Или гарпий. Или еще каких-нибудь
летающих существ.
- Должно быть, как раз про эти места говорил коробейник - что за
большой рекой мы повстречаемся с гарпиями, - сказала Иоланда. - Драконов
они, скорее всего, посылать не станут, это ленивые создания и далеко
летать не любят. А гарпий послать могут.
- Пойдем посмотрим, - сказал Шишковатый Харкорту. - До макушки
осталось всего несколько шагов. А потом будем по очереди стоять на страже,
а остальные смогут поспать.
Аббат развязал свой мешок и принялся доставать оттуда еду, уже жуя
что-то с аппетитом.
- Никогда не ложусь спать на пустой желудок, - едва выговорил он: так
у него был набит рот, - если только могу его чем-нибудь наполнить.
- Я буду сторожить первая, - предложила Иоланда.
- Нет, - ответил Харкорт. - Первый буду я. До полудня продержусь, а
потом разбужу кого-нибудь еще.
Слишком большой риск, подумал он, доверить Иоланде стоять на страже.
Ему тут же стало стыдно от этой мысли - ведь Иоланда с самого начала верно
им служила. Однако это она, ни о чем не предупредив, привела их туда, где
обитают Древние; она встала рядом с Шишковатым перед алтарем; она много
раз бывала на Брошенных Землях и знала, что коробейник - чародей. Помня
обо всем этом, Харкорт решил, что довериться ей было бы глупо.
- Нет, - повторил он. - Я буду первый, а Шишковатый - второй.
- Очень тебе признателен, - сказал аббат. - Хотя, может быть, все
равно этим бы кончилось. Если уж я сейчас засну, все фурии ада не смогут
меня разбудить до самого вечера.
Попугай, сидевший на плече у аббата, издал пронзительный крик и,
потянувшись, отщипнул кусочек от ломтя хлеба, который аббат поднес ко рту.
Он зажал его в когтистой лапе и принялся клевать.
- Эта птица, кажется, собирается прирасти ко мне навеки, - проворчал
аббат. - Он вроде как избрал меня своим хозяином. Не скажу, чтобы я был в
восторге. Мне-то от него какая выгода, если не считать клещей, или блох,
или что там на них водится. Может быть, кто-нибудь согласится его со мной
поделить?
- Нет уж, спасибо, - ответил Шишковатый.
Попугай проглотил последнюю крошку хлеба и выговорил:
- Берегитесь великаном! Остерегайтесь проклятых великанов!
- Это его первые слова с тех пор, как мы покинули то место, где его
нашли, - сказала Иоланда. - Может быть, это что-то значит?
- Он не сказал ничего особенного, - возразил Харкорт. - Про великанов
мы и сами знаем. И без него остерегаемся.
- Он просто передразнивает человеческую речь, - сказал Шишковатый. -
Сам не понимает, что говорит.
- И все же, все же... - сказал аббат. - Устами младенца...
- Ты совсем уже спятил, - огрызнулся Шишковатый и сказал Харкорту: -
Давай поднимемся на макушку и оглядимся вокруг.
Лежа рядом на вершине холма, они принялись осматривать окрестности.
Река шла сначала на север, потом сворачивала к западу. На севере и
западе оба берега ее занимали луга, посреди которых лишь кое-где стояли
группы деревьев. На юге и юго-западе вдоль реки тянулись невысокие пологие
холмы, покрытые редким лесом. На востоке стоял густой лес, через который
они только что прошли, чтобы выйти к реке.
- Вон там, прямо на север от нас, пасется табунок единорогов, -
сказал Шишковатый. - Больше никого не видно.
- А, теперь вижу, - сказал Харкорт. - Сначала я их не заметил. А вон
там, немного восточнее, небольшая стая волков.
Они лежали неподвижно, только время от времени поворачивая головы.
Наконец Харкорт сказал:
- Все как будто в порядке, беспокоиться нечего. Я останусь здесь, а
ты бы вернулся вниз и немного отдохнул. Я тебя разбужу около полудня.
- Чарлз, у тебя, наверное, есть вопросы. По поводу этой ночи. Я пока
не хотел бы говорить на эту тему с остальными, но ты имеешь право знать.
