Далее, при подключенном телефоне просто невозможно писать био-графию, будто бы ничего не произошло между биос ом и графос ом. Приходится изобретать иную форму, нечто вроде биофонии, где жизненные факты попадают в сумрачную зону между знанием и познанием, между прочной почвой эмпиризма и переменчивыми высотами спекуляции. Вот мы и пригласили Белла с его ассистентом, Уотсоном, взять слово, чтобы поставить знак стоп перед техногенным машизмом и вновь просим выслушать жуткую и потрясающую историю создания такой неумолимой вещи как телефон. В доказательство доброй воли я предлагаю очерк биофонии, предпосланный Руководству по Выживанию, прилагаемый как история без особых спекуляций и подобно телефону, чреватая другой историей, на сей раз философской. О том, как была проложена тропка между письменной и устной речью - по самой кромке взаимопроницаемости, где отсутствие и изгнание превратились в правило.
Почему телефон? В каком-то смысле это был кратчайший путь к выходу на режим метафизических определенностей любой степени. Он дестабилизирует идентичность Я и Другого, субъекта и вещи, упраздняет вписанность места, подрывает авторитет Книги и все время угрожает существованию литературы. Он и сам не уверен в своей идентичности в качестве объекта, вещи, комплекта оборудования, дистрибьютора речи или художественного изделия (начало телефона противится этому); он предлагает себя как судьбическую систему оповещения по тревоге, и разъединяющая сила телефона позволяет нам обрести нечто вроде материального супер-эго.19 Конечно, Деррида и другие прояснили ситуацию. Они создали коммутатор. Для Фрейда телефон, являясь примером трансмиссий бессознательного, подчеркивает драму небывало далекой дистанции. Это всегда оставленный позади ребенок или лицо далекого друга, перекодированное в звуковой вызов. И еще был Хайдеггер, втянутый в фашизм удавкой телефонного шнура, радиус которого ему не удалось измерить. Были и другие подавляющие приказы, опосредованные телефоном, они тоже станут объектом нашего внимания. Чтобы проследить эти вызовы, условия обретения голоса инстанцией далекого, и проникновение множества поражающих воздействий через телефонный кабель, необходимо, по-видимому, принять факт абсолютного приоритета Другого по отношению ко Мне и признать наличие встроенного механизма, почему-то обязующего Я отвечать на вызов.
...................AR..........AREA CODE 415
Поле зрения сужается музыкальное сопровождение
меркнущий свет чужая иноязычная речь
LA VOIX HUMAINE
Si, mais tres loin...
-- Toi, tu m entends?
Ce fils, c est le dernier
qui me rattache encore a nous
-- Je m etais couchee
avec le telephone-
-- Si tu ne m aimais pas et si
tu etais adroit, le telephone
deviendrait une arme effrayante.
Une arme qui ne laisse
pas de trace, pas de bruit.20
Грозное оружие, не оставляющее следов. Ее страх разъединения с ним возрастает. Она набрасывает на шею петлю телефонного шнура.
-- Je tu voix autour de mon cou.21
Что это, виселица или удавка? Невозможно решить, невозможно обрубить. Трубка падает.
Вас к телефону
Телефон, структура не эквивалентная своей технической истории, на этой стадии предварительного расследования означает нечто большее, чем просто технический объект. В первом слушании, под давлением принятия вызова , телефон фактически будет выступать как синекдоха техники вообще.22 В первом приближении - ибо еще только предстоит дать его конечное определение - телефон есть нечто, одновременно и большее, и меньшее самого себя. Возможно поэтому, что телефон как таковой принадлежит к нераспознаваемому топосу или находится в сфере athetic - атетического ответствования23 , сбор сведений о нем ни в коем случае не возможен без помех на линии - особенно если речь идет о Хайдеггере и Второй мировой войне. Нас постоянно будет прерывать фон внутреннего беспокойства и синхронизация с зуммером истории, прорывающимся на линию мысли. Для защиты нашего прочтения от вторжения репрессирующих включений, сигналов занято и прерывов связи, будет вновь мобилизовано нечто вроде кодекса нервов 5) Допустим, мы начнем с цитирования Хайдеггера решительно не философским образом, с того места, где рассердившись на вопросы репортера, он дает ответы в жанре уклонения от проблемы:
Heidegger: Das ist eine Verleumdung. (Это клевета)
Шпигель : Und es gibt auch keinen Brief in der dieses Verbot gegen Husserl ausgesprochen wird? Wie wokl ist dieses Gerucht worl aufgecommen? (И не существует никакого письма, в котором выражен этот запрет? Как же возник такой слух?)
