– Вы хотели получить запретную информацию? - она всё же спросила, когда я проходил мимо ее окошка.
Я остановился и вежливо ответил:
– Хотел. Но не получил.
– Какого рода информацию?
– Личного рода. А что?
– Моей обязанностью является сообщить вам, что вы поставлены на заметку. При повторении фактов подобного рода, вы можете быть изолированы и отправлены на принудительные работы сроком до двух месяцев.
– Ждите, - буркнул я.
– Что-что? - девушка не ожидала подобного ответа, и все заготовленные сентенции о должном поведении члена общества вылетели у нее из головы.
Придется пояснить.
– Я обязательно буду стремиться получить данную информацию тем или иным способом. Так что принудительные работы - не за горами. Если поймаете, - я подмигнул девушке.
– Так вы этот, рецидивист, да? - администраторша округлила глаза.
Не стоит ее разочаровывать.
– Вы догадались? Ну, кто еще будет пользоваться общественным терминалом для получения личной информации в присутствии такого небесного создания, как вы?
Девушка захлопала ресницами, скромно улыбнулась и чуть зарделась. Чувствуется, что к комплиментам привычна.
– Я должна сообщить о вас Герберту. Подождите, пожалуйста, - она переключила экран на внутреннюю связь и вызвала кабинет губернатора.
– О! Йа, йа, конечно! Старый рецидивист всенепременно дождется! - сказал я, изображая немецкий акцент, как я его представлял.
Девушка сказала несколько слов, напряженно выслушала инструкции - всё без звука - сработала система конфиденциальной защиты, и открыла мне проход в барьере.
– Вас ждут.
А вот никуда я пока не тороплюсь. Можно и с губернатором поболтать.
– Садись, Илья. Семьей интересуешься? Не поздновато ли?
– Интересуюсь. В самый раз.
– Не ершись. Не я запрет поставил, сам понимаешь, - Герберт провел ладонью по гладкому черепу. - После твоего отлета много чего было, ты, небось, не знаешь.
– Не знаю. Расскажи.
– Какой-то ты злой, - губернатор поморщился, - я помочь хочу. И тебе в том числе.
– Интересный способ.
Герберт помрачнел.
– Не хочешь на контакт идти - твое право. А на мне пятьдесят тысяч душ. Так что если выбирать между их спокойствием и твоим, ты сам понимаешь - что я выберу.
Не для того же шел, чтоб ругаться. Сейчас никакая информация лишней не будет. Я опустил глаза и сказал:
– Я послушаю.
Не думаю, что своим деланным смирением улучшил настроение Герберта, но гнать взашей он меня не стал.
– Подойди сюда, - он поманил меня к панорамному окну почти во всю стену. Сейчас оно было настроено на тридцати-процентную видимость, и пейзаж казался размытым зелено-золотистым пятном.
Губернатор пощелкал переключателями, регулируя контрастность, видимость, угол зрения, детализацию, и кивнул: "Смотри".
Посмотреть, конечно, было на что.
Справа - прекрасный зеленый мир, с шелестящими на ветру широкими хризолитовыми листьями, мягкой травой, свистящими берилловыми цвиррами и изумрудными белками, беспрестанно скачущими вверх-вниз.
Слева - тот же мир. Мрачные демантоидовые сосны, вымахавшие на невероятную высоту, прямые и извилистые дорожки, посыпанные серым песком, низкая травка, нехотя шевелящая усиками.
И невероятно четкая граница между отрицающими друг друга двумя частями одного мира. Начинающаяся как будто под окнами администрации и уходящая к горизонту по широкой дуге. Я словно находился между слоями малахита - зеленого и черного.
– Кто сделал? - очень тихо спросил я.
– Не знаю, - губернатор пытался подыскать правильные слова. - Я тоже улетал, как и ты. Десять лет, как вернулся. Всё это без меня произошло. Меня на восстановление, собственно, поставили.
– Восстановил?
– Ты же видишь, - недовольно ответил Герберт. - А экономику - да.
– Смерть в чистом виде, - высказался я о пейзаже, не дающем оторвать глаз от себя. - Окна не перенастроить?
– Это укор. В данном случае - мне. Не воссоздать в прежнем виде. Деревья - не натуральные. Генетические модификанты.
– Зачем? - с тоской спросил я.
– Ты хотел бы увидеть мертвую плешь?! - неожиданно взорвался Герберт. - Да. И такое название года два в ходу было. Там ничего не росло. Даже белки не забегали. Ты думаешь, я не спрашивал? - предупредил он мой вопрос. - Меня поставили перед фактом. Распишись и приступай к работе. Дел столько навалилось, что не было места пустому интересу о природе пустыни. Это на Тсаворите-то! Причем, захватывающей и жилую зону. Что мог - сделал.
– Не верю, чтоб не интересовался, - усмехнулся я. Герберт всегда слыл излишне любопытным.
– Пару раз. Запрет класса "А". Даже для меня. Вот и гадай - где мы живем. Какая гадость здесь была. И не осталась ли она до сих пор.
М-да. А ему не позавидуешь. Человек, обличенный властью и не могущий этой властью воспользоваться для получения возможно жизненно-важной информации. Я - так, любитель. Плюнули в лицо отказом - утерся и пошел своей дорогой. Герберт же действительно за всех отвечает.
– Узнаю - поделюсь.
Губернатор расплылся в улыбке, становясь похожим на того тинэйджера, с которым мы могли подбить ребят, наплевать на уроки, свалить и махнуть на карьеры купаться. Тогда я уже жил в интернате. Он был практически единственным, кто не желал разделять по общепринятому признаку: мы - живущие в семьях, они - живущие скопом.
Правильный человек.
Таким и остался.
Я радушно попрощался - от неприязни не осталось и следа, миновал силовой барьер, в очередной раз подмигнул администраторше, невнятно сообщив ей, чтоб она меня непременно ждала, и вышел на улицу.
План действий не то чтобы разваливался, но откорректировать его следовало.
Ни один терминал мне ничего не сообщит - запрет "А"-класса мне не обойти. Есть знакомые, которые смогли бы, но пока не стоит - оставим на крайний случай. К тому же до них быстро не доберешься.
Ладно. Не хотят официально, будем другие пути искать. С людьми поговорим. Начнем, пожалуй, с биологической станции - последнего места работы родителей.
Здание биостанции ничуть не изменилось: всё та же форма капли в состоянии покоя, наверченные вокруг широкие полосы палевой расцветки, стойки глушителей жизни. Когда я был маленьким, всё никак не мог понять - зачем стоят эти странные палки. И кем работают папа с мамой. Отец терпеливо разъяснял, что они с мамой изучают разных животных и растений.
"Живых?" - уточнял я.
"Живых".
"Вы сначала их глушите, а потом изучаете?"
"Вовсе нет", - сердился отец.
"Тогда зачем?"
"Это же чужие. Они просто не подходят сюда и не мешают нам работать".
Я надолго задумывался - что за чужие. Ведь и цвирры, и белки - это всё свои. Вон, как прыгают, чуть ли не на голову. Потом отвлекался, забывал - находилась сотня других, более интересных дел, которые надо было срочно сделать.
Это были мои дела
А у родителей - свои, не менее значимые для них…
Станция стояла так, что создавалось впечатление, будто она - центр, от которого и начал расти город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74