Она принесла все сама.
Когда Констанция вошла в его комнату, она услышала, что Моцарт уже работает над оперой. Она поставила поднос на овальный стол и оставила дверь открытой. Села в удобное кресло рядом с окном, пододвинула табурет и поставила его перед креслом. Затем положила на него уставшие ноги. Наконец-то можно успокоиться и закрыть глаза. Его перо едва слышно поскрипывало по нотной бумаге. Доносилось шуршание, словно ноты, как стая птиц, опускались, снова взмывали в небо и гордо летали кругами.
Йозефа была с ней очень мила, даже предложила помочь переодеться. Она не попрощалась с Моцартом – не хотела мешать его работе. Просто села в карету и уехала в город – к своему Францу.
– Я еду к своему Францу. Ему меня не хватает, – сказала, улыбаясь, Йозефа. Это показалось Констанции странным. Йозефа никогда не говорила с такой нежностью о своем муже. Может быть, эту нежность вызвал приезд Констанции? А может, Йозефа действительно хотела быть рядом с ним, хотя это и тяжело представить.
Наконец Йозефа уехала, но прежде ей удалось уговорить Констанцию остаться здесь на ночь. Йозефа принизала слугам вести себя с гостями наилучшим образом и во всем помогать Констанции.
Теперь она лежала в кресле, скорее хозяйка дома, чем гостья, и чутко прислушивалась к тому, как работал ее супруг, с каждой нотой зарабатывая звонкие дукаты.
Невозможно было узнать, что все-таки произошло. Никто ей об этом не расскажет. Значит, правильно, что Констанция решила приехать: интуиция помогла ей.
Свекор еще несколько лет тому назад неоднозначно намекал об отношении Йозефы к ее Вольфгангу. Констанция запомнила его слова и решила не упускать обоих из виду. Иногда Моцарт не понимал, что происходит. Его мечтательность могла сыграть с ним злую шутку. На него не стоило из-за этого злиться. Свекор часто ругал Вольфганга за легкомыслие, твердил, что мужчина всегда должен владеть собой. Тем не менее, Констанция полагала, что лучше понимает, почему Моцарт иногда витал в облаках и не воспринимал окружающих. Порой он жил только своими мыслями, и они становились настолько важными, что весь мир был лишним. Моцарт ни разу и виду не подал, что Констанция ведет себя слишком назойливо. Он просто не видел и не слышал ее. Казалось, что у него внутри звучала музыка. Тогда маэстро начинал напевать что-то про себя. В то же время он мог говорить о совершенно обыденных вещах, обеде или планах на вечер. В нем звучала настоящая какофония. Ноты кипели и вырывались наружу, и иногда Моцарт начинал петь еще во время обеда. Сначала отрывисто и тихо, но временами так громко, что другие гости в зале пугались и оборачивались в его сторону. В подобном случае Констанция слегка прикасалась ладонью к отбивающим такт пальцам его правой руки Едва заметно, словно это было предупреждение. Этот заученный и все-таки неожиданный жест всегда приводил Моцарта в чувство. Он прекращал петь и отбивать такт и снова возвращался в обычное состояние.
Чуть позже Констанция почувствовала усталость. Она потянулась. От камина шло приятное тепло. Слуга постучал в дверь и спросил, не желает ли она чего-нибудь. Она попросила принести ликер и немного прекрасного шербета, который любила больше всего на свете. Затем она откинулась на спинку кресла и незаметно уснула. Засыпая, Констанция слышала шуршание пера по бумаге, словно летали и щебетали птицы. Они удерживали равновесие на линиях, дергали, слегка прикасаясь к ним. Так будет всю ночь. Всю ночь…
Констанции снилась движущаяся карета. Моцарт был там один. Он съежился, словно замерзший ребенок, выражение лица немного напряженное. Казалось, ему снился плохой сон. Вдруг он стал скрипеть зубами. Скрип зубов смешался со скрипом колес. Дорога была неспокойной. В небе мерцали ноты, а люди гуляли среди облаков, будто на ярмарке. Иногда они останавливались и смотрели вниз, на него. Оказалось, что в карете нет крыши. Он так и ехал дальше – замерзший ребенок среди цветущих полей.
Моцарта бил озноб. Он соскользнул на пол кареты. Кучер остановился, и к карете подбежали какие-то люди, чтобы вытащить его якобы безжизненное тело. Его положили под дерево. Откуда-то появилась Йозефа Душек, чтобы влить ему в рот кофе. Моцарт снова пришел и себя, резко поднялся на ноги и стал ходить взад и вперед. Он по-прежнему не замечал Констанцию. Слышно было, как он пел, шумел. Фигуры среди облаков еще раз остановились, чтобы посмотреть на него во второй раз. Они смотрели и смеялись, не в силах остановиться, их Тела извивались от хохота.