Хайдеггер: Weiss ich auch niht, ich finde dafur keine Erklarung. Die Unmoglichkeit dieser dieser ganzen Sache kann ich Ihnen dadurch demonstrieren, was auch nicht bekannt ist. (1,9) (Я тоже этого не знаю. Не нахожу никакого объяснения. Невозможность всего этого дела могу вам доказать с помощью фактов, которые тоже неизвестны).6)
Таким образом, благодаря переводу, Гуссерль исключен дважды. И раз уж Хайдеггер собирается нечто доказать , возможно, что настроение его не такое уж нефилософское . Хайдеггер полагает себя чем-то вроде незамутненного проекта для крайне запутанного исторического повествования, в котором звучит, между прочим, телефонный звонок. В цитированном пассаже этот зов зафиксирован; технически, связь Хайдеггера с утробой государства еще не закреплена. Что означает начать телефонный вызов с цитирования слуха? Или с цитирования Хайдеггера? Не того Хайдеггера, чье имя25 резонирует с имперским достоинством, а Хайдеггера, процитированного выше (уже лишенного к тому времени прежнего статуса) - Хайдеггера для всех и ни для кого , если воспользоваться выражением Ницше, - философа, вошедшего в посмертную трансляцию зова. Одна из пометок судьбы нашла место в газетной статье, в радиусе вещания Gerede26 , сразу отсылающего нас к низшим инстанциям языка. То, что процитировано как сказанное - уже по ту сторону досягаемости самого Хайдеггера. Все мы знаем, чего стоят слухи. Более или менее. Во всяком событии их эпистемологический статус таков, что никакое последующее уточнение терминов, видимо, не способно уже привести к надежности референции. В ситуации, создаваемой руморологической паранойей27 , субъект хочет во что бы то ни стало свести счеты с циркуляцией слухов в структуре после моей смерти , в очень зыбкой месте, где слухи сталкиваются друг с другом, в приложении, каковым в данном случае является Шпигель . Пытаясь развеять слух через еженедельник, Хайдеггер адресует его системе телефонной связи. Как раз эта линия и потребует нашего пристального внимания. Услышанные разговоры, возможно, вызовут у нас недоумение: есть нечто странное в объяснениях философа с форумом общественного мнения, связывающим ответствование с теми самыми инстанциями техники, к которым Хайдеггер относился с подозрением. Уж не хотел ли Хайдеггер завещать свое самое аутентичное признание дискурсу Gerede? Иными словами, не стало ли последнее слово Хайдеггера,
предназначенное к посмертному произнесению, ударом по его философии, преисполненным иронии выпадом против зерна собственного мышления (что бы сие значило:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Почему телефон? В каком-то смысле это был кратчайший путь к выходу на режим метафизических определенностей любой степени. Он дестабилизирует идентичность Я и Другого, субъекта и вещи, упраздняет вписанность места, подрывает авторитет Книги и все время угрожает существованию литературы. Он и сам не уверен в своей идентичности в качестве объекта, вещи, комплекта оборудования, дистрибьютора речи или художественного изделия (начало телефона противится этому); он предлагает себя как судьбическую систему оповещения по тревоге, и разъединяющая сила телефона позволяет нам обрести нечто вроде материального супер-эго.19 Конечно, Деррида и другие прояснили ситуацию. Они создали коммутатор. Для Фрейда телефон, являясь примером трансмиссий бессознательного, подчеркивает драму небывало далекой дистанции. Это всегда оставленный позади ребенок или лицо далекого друга, перекодированное в звуковой вызов. И еще был Хайдеггер, втянутый в фашизм удавкой телефонного шнура, радиус которого ему не удалось измерить. Были и другие подавляющие приказы, опосредованные телефоном, они тоже станут объектом нашего внимания. Чтобы проследить эти вызовы, условия обретения голоса инстанцией далекого, и проникновение множества поражающих воздействий через телефонный кабель, необходимо, по-видимому, принять факт абсолютного приоритета Другого по отношению ко Мне и признать наличие встроенного механизма, почему-то обязующего Я отвечать на вызов.
...................AR..........AREA CODE 415
Поле зрения сужается музыкальное сопровождение
меркнущий свет чужая иноязычная речь
LA VOIX HUMAINE
Si, mais tres loin...
-- Toi, tu m entends?
Ce fils, c est le dernier
qui me rattache encore a nous
-- Je m etais couchee
avec le telephone-
-- Si tu ne m aimais pas et si
tu etais adroit, le telephone
deviendrait une arme effrayante.
