Специальный ее признак -
появление в горле, зеве и на миндалинах пустул и лакун, заполненных густым
гнойным эксудатом. То есть, болезнь разрешается через отделение густого и
холодного, а значит, хотя она и напоминает плеврит, при ней нельзя
назначать кровопускание. Показан покой и обильное теплое питье. Я назвал
эту болезнь ангиной, от греческого agxo, потому что она душит наподобие
дифтерии...
Чинная тишина в зале давно сменилась невнятным шумом, усиливавшемся с
каждой сменой вин. Горы съестного уничтожались быстро и исправно. Слуга,
обходивший ряды с огромным блюдом, остановился возле Мигеля и
наклонившись, предложил:
- Лапки речных лягушек а ля фрикасе из кур. Угодно?
- Нет, унесите, - быстро сказал Мигель, за много лет так и не
привыкший к некоторым особенностям французской кухни. И, чтобы
оправдаться, добавил: - Я не уверен, можно ли это есть. Сейчас пост.
Отец Клавдий, викарий архиепископа Помье, сидящий напротив Мигеля и
до той минуты с сосредоточенностью достойной Фомы Аквинского трудившийся
над запеченным в тесте угрем, поднял от тарелки отяжелевший взгляд и
произнес:
- В писании сказано: "Когда вы поститесь, не будьте унылы как
фарисеи".
- Совершенно верно, повернулся к викарию Рабле. - НЕдаром афоризм
Гиппократа гласит: "Во всякой болезни не терять присутствия духа и
сохранять вкус к еде - хороший признак".
- Несомненная истина! - подтвердил Клавдий, утирая рукавом масляные
губы.
- В то же время, - невозмутимо продолжал Рабле, - святой Бернард
Клервосский пишет: "Гиппократ учит сохранять тело, Христос - убить его;
кого из них вы изберете своим руководителем? Пусть стадо Эпикура заботится
о своей плоти, что касается нашего наставника, то он учил презирать ее".
- Точно, - растерялся Клавдий. - Звания христианина и врача
несовместимы, это подтверждают многие писатели.
- Особенно же "Книга премудростей Иисуса сына Сирахова", - подхватил
Рабле, - глава тридцать восьмая, стих двенадцатый: "и дай место врачу, ибо
и его создал господь, и да не удалится он от тебя, ибо он нужен". Кроме
того, по свидетельству апостола Павла, евангелист Лука был врачом. Можно
назвать также Аэция Амидского - первого лекаря христиан, и Альберта
Великого, который тоже был медиком.
- Вы правы! - обреченно выкрикнул викарий и потянулся за трюфелями,
плавающими в сметанном соусе.
Мигель положил себе оливок и маринованной с можжевеловой ягодой
капусты. Слуга налил ему вина, потом повернулся к Рабле.
- Мне молока, - сказал тот, прикрыв бокал ладонью.
Этот жест не удивил Мигеля. Он знал, что певец Бахуса - Рабле никогда
не пьет вина, хотя в это трудно поверить читавшим его роман. Да и вообще,
во время праздника подобный поступок - большая редкость и немедленно
привлекает внимание.
Слева от Рабле сидел доминиканский проповедник де Ори. Не
поворачиваясь и не глядя на Рабле, он громко произнес:
- Его же и монахи приемлют.
- Вино, - возразил Рабле, - нужно для веселия души. Тот же, кто весел
по природе, не нуждается в вине. Мой святой патрон, Франциск из Ассизи,
получив божественное откровение, возрадовался и с той минуты не пил вина,
хотя прежде вел беспутную жизнь. Я же, благодаря его заступничеству, весел
от рождения.
- Из людей один Зороастр смеялся при рождении, и этим смехом он,
несомненно, был обязан дьяволу.
- Сильный тезис, - усмехнулся Рабле. - По счастью, я весел ОТ
рождения, а ПРИ рождении я благоразумно вел себя как все остальные
младенцы. Кроме того, ваш тезис бездоказателен. Я понимаю, авторитет
блаженного Августина, ведь вы ссылались на него, но ему можно
противопоставить святых Франциска и Бонавентуру, в чьем монастыре мы ныне
обитаемся. Это подобно тому, как среди язычников одни следовали за
печальным Гераклитом, другим же нравился развеселый Сократ, но ни одна
точка зрения не считалась греховной.
Впервые Ори поднял голову и взглянул на собеседника.
- Я слышал, вы опытный софист, и теперь убедился в этом. Вы прекрасно
усвоили некоторые положения святого Франциска. Почему же тогда вы бежали
из францисканского монастыря?
- Папа Павел отпустил мне мой грех, - смиренно ответил Рабле.
Мигель, видя, что разговор принимает опасное направление, поспешил
вмешаться.