Констанция заняла место среди этой хохочущей толпы. Она стояла там и махала ему. Моцарт только и ждал итого жеста. Он присоединился к ним, к высокому обществу, одним прыжком. Поздоровался с отцом, поклонился сестре и обнял ее, Констанцию. Казалось, он поблагодарил ее за то, что она вовремя указала ему путь.
Констанция ударилась рукой о подлокотник кресла и проснулась. Было очень поздно. За полночь! Она поднялась и пошла в спальню. Слуги приготовили постель. Констанция разделась и осторожно легла в кровать, словно не хотела шуметь и мешать Моцарту.
Затем передумала и еще раз прокралась к двери, к двери его комнаты. Прислушалась и окончательно убедилась, что он спит: голова лежала на клавишах клавесина, а руки свисали, словно ослабевшие крылья. Констанция подошла и погладила Моцарта по голове. Он проснулся не сразу. Затем тряхнул головой и попросил Констанцию ложиться.
Она только кивнула и окончательно оставила его одного.
Часть 4
Глава 1
Весь день накануне праздника Казанова провел во дворце графа Пахты. Во время приготовлений он лично позаботился о каждой мелочи. Синьор Джакомо следил за тем;, как делали декорации: расставляли букеты в коридорах и комнатах, драпировали столы и мебель шелковой и тяжелой камчатой тканью, расставляли канделябры. Следовало бы перекрасить небольшие комнаты в более светлые и приветливые тона. В ярко-лазурный, как его родной город, или в нежно-зеленый, как луга Венетьена. Но на это не оставалось времени. Казанова лично проверил приготовленные мясо, рыбу, овощи и фрукты. Бутылки вина, ликера и шампанского доставили еще несколько дней тому назад и выставили пирамидами в подвале.
Мысленно Казанова все время возвращался к предстоящему приему. Успех зависел от его искусной режиссуры, которая сможет превратить праздник в представление. Этот вечер запомнят надолго! Это будет наилучший прием, в котором Казанова когда-либо участвовал. Прием в его вкусе, необычайно тонком вкусе, который он отточил во время путешествий по Европе. В первую очередь синьор Джакомо хотел превзойти да Понте. Ведь то, что этот негодяй придумал для своего Дон Жуана, было не балом, а жалким сборищем бесцеремонных, неотесанных и глупых гостей прямо с улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Когда Констанция вошла в его комнату, она услышала, что Моцарт уже работает над оперой. Она поставила поднос на овальный стол и оставила дверь открытой. Села в удобное кресло рядом с окном, пододвинула табурет и поставила его перед креслом. Затем положила на него уставшие ноги. Наконец-то можно успокоиться и закрыть глаза. Его перо едва слышно поскрипывало по нотной бумаге. Доносилось шуршание, словно ноты, как стая птиц, опускались, снова взмывали в небо и гордо летали кругами.
Йозефа была с ней очень мила, даже предложила помочь переодеться. Она не попрощалась с Моцартом – не хотела мешать его работе. Просто села в карету и уехала в город – к своему Францу.
– Я еду к своему Францу. Ему меня не хватает, – сказала, улыбаясь, Йозефа. Это показалось Констанции странным. Йозефа никогда не говорила с такой нежностью о своем муже. Может быть, эту нежность вызвал приезд Констанции? А может, Йозефа действительно хотела быть рядом с ним, хотя это и тяжело представить.
Наконец Йозефа уехала, но прежде ей удалось уговорить Констанцию остаться здесь на ночь. Йозефа принизала слугам вести себя с гостями наилучшим образом и во всем помогать Констанции.
Теперь она лежала в кресле, скорее хозяйка дома, чем гостья, и чутко прислушивалась к тому, как работал ее супруг, с каждой нотой зарабатывая звонкие дукаты.
Невозможно было узнать, что все-таки произошло. Никто ей об этом не расскажет. Значит, правильно, что Констанция решила приехать: интуиция помогла ей.
Свекор еще несколько лет тому назад неоднозначно намекал об отношении Йозефы к ее Вольфгангу. Констанция запомнила его слова и решила не упускать обоих из виду. Иногда Моцарт не понимал, что происходит. Его мечтательность могла сыграть с ним злую шутку. На него не стоило из-за этого злиться. Свекор часто ругал Вольфганга за легкомыслие, твердил, что мужчина всегда должен владеть собой. Тем не менее, Констанция полагала, что лучше понимает, почему Моцарт иногда витал в облаках и не воспринимал окружающих. Порой он жил только своими мыслями, и они становились настолько важными, что весь мир был лишним. Моцарт ни разу и виду не подал, что Констанция ведет себя слишком назойливо. Он просто не видел и не слышал ее. Казалось, что у него внутри звучала музыка. Тогда маэстро начинал напевать что-то про себя. В то же время он мог говорить о совершенно обыденных вещах, обеде или планах на вечер. В нем звучала настоящая какофония. Ноты кипели и вырывались наружу, и иногда Моцарт начинал петь еще во время обеда. Сначала отрывисто и тихо, но временами так громко, что другие гости в зале пугались и оборачивались в его сторону. В подобном случае Констанция слегка прикасалась ладонью к отбивающим такт пальцам его правой руки Едва заметно, словно это было предупреждение. Этот заученный и все-таки неожиданный жест всегда приводил Моцарта в чувство. Он прекращал петь и отбивать такт и снова возвращался в обычное состояние.
