибо.
Она тоже не хотела прощаться, он это чувствовал. Они тянули с прощанием, как двое, встретившиеся в музее, которые решают, как провести ближайшие полчаса. Посидеть в кафе и распрощаться или связать судьбу друг с другом на шесть месяцев. Все было в его руках.
– Не пропадайте, – сказал он. Он действительно этого желал.
– Хорошо. Спасибо.
Конец разговора. Сдержит ли она обещание?
Он попытался вспомнить ее лицо. Что бы он в нем изменил, будь у него такая возможность? Если сравнить ее с Бонни Шероу? Бонни худая, с длинными темными волосами. Она в своем роде идеальна. Всегда знает, что надеть. Всегда свежая и сухая, будто только что вышла из кондиционированного помещения. Глядя на нее, думаешь: ей все по плечу. Она источает компетентность. За что, собственно, ее любить? Раз или два он заметил некий конфликт между ее безупречной внешностью и чем-то еще. Казалось, она смотрела на себя со стороны и была недовольна тем, что видела. В такие моменты он ее любил.
Родись он девочкой, какой женщиной он бы теперь стал? Одиночкой на пятилетней «хонде-сивик», которую купила уже подержанной, всегда подругой, никогда не героиней, и живущей в квартире, впрочем, все ее друзья жили бы в квартирах, она не была бы знакома ни с кем, кто жил в собственном доме, и целый год копила бы на недельную турпоездку в Европу? Стал бы он уродлив оттого, что нелюбим? Уродлив, как провалившийся фильм?
Он беспокоился, что его мысли часто возвращались к Бонни Шероу. Значило ли это, что он влюблен? Ему не казалось, что он ее любит. Он ничего не был ей должен. Вот уже месяц они даже не обедали вместе. И все же у него было чувство, что он обманывает ее, мечтая провести ночь с Джун Меркатор. Он снял трубку, чтобы попросить Джан соединить его с Бонни, но потом сам набрал номер: ему не хотелось, чтобы Джан задавала вопросы.
Секретарь сказала, что она разговаривает по другой линии, и попросила подождать. Он сказал, что подождет. Он не узнал голос секретарши, она была новенькой. Она, вероятно, не знает, кто он. Иначе сказала бы: «Я скажу ей, что звоните вы». Он не привык ждать. По крайней мере, через минуту он снова услышал секретаршу: – Сейчас она возьмет трубку.
Затем – ее голос.
Как только она сказала «Привет», он пожалел, что позвонил. Она сказала это слишком тепло, слишком радостно. Однако в чрезмерном дружелюбии угадывалась какая-то неловкость. Ей что-то от него было нужно. Он подумал, что из-за этого сочетания теплоты, стеснительности и смущения он мог бы, чего доброго, и жениться на ней. Как нередко случается с двумя незнакомыми людьми, встретившимися на чужой свадьбе, которые не испытывают особой симпатии друг к другу, но правила хорошего тона заставляют их улыбаться и вести светскую беседу. А через несколько лет они – семейная пара.
Гриффин поздоровался с Бонни.
– Я хочу, чтобы ты знала: это не деловой звонок. Я соскучился. – Он чувствовал, что фраза прозвучала, будто реплика из сценария. Если она почувствует неискренность, может быть наконец его отпустит.
– Я тоже соскучилась.
– Это все работа. Так жить нельзя.
– Ты никогда не бросишь работу. Ты ее обожаешь.
– Думаешь? – Ему нравилось говорить о себе, как о постороннем человеке.
– Конечно, Гриффин, ты сам прекрасно знаешь, что без этого не можешь жить.
– Да, возможно, ты и права. – О чем они говорят? Зачем?
– Я уезжаю в Нью-Йорк, наверно на несколько недель. Ты не мог бы сбежать?
– Сейчас нет.
– Когда Ларри Леви приступает? – По выражению ее голоса было понятно, что она подтрунивает над ним, что он вне конкуренции.
– Ты считаешь, я не могу взять отпуск, пока Ларри Леви не войдет в курс дела? – Он хотел сказать: «Ты в меня веришь?», но не смог.
– Я слышала, он красит стены в красный цвет.
– Ковер красный. Кстати, он не торопится на работу, катается на лыжах. А что насчет Нью-Йорка?
– Меня посылают посмотреть несколько спектаклей, и еще есть книга, которую нужно купить, но издатель разрешает читать ее только по одному, в запертой комнате. Потом все делают предложения, в закрытых конвертах. Побеждает один.
И студия уполномочивает тебя подать такое предложение? – Вдруг он ей позавидовал.
– Я должна прочитать книгу и позвонить на студию, прежде чем они дадут мне карт-бланш.
– A-a-a, – сказал он, тотчас пожалев, что не выразил зависть еще больше, подчеркнуто растягивая слова. Он уже начал фразу и остановиться не мог. – Так ты снова пишешь рецензии. – Он хотел ее задеть.
– Гриффин, не вредничай. Мне поручили ответственное задание.
– Извини.
– Есть за что. Это важный шаг.
– Ну, тогда ты должна заполучить эту книгу. Не важно, будет снят фильм или нет. И если фильм будет снят, – а найдется только три человека, которые купят на него билет, – все равно не важно. Главное – любой ценой заполучить книгу.
Он не очень верил в это, но желание навредить Бонни было слишком велико. Если студия потратит полмиллиона по ее рекомендации, а затем наймет сценариста за четверть миллиона, потому что будет нужен именно дорогой автор, а книга окажется не экранизируемой, слишком психологической, – тогда кто-нибудь может вспомнить, что все эти деньги были потрачены впустую, потому что Бонни Шероу первая все это затеяла. Кто-нибудь обязательно вспомнит. Кто-нибудь всегда помнит такие вещи.
– А если книга окажется ужасной? Если я решу, что это напрасная трата денег? Ты представляешь, о каких деньгах может идти речь?
– Пятьсот тысяч. – Теперь он советует ей, какую сумму можно предложить. Он был более чем уверен, что никакая другая студия не предложит больше. Если бы речь шла о книге в миллион долларов, стали бы они посылать Бонни Шероу? Они бы послали человека его уровня.
– Слушай, зачем я тебе все это рассказываю? Ты, наверное, в курсе. Так? И зачем я тебе это рассказала. Я, вероятно, самоубийца.
– Теперь тебе ясно, почему мы не можем пожениться?
– Гриффин, ты делаешь мне предложение?
Наверное, так оно и было. Нужно было остановиться.
– Но не волнуйся, я ничего не слышал об этой книге.
– И ты не думаешь теперь за ней охотиться?
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55