ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Полагаю, наш брат-епископ хочет убить двух зайцев. Похоже, ему это удастся. Сотворенные чудеса получили признание, в народе стихийно возникло поклонение Джакомо Нероне. Естественно, епископ не мог оставить это без внимания, Предварительное выяснение обстоятельств жизни и смерти Нероне вроде бы подтвердило проявление божьей воли в его действиях. Далее все идет автоматически… вынесение вопроса о причислении к лику блаженных на суд епископа. Едва это произойдет, о Нероне напишут все газеты Италии. Туристические агентства организуют экскурсии. Местные торговцы воспользуются именем Нероне в рекламных целях. Избежать этого не удастся. Но мы можем направить местную активность в определенное русло. Поэтому я хочу удовлетворить просьбу нашего брата-епископа и назначить вас адвокатом дьявола.
Мередит на мгновение задумался, затем покачал головой:
– Я болен, ваше преосвященство, и могу не оправдать ваше доверие.
– Позвольте мне самому судить об этом, – холодно возразил кардинал. – Кроме того, я уверен, что участие в этом расследовании поможет и вам.
– Не понимаю.
Кардинал отодвинул резное, с высокой спинкой кресло и встал. Подошел к окну, раздвинул тяжелые портьеры. Золотисто-алые лучи утреннего солнца залили кабинет, новыми красками заиграли узоры на ковре. Блейз Мередит прикрыл глаза рукой. Кардинал смотрел в сад. Потом заговорил, стоя спиной к Мередиту, но в его голосе слышалось искреннее сострадание.
– То, что я собираюсь сказать вам, монсеньор, не более, чем предположение. Я не ваш духовник, не могу заглянуть к вам в душу, но уверен, что вы переживаете кризис. Вы, как и многие здесь, в Риме, профессиональный священник, выбрали религиозную карьеру. В этом нет ничего зазорного. Стать настоящим профессионалом само по себе большое достижение. Это удается далеко не всем. Но внезапно вы осознаете, что этого недостаточно. Вы озадачены, даже испуганы. И не знаете, как восполнить недостающее. Частично дело заключается в том, что вы и я, и другие, такие же, как мы, давно забыли о наших пастырских обязанностях. Разорвалась связь с людьми, которые содержат нас для общения с Богом. Мы принизили веру до интеллектуальной идеи, сухого изложения божьей воли, мы не видим, как она проявляется в повседневной жизни народа. Мы утратили сострадание, страх, любовь. Превратились в хранителей чудес, но лишились благоговейного трепета перед ними. Нами правит канонический закон, а не милосердие. Как все администраторы, мы верим, что без нас мир погрузится в пучину хаоса, что мы несем на плечах всю христианскую церковь. Это неправда. Но некоторые наши братья не догадываются об этом до конца жизни. Вам повезло, что на пороге смерти вы почувствовали неудовлетворенность… да, даже сомнение, я уверен, что вы ступили в пустыню искушения… Поэтому я все более убеждаюсь, что расследование пойдет вам на пользу. Вы уедете из Рима, окажетесь в одной из самых захолустных провинций Италии. Восстановите жизнь умершего человека по словам тех, кто жил рядом с ним – бедных, невежественных, изгнанных из отчего дома. В конце концов, не так уж и важно, окажется он грешником или святым. Вы будете жить среди простых людей, говорить с ними. И там, возможно, найдете лекарство, которое излечит болезнь вашей души.
– Что это за болезнь, ваше преосвященство? – смиренность голоса Мередита, беспомощность, звучащая в его голосе, глубоко тронули кардинала. Он обернулся. Мередит сидел, наклонившись вперед, закрыв лицо руками. Ответил Маротта не сразу:
– В вашей жизни нет страсти, сын мой. Вы не испытали ни любви к женщине, ни ненависти к мужчине, ни жалости к ребенку. Вы давным-давно ушли в себя и стали чужим в человеческой семье. Вы ничего не просили, но и ничего не давали. Вам неведомы ни добродетель бедности, ни благодарность за разделенное страдание. Вот ваша болезнь, крест, который вы взвалили на себя. Отсюда ваши сомнения и страхи, ибо не может человек любить Бога, если он не любит людей.
– С чего же начинается любовь?
– С потребности, – твердо ответил Маротта. – Потребности тела и потребности души. Человек жаждет первого поцелуя, и его первая истинная молитва произносится, когда помыслы устремляются к потерянному раю.
– Я так устал, – выдохнул Блейз Мередит.
– Идите домой и отдыхайте, – ответил Маротта. – Завтра утром вы можете ехать в Калабрию. Представьтесь епископу Валенты и приступайте к делу.
– Вы жестокий человек, ваше преосвященство.
– Люди умирают каждый день. Некоторым уготованы вечные муки, другим – блаженство, но работа церкви должна продолжаться. Идите, сын мой, с миром и во имя господа.
В одиннадцать утра Блейз Мередит выехал из Рима в Калабрию. Его багаж состоял из маленького чемодана с одеждой и саквояжа, в котором лежали требник, блокноты для записей и рекомендательное письмо епископу Валенты от префекта Конгрегации ритуалов. Ему предстоял десятичасовой путь в душном, жарком вагоне «скорого» поезда, заполненном калабрийцами, возвращающимися с паломничества в Святой город.
Тех, кто победнее, загнали, словно скот, в вагоны второго класса, более состоятельные паломники заполнили первый класс, разложив вещи по сидениям и багажным полкам. Мередит оказался зажатым между полной матроной в шелковом платье и смуглолицым священником, непрерывно сосущим мятные пастилки. Напротив уселась крестьянская семья. Четверо детей трещали без умолку и толкали друг друга. Окна были плотно закрыты.
Мередит достал требник с твердой решимостью почитать молитвы, но сдался уже через десять минут. От спертого воздуха к горлу подступила тошнота, вопли детей, словно иглы, впивались в уши. Он попытался задремать, но толстуха все время ерзала, а шумное чавкание священника сводило его с ума. Наконец, не выдержав, Мередит поднялся, вышел в коридор и облокотился на поручень, наблюдая за проносящимися мимо полями и фермами.
Изумрудно зеленела молоденькая травка. Солнце высушило умытые весенними дождями фасады домов. Даже развалины акведуков и древних римских вилл кое-где покрылись свежим мхом, меж камней пробивались к свету цветы. Чудо возрождения природы проявлялось в Италии более ярко, чем в любой другой стране. Эту землю нещадно эксплуатировали сотни лет, леса давно извели, реки пересохли, холмы разъедала эрозия, плодородная почва обратилась в пыль. И тем не менее каждую весну начинался праздник листвы, травы, цветов. Даже в горах, на иззубренных туфовых склонах появлялся зеленый налет, напоминавший о том, что когда-то здесь паслись тучные стада.
Если дать земле отдохнуть, думал Мередит, хотя бы на пятьдесят лет очистить ее от людских орд, она снова набралась бы сил. Но этого никогда не случится. Люди будут плодиться и плодиться, а земля – умирать у них под ногами, пусть медленно, но все же быстрее, чем инженеры и агрономы смогут восстанавливать ее плодородие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72