Une arme qui ne laisse
pas de trace, pas de bruit.20
Грозное оружие, не оставляющее следов. Ее страх разъединения с ним возрастает. Она набрасывает на шею петлю телефонного шнура.
-- Je tu voix autour de mon cou.21
Что это, виселица или удавка? Невозможно решить, невозможно обрубить. Трубка падает.
Вас к телефону
Телефон, структура не эквивалентная своей технической истории, на этой стадии предварительного расследования означает нечто большее, чем просто технический объект. В первом слушании, под давлением принятия вызова , телефон фактически будет выступать как синекдоха техники вообще.22 В первом приближении - ибо еще только предстоит дать его конечное определение - телефон есть нечто, одновременно и большее, и меньшее самого себя. Возможно поэтому, что телефон как таковой принадлежит к нераспознаваемому топосу или находится в сфере athetic - атетического ответствования23 , сбор сведений о нем ни в коем случае не возможен без помех на линии - особенно если речь идет о Хайдеггере и Второй мировой войне. Нас постоянно будет прерывать фон внутреннего беспокойства и синхронизация с зуммером истории, прорывающимся на линию мысли. Для защиты нашего прочтения от вторжения репрессирующих включений, сигналов занято и прерывов связи, будет вновь мобилизовано нечто вроде кодекса нервов 5) Допустим, мы начнем с цитирования Хайдеггера решительно не философским образом, с того места, где рассердившись на вопросы репортера, он дает ответы в жанре уклонения от проблемы:
Heidegger: Das ist eine Verleumdung. (Это клевета)
Шпигель : Und es gibt auch keinen Brief in der dieses Verbot gegen Husserl ausgesprochen wird? Wie wokl ist dieses Gerucht worl aufgecommen? (И не существует никакого письма, в котором выражен этот запрет? Как же возник такой слух?)
Хайдеггер: Weiss ich auch niht, ich finde dafur keine Erklarung. Die Unmoglichkeit dieser dieser ganzen Sache kann ich Ihnen dadurch demonstrieren, was auch nicht bekannt ist. (1,9) (Я тоже этого не знаю. Не нахожу никакого объяснения. Невозможность всего этого дела могу вам доказать с помощью фактов, которые тоже неизвестны).6)
Таким образом, благодаря переводу, Гуссерль исключен дважды. И раз уж Хайдеггер собирается нечто доказать , возможно, что настроение его не такое уж нефилософское . Хайдеггер полагает себя чем-то вроде незамутненного проекта для крайне запутанного исторического повествования, в котором звучит, между прочим, телефонный звонок. В цитированном пассаже этот зов зафиксирован; технически, связь Хайдеггера с утробой государства еще не закреплена. Что означает начать телефонный вызов с цитирования слуха? Или с цитирования Хайдеггера? Не того Хайдеггера, чье имя25 резонирует с имперским достоинством, а Хайдеггера, процитированного выше (уже лишенного к тому времени прежнего статуса) - Хайдеггера для всех и ни для кого , если воспользоваться выражением Ницше, - философа, вошедшего в посмертную трансляцию зова. Одна из пометок судьбы нашла место в газетной статье, в радиусе вещания Gerede26 , сразу отсылающего нас к низшим инстанциям языка. То, что процитировано как сказанное - уже по ту сторону досягаемости самого Хайдеггера. Все мы знаем, чего стоят слухи. Более или менее. Во всяком событии их эпистемологический статус таков, что никакое последующее уточнение терминов, видимо, не способно уже привести к надежности референции. В ситуации, создаваемой руморологической паранойей27 , субъект хочет во что бы то ни стало свести счеты с циркуляцией слухов в структуре после моей смерти , в очень зыбкой месте, где слухи сталкиваются друг с другом, в приложении, каковым в данном случае является Шпигель . Пытаясь развеять слух через еженедельник, Хайдеггер адресует его системе телефонной связи. Как раз эта линия и потребует нашего пристального внимания. Услышанные разговоры, возможно, вызовут у нас недоумение: есть нечто странное в объяснениях философа с форумом общественного мнения, связывающим ответствование с теми самыми инстанциями техники, к которым Хайдеггер относился с подозрением. Уж не хотел ли Хайдеггер завещать свое самое аутентичное признание дискурсу Gerede? Иными словами, не стало ли последнее слово Хайдеггера,
предназначенное к посмертному произнесению, ударом по его философии, преисполненным иронии выпадом против зерна собственного мышления (что бы сие значило:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19