ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Все это тем более вероятно, что для того, чтобы увидеть какие-либо образы, картины и тому подобное в хрустальном шаре, тре­бовалась хоть и не сложная, но обязательная практическая подготовка: темный фон, строго определенное освещение, тишина, сосредоточенность.
Теперь о появлении самих этих образов и видений. Вот что пишет по этому поводу известный современный психиатр, член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Л.Л. Васильев в одной из своих популярных работ, где касается темы внушенных иллюзий и галлюцинаций: «По своему происхождению галлюцинации близки к сновидени­ям. Это своего рода сновидения наяву. Сумеречное состоя­ние сознания, в котором мы пребываем перед засыпанием или тотчас после пробуждения, особенно способствует по­явлению гипногагических галлюцинаций... (они - Б.Б.) не более таинственны, чем сновидения, и, также как сновиде­ния, могут быть вызваны различными искусственными при­емами. На этих приемах, известных еще древним народам, основаны многие виды гадания. Так, зрительные галлюци­нации вызывались, когда гадающий упорно смотрел в кри­сталл (кристалломантика) или в «магическую жидкость» - воду (гидромантика), которая впоследствии была заменена зеркалом... Французский психиатр Симон выделяет катего­рию «физиологических галлюцинаций», проявляющихся у здоровых, даже выдающихся людей. Бальзак, описывая Аустерлицкую битву, слышал крики раненых, пушечные выстрелы, ружейные залпы; Флобер, когда писал сцену от­равления госпожи Бовари, ощущал во рту вкус мышьяка, вызывавший у него рвоту... Гете мог по желанию вызывать у себя тот или другой зрительный галлюцинаторный образ, который затем видоизменялся у него непроизвольно». Адекватные наблюдения и выводы находим у французско­го исследователя Лемана в его книге «История суеверий и волшебства». Еще на рубеже века он писал о видениях, возникающих у кристалломантов: «Таким образом, мы имеем случай восстановления совершенно забытых подсозна­тельных представлений... Впечатления, промелькнувшие в поле сознания и, по-видимому, не оставившие никакого следа, на самом деле не пропадают безвозвратно, а воспро­изводятся в видениях. Псевдогаллюцинации часто возника­ли в минуты внезапной «рассеянности», когда я не вполне сознавал, что вокруг меня делалось. Поэтому можно думать, что необходимым условием для вторжения бессознательных представлений в сознательную область должно быть неко­торое внезапно наступающее сонливое состояние, в более легких формах сходное с простой рассеянностью... иногда оно наступает само собой, и тогда получаются самопроиз­вольные галлюцинации, но иногда оно может быть вызвано искусственно такими гипнотизирующими приемами, как смотрение на блестящие поверхности... оно наиболее сходно с состоянием полусна, когда человек еще грезит, но уже многое сознает и из окружающей действительности... когда, вследствие ослабления произвольного внимания, бессозна­тельные представления получают возможность проскольз­нуть в сознание».
Когда-то Сенека сказал: «Не было еще гения без некоторой доли безумия». Этой божественной долей был, безусловно наделен и гений Пушкина. Его «Онегинская» строфа, где в единый смысловой и поэтический образ сплетены «смутные сны» и виденье «сквозь магический кристалл», в контексте с приведенными выше историческими и научными фактами и наблюдениями дает, прежде всего, основание считать, что Пушкин знал о существовании состояния дивинации, искус­ственно вызываемой при помощи кристалломантики. Не было ли это состояние свойственно ему самому? Здесь мы невольно вторгаемся в святая святых, в таинственный мир психологии гения и, конечно, не можем получить однознач­ного ответа на поставленный вопрос. Но все же?
На протяжении всей творческой жизни Пушкина не только в его поэзии, но и в прозе периодически появляется темати­ческий повтор, характеризующий определенное состояние поэта. Вот несколько наиболее ярких примеров:
1820г. «Тогда, рассеянный, унылый,
Перед собою, как во сне
Я вижу образ...»42
1821г. «И музу призывал
На пир воображенья.
Прозрачный легкий дым
Носился над тобою.
В нем быстрой чередою...»43
1824 г. «Иль только сон воображенья
В пустынной мгле нарисовал
Свои минутные виденья,
Души неясный идеал?»
1824 г. «Волшебной силой песнопенья
В туманной памяти моей
Так оживляются виденья...»45
1830 г. «И постепенно в усыпленье
И чувств и дум впадает он,
А перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон...»46
1830 г. «...в смутном сне
Явилися впервые мне...»47
1830 г. «Люблю летать, заснувши наяву» ...48
1832г. «Он у чугунного камина
(Лениво наяву дремал).
Видений сонных перед ним
Менялись тусклые картины»
1833г. «Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне...
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне
Излиться наконец свободным проявленьем...»49
1835 г. «Чарский чувствовал то благодатное расположение духа, когда мечтания явственно рисуются перед вами и вы обретаете живые, неожиданные слова для воплощения виде­ний ваших... погружен был душою в сладостное забве­ние...»50
Здесь трудно сохранить ортодоксальное восприятие и не увидеть в этих, как всегда прекрасных, пушкинских строках, написанных с никогда не изменявшей ему точностью слов и эпитетов, одной общей темы, раскрывающей механизм по­явления перед взором поэта видений, рожденных воображе­нием, находящимся в состоянии полусна-полуяви, то есть, говоря языком сегодняшней науки, галлюцинаторных обра­зов. А если допустить, что подобные моменты имели место в процессе его творчества, то возникает закономерный воп­рос: были ли они непроизвольного характера? или же Пуш­кин, подобно Гете, обладал способностью вызывать их искусственно, силой самовнушения? Второе предположение не исключает и возможности концентрации при этом зри­тельного внимания на каком-то предмете, тайна которого была лишь раз доверена нам в неповторимо красивом поэ­тическом образе - «магический кристалл». Если допустить конкретную реальность этого образа, то есть, что и здесь Пушкин точен и что опоэтизированный им предмет действительно был у него, то, конечно же, это не хрустальный или стеклянный шар. Более чем абсурдно представить ситуацию, что Пушкин в поисках нужного сло­ва, образа, плана произведения доставал из стола или кар­мана подобный шар, затемнял его ширмами и затем высматривал в нем что-то, облегчающее ему «муки творче­ства». Даже мысль об этом близка к кощунству. Но что же тогда он имел в виду? И заметьте, «даль свободного романа» он видел не в кристалле, а «сквозь» него - опять же удиви­тельная, подчеркнутая точность смысла.
В своем поэтическом хозяйстве поэт семь раз обращается к слову «кристалл», причем всегда использует его как кра­сивую метафору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43