Чуть позже Констанция почувствовала усталость. Она потянулась. От камина шло приятное тепло. Слуга постучал в дверь и спросил, не желает ли она чего-нибудь. Она попросила принести ликер и немного прекрасного шербета, который любила больше всего на свете. Затем она откинулась на спинку кресла и незаметно уснула. Засыпая, Констанция слышала шуршание пера по бумаге, словно летали и щебетали птицы. Они удерживали равновесие на линиях, дергали, слегка прикасаясь к ним. Так будет всю ночь. Всю ночь…
Констанции снилась движущаяся карета. Моцарт был там один. Он съежился, словно замерзший ребенок, выражение лица немного напряженное. Казалось, ему снился плохой сон. Вдруг он стал скрипеть зубами. Скрип зубов смешался со скрипом колес. Дорога была неспокойной. В небе мерцали ноты, а люди гуляли среди облаков, будто на ярмарке. Иногда они останавливались и смотрели вниз, на него. Оказалось, что в карете нет крыши. Он так и ехал дальше – замерзший ребенок среди цветущих полей.
Моцарта бил озноб. Он соскользнул на пол кареты. Кучер остановился, и к карете подбежали какие-то люди, чтобы вытащить его якобы безжизненное тело. Его положили под дерево. Откуда-то появилась Йозефа Душек, чтобы влить ему в рот кофе. Моцарт снова пришел и себя, резко поднялся на ноги и стал ходить взад и вперед. Он по-прежнему не замечал Констанцию. Слышно было, как он пел, шумел. Фигуры среди облаков еще раз остановились, чтобы посмотреть на него во второй раз. Они смотрели и смеялись, не в силах остановиться, их Тела извивались от хохота.
Констанция заняла место среди этой хохочущей толпы. Она стояла там и махала ему. Моцарт только и ждал итого жеста. Он присоединился к ним, к высокому обществу, одним прыжком. Поздоровался с отцом, поклонился сестре и обнял ее, Констанцию. Казалось, он поблагодарил ее за то, что она вовремя указала ему путь.
Констанция ударилась рукой о подлокотник кресла и проснулась. Было очень поздно. За полночь! Она поднялась и пошла в спальню. Слуги приготовили постель. Констанция разделась и осторожно легла в кровать, словно не хотела шуметь и мешать Моцарту.
Затем передумала и еще раз прокралась к двери, к двери его комнаты. Прислушалась и окончательно убедилась, что он спит: голова лежала на клавишах клавесина, а руки свисали, словно ослабевшие крылья. Констанция подошла и погладила Моцарта по голове. Он проснулся не сразу. Затем тряхнул головой и попросил Констанцию ложиться.
Она только кивнула и окончательно оставила его одного.
Часть 4
Глава 1
Весь день накануне праздника Казанова провел во дворце графа Пахты. Во время приготовлений он лично позаботился о каждой мелочи. Синьор Джакомо следил за тем;, как делали декорации: расставляли букеты в коридорах и комнатах, драпировали столы и мебель шелковой и тяжелой камчатой тканью, расставляли канделябры. Следовало бы перекрасить небольшие комнаты в более светлые и приветливые тона. В ярко-лазурный, как его родной город, или в нежно-зеленый, как луга Венетьена. Но на это не оставалось времени. Казанова лично проверил приготовленные мясо, рыбу, овощи и фрукты. Бутылки вина, ликера и шампанского доставили еще несколько дней тому назад и выставили пирамидами в подвале.
Мысленно Казанова все время возвращался к предстоящему приему. Успех зависел от его искусной режиссуры, которая сможет превратить праздник в представление. Этот вечер запомнят надолго! Это будет наилучший прием, в котором Казанова когда-либо участвовал. Прием в его вкусе, необычайно тонком вкусе, который он отточил во время путешествий по Европе. В первую очередь синьор Джакомо хотел превзойти да Понте. Ведь то, что этот негодяй придумал для своего Дон Жуана, было не балом, а жалким сборищем бесцеремонных, неотесанных и глупых гостей прямо с улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83