- Коллега, - сказал он, - вы высказали недавно интересное суждение об
ангине. Но мне кажется, что кровопускания, пиявки, кровососные банки и
шпанские мухи вредны не только при этой болезни, но и вообще, по сути
своей. Изменение состава и количества крови меняет духовную сущность
человека, поскольку именно кровь есть вместилище человеческой души.
- Это уже нечто новое! - воскликнул Рабле. - Гиппократ указывал на
мозг, как на место пребывания души, Аристотель опровергал его, ратуя за
сердце, а теперь свои права предъявляет кровь! Кто же выдвинул это
положение?
- Я, - сказал Мигель, - и я докажу его. Прежде всего, доля истины
есть у обоих греков. Прав Гиппократ - мы рассуждаем при помощи мозга,
мозгом познаем мир, из этой же железы исходят многие нервы, несущие
раздражение мышцам. Значит, в мозгу должна обитать некая часть души. Я бы
назвал ее интеллектуальной душой. Прав и Аристотель: во время радости,
опасности или волнения сердце сжимается или начинает учащенно биться. От
него зависит храбрость и трусость, благородство или врожденная
испорченность. Сердце через посредство пульса управляет дыханием,
пищеварением и другими непроизвольными движениями. Значит, и там имеется
часть души. Назовем ее животной, ибо у бессловесных тварей видим ее
проявления, к тому же, так принято называть то, что Аристотель полагал
душой. Но есть и третья душа - жизненный дух, проявляющийся в естественной
теплоте тела. Никто не станет отрицать, что теплотой мы обязаны току
крови. У всех органов одна забота - улучшить кровь, очистить, извлечь из
нее грубые землистые вещества, напитать млечным соком, подготовить к
рождению души. Душа рождается от жаркого смешения подготовленной крови с
чистейшим воздухом, процеженным легкими. Воздух, кипящий в крови,
обогревающий тело и наполняющий пульс, и есть истинная человеческая душа!
Точно также, воздух, отошедший от уст господа и кипящий в крови Иисуса
Христа, есть дух божий, евреи называли его Элохим.
Мигель увлекся, голос его звучал все громче, ему казалось, что он
снова стоит на кафедре где-то в Германии, проповедует горожанам,
доказывает, что никакой троицы нет и никогда не было, и нет иного бога,
чем тот, что действует в природе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
появление в горле, зеве и на миндалинах пустул и лакун, заполненных густым
гнойным эксудатом. То есть, болезнь разрешается через отделение густого и
холодного, а значит, хотя она и напоминает плеврит, при ней нельзя
назначать кровопускание. Показан покой и обильное теплое питье. Я назвал
эту болезнь ангиной, от греческого agxo, потому что она душит наподобие
дифтерии...
Чинная тишина в зале давно сменилась невнятным шумом, усиливавшемся с
каждой сменой вин. Горы съестного уничтожались быстро и исправно. Слуга,
обходивший ряды с огромным блюдом, остановился возле Мигеля и
наклонившись, предложил:
- Лапки речных лягушек а ля фрикасе из кур. Угодно?
- Нет, унесите, - быстро сказал Мигель, за много лет так и не
привыкший к некоторым особенностям французской кухни. И, чтобы
оправдаться, добавил: - Я не уверен, можно ли это есть. Сейчас пост.
Отец Клавдий, викарий архиепископа Помье, сидящий напротив Мигеля и
до той минуты с сосредоточенностью достойной Фомы Аквинского трудившийся
над запеченным в тесте угрем, поднял от тарелки отяжелевший взгляд и
произнес:
- В писании сказано: "Когда вы поститесь, не будьте унылы как
фарисеи".
- Совершенно верно, повернулся к викарию Рабле. - НЕдаром афоризм
Гиппократа гласит: "Во всякой болезни не терять присутствия духа и
сохранять вкус к еде - хороший признак".
- Несомненная истина! - подтвердил Клавдий, утирая рукавом масляные
губы.
- В то же время, - невозмутимо продолжал Рабле, - святой Бернард
Клервосский пишет: "Гиппократ учит сохранять тело, Христос - убить его;
кого из них вы изберете своим руководителем? Пусть стадо Эпикура заботится
о своей плоти, что касается нашего наставника, то он учил презирать ее".
- Точно, - растерялся Клавдий. - Звания христианина и врача
несовместимы, это подтверждают многие писатели.
- Особенно же "Книга премудростей Иисуса сына Сирахова", - подхватил
Рабле, - глава тридцать восьмая, стих двенадцатый: "и дай место врачу, ибо
и его создал господь, и да не удалится он от тебя, ибо он нужен". Кроме
того, по свидетельству апостола Павла, евангелист Лука был врачом. Можно
назвать также Аэция Амидского - первого лекаря христиан, и Альберта
Великого, который тоже был медиком.
