ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Рассказ
Борис только что изложил мне свою точку зрения. Он - предсказатель
погоды. Погода будет такой же плохой, говорит он. Будет еще больше
потрясений, еще больше смертей, еще больше отчаяния. Ни малейшего
признака перемен... Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в
тюрьму смерти. Побег невозможен. Погода не переменится.
"Тропик Рака"
Этажом ниже Митболл Маллиган съезжал с квартиры; пьянка длиласьуже
сороковой час. На кухонном полу, среди груды пустых бутылок из-под
шампанского, Шандор Рохас с тремя дружками резались в покер и запивали
бензедрин "Хейдсеком", чтобы спастись от сна. В гостиной Дюк, Винсент,
Кринкл и Пако, склонившись над засунутым в корзину для бумаг пятнадца-
тидюймовым усилителем, внимали двадцатисемиваттному звучанию "Бога-
тырских ворот в Киеве". Все они носили темные очки в роговой оправе и
с блаженным выражением на лице курили престранные папироски, содержав-
шие вовсе не табак, как вы могли бы подумать, а фальсифицированную
разновидность cannabis sativa. Это был квартет Дюка ди Анхелиса. Они
записывались на местной студии "Тамбу" и имели на своем счету только
лонгплей "Песни извне". Время от времени кто-нибудь смахивал пепел
прямо на динамик, чтобы посмотреть, как частички гари танцуют в возду-
хе. Сам Митболл спал у окна, прижимая к груди, словно плюшевого медве-
жонка, пустой двухлитровый пузырь. Несколько девушек - то ли секретарш
из Госдепартамента, то ли референток из АНБ - в полном отрубе лежали
на кушетках и креслах; одна из них предпочла ванну.
Это было начало февраля 1957 года, когда в Вашингтоне ошивалось
множество потенциальных эмигрантов, норовивших при встрече рассказать,
как в один прекрасный день они отправятся в Европу, чтобы заняться
настоящим делом, но сейчас, судя по всему, перебивавшихся на обычной
госслужбе. Все они относились к своему положению с легкой иронией.
Например, они устраивали вечеринки для полиглотов, где новичка просто
игнорировали, если он был не в состоянии поддерживать разговор однов-
ременно на трех-четырех языках. Они могли неделями торчать в армянских
закусочных и вдобавок зазывали вас отведать булгур с ягненком на кро-
шечных кухоньках, увешанных афишами боев быков. Они крутили романы со
знойными девушками из Андалусии или Южной Франции, изучавшими в Джорд-
жтауне экономику. У них было свое "капище" на Висконсин авеню - уни-
верситетский погребок "Старый Гейдельберг"; и пусть весной вокруг
вместо лип цвели вишни, но и в этом полусне им порой удавалось, как
они выражались, словить кайф.
К этому моменту Митболлова вечеринка должна была вот-вот обрести
второе дыхание. За окном шел дождь. Вода журчала по толю крыши и, раз-
биваясь мелкими брызгами об носы, лбы и губы деревянных горгулий, слю-
ной стекала по оконным стеклам. Накануне шел снег, а за день до того
дул штормовой ветер, а еще раньше - город сверкал под солнцем, как в
апреле, хотя на календаре было начало февраля. Странная это пора в Ва-
шингтоне, псевдовесна. Тут тебе и день рождения Линкольна, и китайский
Новый год, и сиротский сквознячок на улице: вишни расцветут еще не
скоро, и, как поет Сара Воан, весна, наверное, немного запоздает.
Обычно компании, подобные той, что собираются будними днями в "Старом
Гейдельберге" выпить вюрцбургского и спеть "Лили Марлен" (не говоря
уже о "Душечке Сигме Кси"), неизбежно и неисправимо романтичны. А каж-
дому настоящему романтику известно, что душа (spiritus, ruach, pneuma)
не что иное, как воздух; всего лишь природная субстанция, которая клу-
бится в атмосфере - для того чтобы аккумулироваться при вдохе. Так что
климат вмешивается не только в общественные дела - праздники или ту-
ристские развлечения, - но и в частные, словно эта пора составляет в
фуге года стретто: непредсказуемая погода, бесцельные любови, бездум-
ные обещания; и эти месяцы пробегают как во сне, тем более что позже,
как ни странно, ветры, дожди, страсти февраля и марта никогда не вспо-
минаются в этом городе, как будто их и вовсе не было.
Последние басовые ноты "Богатырских ворот", пробившись сквозь пе-
рекрытия, пробудили Каллисто от его неспокойного сна. Он все еще дер-
жал в ладонях птичку, прижимая ее к своей груди. Улыбнувшись вжатой в
перья голубой головке и усталым выпуклым глазам, Каллисто подумал о
том, сколько ночей ему еще предстоит отдавать ей свое тепло - до пол-
ного выздоровления. Он провел так уже три дня: это был единственный
известный ему способ лечения. Лежащая рядом с ним девушка шевельнулась
и, закрыв лицо руками, заскулила. Перекликаясь со звуками дождя, до-
неслись первые нерешительные и ворчливые утренние голоса других птиц,
прятавшихся в кроне филодендронов и веерных пальм: алые, желтые и го-
лубые пятна, вплетенные в руссоистскую фантазию оранжерейных джунглей,
поглотивших семь лет его жизни. Герметично закупоренная оранжерея была
крошечным островком порядка в городском хаосе, чуждым капризам погоды,
государственной политике и всяким гражданским волнениям. Методом проб
и ошибок Каллисто добился экологического равновесия, а девушка помогла
ему достичь художественной гармонии, так что колыхание растений, дви-
жения пернатых и двуногих обитателей сливались в едином ритме, как
части превосходно отлаженного мобиля. Конечно, опасаясь за целостность
своего убежища, они с девушкой больше не покидали оранжерею. Все необ-
ходимое им доставляли прямо сюда. Сами они не выходили наружу.
- Как она там? - прошептала девушка.
Она лежала как рыжевато-коричневый вопросительный знак, глядя на
него своими неожиданно большими и темными, медленно моргающими глаза-
ми. Каллисто дотронулся пальцем до перышков у основания птичьей шеи и
мягко их погладил:
- Я думаю, идет на поправку. Гляди, заметила, что ее друзья просы-
паются.
Еще в полусне девушка различала звуки дождя и птичьи голоса. Ее
звали Обад; полуфранцуженка-полуаннамитка, она жила в своем странном и
одиноком мире, где облака, аромат цезальпинии, горечь вина, случайные
щекочущие прикосновения к коже неизбежно воспринимались подобно звукам
- звукам музыки, периодически прорывающимся сквозь ревущую тьму диссо-
нансов.
- Обад, - сказал он, - пойди посмотри.
Она покорно поднялась, добрела до окна, раздвинула занавески и,
чуть помедлив, сказала:
- 37. Все еще 37.
Каллисто нахмурился.
- Со вторника, - сказал он. - Никаких изменений.
Три поколения назад Генри Адамс в ужасе смотрел на Силу; Каллисто
испытывал то же по отношению к Термодинамике, внутренней жизни силы,
осознавая, подобно своему предшественнику, что Святая Дева и дина-
мо-машина олицетворяют собой как любовь, так и силу;
1 2 3 4 5