– Делайте что хотите, я предоставлю вам неограниченный доступ.
Она бросила мне через стол связку ключей:
– Приходите и уходите в любое время. Я доверяю вам сохранность дома.
– Хорошо, раз мы договорились, я могу начинать. Возможно, есть личные вещи, документы, письма, которые вы хотели бы забрать. Вы с кем-то их уже разбирали?
– Рабочий кабинет брата на первом этаже. Я сама им займусь.
– Замечательно. Если нам попадется нечто, что может быть интересно вам, я принесу это в кабинет.
Я повернулся, чтобы уйти. Мне не хотелось звонить в офис сейчас. Трехнедельная работа за одну неделю, и потом лишь три дня спустя – распродажа…
– Мистер Рильке.
Я задержался; держа руку на ручке двери. Она пристально смотрела на меня, словно не решаясь что-то сказать.
– У моего брата есть еще один кабинет наверху. Это переоборудованный чердак. Он работал там, когда хотел полного покоя. Туда можно попасть лишь по складной лестнице, а это для меня слишком… я была бы вам очень признательна, если бы вы смогли взять это на себя. Не думаю, что там окажется что-то интересное, – скорее всего дополнительное топливо для костра, но все же я высоко оценю ваше благоразумие в этом вопросе.
– Обещаю вам!
Я подарил ей свою лучшую, искрящуюся улыбку и пошел к лестнице.
Ненавижу смерть.
Особенно недавнюю смерть и свежее горе… и свежую жадность.
Ужасная нервотрепка – работать с осиротевшими родственниками. Как сказал один человек, никогда не знаешь, что они могут выкинуть. Бывало, дочери смотрели на меня и плакали, пока я паковал жизнь их отцов. А я, бывало, наблюдал, как отпрыски дерутся из-за каких-то мелочей, когда тела их родителей еще не остыли. Что до мисс Маккиндлесс – невозможно было определить, что она чувствовала, потеряв брата.
Я все-таки позвонил. Разговор прошел именно так, как я предполагал. Пообещал прийти в пять и все объяснить. Остаток вечера будет посвящен выносу мебели, в первую очередь – картин и других предметов искусства. Правило гласит: лучшие вещи нужно выносить первыми. Так ты не упустишь и не испортишь ничего, и, даже если сделка окажется неудачной, у тебя есть шанс с чем-то остаться.
Команда прибыла в два, в мятежном настроении от перспективы работать с двойной нагрузкой. Я приветствовал их весело – уверил, что работы хватит всем. Я легко мог представить, что к концу недели их начнет тошнить от работы в таком темпе. Но, войдя в дом, они успокоились. Работы было действительно много. Давно у нас не было целого загородного дома в такие короткие сроки, а значит, понадобятся дополнительные руки – чьи-то безработные сыновья, братья и двоюродные братья, которых вытащат из постелей, оторвут от дневных мыльных опер и заплатят наличными.
И работа была хорошая, даже более чем. Антиквариат в таком масштабе давно не выставлялся на аукционах в Глазго, а про «Аукционы Бауэри» и говорить нечего.
Мои первые годы работы прошли в атмосфере сожаления. Старшие коллеги постоянно жалели обо всех ушедших «хороших вещах», о серебре Георгов, сокровищах и остатках империи, которые, по словам КС, словно мусор были разбросаны по аукционным залам его времени. Я обычно закатывал глаза и считал все это стариковским нытьем. А теперь сам оплакивал викторианские лавки древностей и безделушки «арт-деко». Я скучал по уличным лоточникам и букинистам, я хватался за голову, глядя на то, что сейчас выдают за качество, и жалел молодежь. Лучшее так и не попалось мне в руки. Оно было потеряно навеки.
По крайней мере, тогда я так думал.
Я бродил по тихим комнатам, затаив дыхание и наскоро заполняя инвентарный лист звездочками и восклицательными знаками. Я трогал текстуру великолепной мебели, созданной, когда королева Виктория была маленькой. Открывал ящики и находил там блюда со старинными монетами, коллекции марок, аккуратно собранные в альбомы, украшения в бархатных коробочках, граненый хрусталь, завернутый в салфетку, серебро и постельное белье, какое можно найти только в старых домах. Должно быть, его сестру – последнюю из их рода, замучили налоги или она собирается куда-то сбежать. Она продавала свое наследство слишком быстро и дешево. В комнатах, наверное, неприятно пахло, но общее впечатление оказалось для меня настолько сильным, что я не почувствовал запаха. Я брел счастливый, как Аладдин, который впервые потер лампу и увидел джинна.
Несмотря на ликование, я все же заметил некое отсутствие. Обычно, когда занимаешься домом, чувствуешь дух его бывшего владельца – неповторимый стиль, какие-то мелочи, говорящие об образе его жизни. Обычно находишь фотографии, сувениры, памятные безделушки. Книги показывают интересы и пристрастия, а между страницами попадаются билеты на поезд, билеты в кино, театральные программки, письма. Я находил засушенные цветы, рекламу вин, открытки, бутылки, спрятанные за шкафами, любовные записки, предупреждения из банка, срезанные кудряшки младенцев, ошейники давно умерших собак, вазы с засохшими цветами, невозвращенные библиотечные книги, в квартирах холостяков попадались туфли на шпильках. Что же касается Маккиндлесса, к концу моего обхода я знал о нем не больше, чем в начале. Его собственность оказалась настолько стерильной, словно кто-то приложил большие усилия, чтобы достичь такого эффекта. Все вокруг говорило: я очень богатый человек. И ничего больше. Я нашел старую фотографию с резными краями. Черно-белый образ мрачного круглолицего человека. Взгляд пронизывающе холоден. Я поежился. Но я и сам не слишком хорошо выхожу на фотографиях. На обратной стороне надпись: «Родерик, 1947». Я рассеянно положил ее в карман и поехал в офис «Аукционов Бауэри», оставив команду под присмотром старшего носильщика Джимми Джеймса.
Темнело. Не было еще и пяти часов, но уже загорались фонари и рекламные щиты небольших магазинчиков. Я вел фургон по Большому западному шоссе, лишь на дюйм отставая от шедшей впереди машины. В витрине магазина тканей «Зам-Зам» три манекена с начесами на лбах стояли в танцевальных позах, разодетые в шелк и парчу. Мужчина и женщина позвонили в дверь ювелирного магазина и восхищенно замерли над украшениями для невесты. Африканские фанковые дроби неслись из фруктово-вегетарианской лавки «Солли». Поток автомобилей завернул на мост, и я вместе с ним. У входа в метро, под оранжевой буквой U воздух превращался в пар. Люди пропадали в этом пару, некоторые выныривали из него в другом конце перехода, другие шли в тоннель под рекой и исчезали. Радио в моей машине от музыки перешло к новостям… В Ирландии все по-прежнему плохо, в Палестине опять дерутся, тори и лейбористы никак не могут договориться. Какого-то парня пырнули ножом недалеко от футбольного стадиона, потерялся младенец, убита проститутка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64