- Вы правы! - обреченно выкрикнул викарий и потянулся за трюфелями,
плавающими в сметанном соусе.
Мигель положил себе оливок и маринованной с можжевеловой ягодой
капусты. Слуга налил ему вина, потом повернулся к Рабле.
- Мне молока, - сказал тот, прикрыв бокал ладонью.
Этот жест не удивил Мигеля. Он знал, что певец Бахуса - Рабле никогда
не пьет вина, хотя в это трудно поверить читавшим его роман. Да и вообще,
во время праздника подобный поступок - большая редкость и немедленно
привлекает внимание.
Слева от Рабле сидел доминиканский проповедник де Ори. Не
поворачиваясь и не глядя на Рабле, он громко произнес:
- Его же и монахи приемлют.
- Вино, - возразил Рабле, - нужно для веселия души. Тот же, кто весел
по природе, не нуждается в вине. Мой святой патрон, Франциск из Ассизи,
получив божественное откровение, возрадовался и с той минуты не пил вина,
хотя прежде вел беспутную жизнь. Я же, благодаря его заступничеству, весел
от рождения.
- Из людей один Зороастр смеялся при рождении, и этим смехом он,
несомненно, был обязан дьяволу.
- Сильный тезис, - усмехнулся Рабле. - По счастью, я весел ОТ
рождения, а ПРИ рождении я благоразумно вел себя как все остальные
младенцы. Кроме того, ваш тезис бездоказателен. Я понимаю, авторитет
блаженного Августина, ведь вы ссылались на него, но ему можно
противопоставить святых Франциска и Бонавентуру, в чьем монастыре мы ныне
обитаемся. Это подобно тому, как среди язычников одни следовали за
печальным Гераклитом, другим же нравился развеселый Сократ, но ни одна
точка зрения не считалась греховной.
Впервые Ори поднял голову и взглянул на собеседника.
- Я слышал, вы опытный софист, и теперь убедился в этом. Вы прекрасно
усвоили некоторые положения святого Франциска. Почему же тогда вы бежали
из францисканского монастыря?
- Папа Павел отпустил мне мой грех, - смиренно ответил Рабле.
Мигель, видя, что разговор принимает опасное направление, поспешил
вмешаться.
- Коллега, - сказал он, - вы высказали недавно интересное суждение об
ангине. Но мне кажется, что кровопускания, пиявки, кровососные банки и
шпанские мухи вредны не только при этой болезни, но и вообще, по сути
своей. Изменение состава и количества крови меняет духовную сущность
человека, поскольку именно кровь есть вместилище человеческой души.
- Это уже нечто новое! - воскликнул Рабле. - Гиппократ указывал на
мозг, как на место пребывания души, Аристотель опровергал его, ратуя за
сердце, а теперь свои права предъявляет кровь! Кто же выдвинул это
положение?
- Я, - сказал Мигель, - и я докажу его. Прежде всего, доля истины
есть у обоих греков. Прав Гиппократ - мы рассуждаем при помощи мозга,
мозгом познаем мир, из этой же железы исходят многие нервы, несущие
раздражение мышцам. Значит, в мозгу должна обитать некая часть души. Я бы
назвал ее интеллектуальной душой. Прав и Аристотель: во время радости,
опасности или волнения сердце сжимается или начинает учащенно биться. От
него зависит храбрость и трусость, благородство или врожденная
испорченность. Сердце через посредство пульса управляет дыханием,
пищеварением и другими непроизвольными движениями. Значит, и там имеется
часть души. Назовем ее животной, ибо у бессловесных тварей видим ее
проявления, к тому же, так принято называть то, что Аристотель полагал
душой. Но есть и третья душа - жизненный дух, проявляющийся в естественной
теплоте тела. Никто не станет отрицать, что теплотой мы обязаны току
крови. У всех органов одна забота - улучшить кровь, очистить, извлечь из
нее грубые землистые вещества, напитать млечным соком, подготовить к
рождению души. Душа рождается от жаркого смешения подготовленной крови с
чистейшим воздухом, процеженным легкими. Воздух, кипящий в крови,
обогревающий тело и наполняющий пульс, и есть истинная человеческая душа!
Точно также, воздух, отошедший от уст господа и кипящий в крови Иисуса
Христа, есть дух божий, евреи называли его Элохим.
Мигель увлекся, голос его звучал все громче, ему казалось, что он
снова стоит на кафедре где-то в Германии, проповедует горожанам,
доказывает, что никакой троицы нет и никогда не было, и нет иного бога,
чем тот, что действует в природе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31