От разогретой земли поднимались все более мощные волны теплого воздуха; время от времени одну из них задевал Каб – следовал толчок, дрожь, снопы брызг в десяти футах от кабины.
А ее волосы, продолжал я размышлять. Собранные в плотный узел и заколотые на затылке. Не для того же она это делала, чтобы выглядеть старомодной. Просто она целиком занята делом, ей недосуг изображать из себя что-то, чем она не является. Вот и вся причина.
Я вспоминал все подробности того мгновения.
Какие еще приметы?
Что я упустил?
Слегка приоткрытый рот – от удивления. Белый, аккуратно застегнутый воротничок; темная серебряная брошь овальной формы у самого горла. И деревянный карандаш, некрашеный, без резинки, остро отточенный. Желтый световой фон цвета дерева, освещенного солнцем.
Больше ничего. Красивые глаза.
Нет, это не была ослепительной белизны кабина в ОКП, я это видел отчетливо. Это было очень похоже на… Почему поглощенный делом серьезный конструктор так часто пользуется карандашом, что вынужден держать его в…
Она пользуется карандашом… потому что… у нее нет компьютера.
Почему это у нее нет компьютера? Всему должна быть причина. Почему этот строгий воротничок, брошь, зачем ей так резко отличаться от других? Почему желтый свет?
В полумиле над землей, в кабине окончательно разленившегося Каба, я сидел неподвижно и прямо, словно изваяние.
У моего конструктора нет компьютера, потому что компьютер еще не изобретен. Она носит старомодные вещи не для того чтобы отличаться от окружающих, а для того чтобы быть как они! Она выглядит как милый сердцу вчерашний день, потому что она из другого времени!
Мой маленький полет разом закончился. Я выключил мотор, сделал переворот и ринулся к земле, как прыгун со скалы.
Мне не терпелось стать на твердую землю и стряхнуть с себя туман нездешнего мира, в который я залетел.
Я должен понять, может ли быть правдой то, что я узнал.
Глава 2
«Вся прелесть в путешествии, а не в его цели». Кто бы это ни сказал – он явно никогда не путешествовал в другое время.
За целую неделю после полета на Кабе я ни на дюйм не приблизился к тому месту, откуда ко мне поступали изображения деталей самолета. Я снова, и не один раз, видел лицо моей милой посланницы.
Твое любопытство, твое желание проникнуть в мой мир – это твоя проблема, как будто говорила она мне. Она не проявляла ни малейшего желания помочь мне в задаче, которую не утвердил ее начальник. По всем приметам, которые я смог собрать за неделю, посвященную хитроумнейшим попыткам извлечь ее оттуда, выходило, что ее не существует.
Целые вечера я проводил, свернувшись на диване перед маленьким камином и не отрывая глаз от пламени.
Когда я слегка прикрывал веки, мне казалось, что его колеблющиеся языки освещают другое место – какую-то комнату, кожаные кресла с высокими спинками. Я не видел кресел, я их чувствовал; я ощущал присутствие других людей в комнате по неясному гулу голосов, ощущал чьи-то шаги совсем рядом, но видеть никого не мог.
Я видел только огонь и тени в комнате, и это была не моя комната.
Я встряхивал головой, и зыбкое видение пропадало.
Через какое-то время я догадался, что нужно сделать. Она вернется, если я предложу ей новую задачу! А когда она появится со своим решением, я попрошу ее подождать.
Я тут же засел за чертежи нового комплекта тормозных башмаков к колесам моего самолета. Мне хотелось чего-то необычайного: из компактного полетного состояния оно должно было разворачиваться в мощную геометрию, способную удержать Каб неподвижным в любую бурю.
Я придумал какие-то неуклюжие колодки и дал им проплыть перед мысленным взором, прежде чем лечь спать. Такая вот тебе приманка.
Не тут-то было. Забрезжило утро, я проснулся – все те же жалкие, бездарные колодки. Я выбросил их из головы и на следующую ночь попросил ее изобрести какой-нибудь нехитрый колпак, который защищал бы топливный бак от дождя. Что-то вроде перевернутой банки из-под томатной пасты. Скажем, из фрезерованного алюминия?
Никакого ответа. Молчание. Надуманные проблемы, тормозные башмаки, вместо которых лучше было бы поставить деревянные колодки, защитные крышки для бака в самолете, который всегда стоит в ангаре, незаконченные конструкции, истинное назначение которых состоит в том, чтобы выманить ее оттуда – все это не производило на нее ни малейшего впечатления.
Все мои конструкции являлись мне каждое утро в неизменном виде – нетронутые приманки, только для того и придуманные, чтобы еще раз увидеть ее глаза.
Недели через две до меня дошло, что мои хитрости могут продолжаться годами без ответа. Я злился на себя, не находя оправдания собственной глупости. Желание увидеть ее снова я облек в мантию обмана; и чего же я рассчитывал этим обманом добиться? Что она появится, доверчивая, и будет приветствовать меня из другого конца времени?
Прошел месяц. Я по-прежнему валялся вечерами на диване, уставившись в камин; старенькие часы неспешно тикали на полке, и под их ритм я перебирал в памяти все случившееся.
Конструктивные решения, пришедшие неизвестно откуда, были благополучно воплощены в моем реальном, трехмерном Пайпере, поставленном в ангар зимой 1998 года.
Я не разрабатывал их; я даже не догадывался о решении, когда расставался с ними перед сном. Это не были голографические штучки, направленные соседом-шутником в предрассветный сумрак комнаты с помощью лазерного прожектора. Это не были галлюцинации.
Простые и остроумные, это были… это были хорошие конструкции, решения реальных проблем.
И потом, в них не было ничего из современных ухищрений. Никаких экзотических материалов или обработок, никаких утонченных средств защиты, ни малейшего намека на компьютерные базы данных, позволяющие реализовать головоломную механику.
Ее лицо преследовало меня – озабоченное, деловое, абсолютно сосредоточенное на работе; мимолетный взгляд, она замечает, что я наблюдаю за ней, и это совершенно выбивает ее из рабочего состояния…
Я неотрывно смотрел на пламя, на танцующие тени.
Где-то есть это место.
Есть комната, такая же настоящая, теплая и неизменная в своем мире, как моя в моем.
Но она не здесь, она когда…
– Очень хорошо, Гейнис, сделайте попытку утром, если хотите. Возьмите Эфф-Зет-Зет. Только верните ее обратно в целом виде.
Это не было произнесено вслух, никто не стоял рядом с диваном и не говорил; обыденность этих слов, прозвучавших внутри моей головы, испугала меня, простое предложение словно острым лезвием рассекло мой покой. Я почувствовал звон в затылке.
– Что? – заорал я во всю глотку среди мертвой тишины гостиной, словно пытаясь застать это врасплох и вырвать хоть какой-то ответ.
– Что?!
Часы невозмутимо тикали, честно отмеряя время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10