- Никакого права я не имею, - сказал Харкорт. - Мне, конечно,
любопытно, но права я не имею. Я только очень рад, что ты смог сделать то,
что сделал. Ты удержал их от нападения.
- Я полагаю, тебе необходимо это знать, и ты имеешь на это право, -
сказал Шишковатый. - Мы с тобой одна семья. С твоим дедом мы дружим уже
много лет, а с тобой - с тех пор, когда ты только еще учился ходить.
- Я знаю, - отвечал Харкорт. - Ты показывал мне, как птицы строят
гнезда, и мы часами следили за ними, а ты объяснял мне, как они это
делают, и мы размышляли о том, что они при этом могут думать. Чувствуют ли
они то же самое, что чувствует человек, когда строит себе дом, чтобы
защититься от стихий? Ты разыскивал для меня лисьи норы, и мы,
спрятавшись, смотрели, как вылезают поиграть лисята и возятся друг с
другом не хуже, чем компания деревенских детей, которая шалит и возится
под деревом, пока их матери работают в поле. Ты говорил мне, как
называются все деревья и травы, рассказывал, какие из них полезны, а какие
опасны.
- Значит, ты помнишь, - сказал Шишковатый.
- Я рос без отца, - сказал Харкорт. - Вы с дедом были мне вместо
отца.
- Твой дед знает кое-что из того, что я собираюсь тебе рассказать, -
сказал Шишковатый. - Он знает, что я не человек, и все-таки он удостоил
меня своего знакомства, дружбы и, я бы сказал, даже любви, будто я
человек.
- Я всегда считал тебя человеком, - сказал Харкорт. - До недавнего
времени мне и в голову не приходило в этом сомневаться. Потом, в один
прекрасный день, я все узнал, и мне стало от этого нехорошо. Но хоть я и
знаю, я все равно отношусь к тебе как к человеку. Это не изменилось. И
никогда не изменится.
- Я почти человек, - сказал Шишковатый. - Может быть, в конечном
счете я все-таки человек, но не совсем такой, как вы. Моя раса
предшествовала вашей - на сколько времени, я не знаю. Мы долго живем на
свете, во много раз дольше, чем вы. Почему это так, не знаю. Я живу так
долго, что давно потерял счет годам. Да и не считал никогда - для таких,
как я, годы не имеют значения. Когда я говорю, что существа моей расы
живут дольше вас, это значит - намного дольше. Может быть, тысячу лет, а
иногда, может быть, и еще больше. Есть у нас и еще одна особенность. Мы
взрослеем и долгое время остаемся взрослыми, но не стареем. Не становимся
старыми и дряхлыми - просто уходим из жизни, когда наступает время. Мне
кажется, это не так уж плохо. Не приходится страдать от того, что твое
тело превращается в жалкое подобие того, чем оно когда-то было, не
испытываешь унижения, видя, как наступает старческое слабоумие. У нас до
самого конца прекрасная память. Я много чего помню, хоть и не говорю об
этом, потому что это могло бы показаться странным. Это не только мои
воспоминания, а общая память нашей расы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
летающих существ.
- Должно быть, как раз про эти места говорил коробейник - что за
большой рекой мы повстречаемся с гарпиями, - сказала Иоланда. - Драконов
они, скорее всего, посылать не станут, это ленивые создания и далеко
летать не любят. А гарпий послать могут.
- Пойдем посмотрим, - сказал Шишковатый Харкорту. - До макушки
осталось всего несколько шагов. А потом будем по очереди стоять на страже,
а остальные смогут поспать.
Аббат развязал свой мешок и принялся доставать оттуда еду, уже жуя
что-то с аппетитом.
- Никогда не ложусь спать на пустой желудок, - едва выговорил он: так
у него был набит рот, - если только могу его чем-нибудь наполнить.
- Я буду сторожить первая, - предложила Иоланда.
- Нет, - ответил Харкорт. - Первый буду я. До полудня продержусь, а
потом разбужу кого-нибудь еще.
Слишком большой риск, подумал он, доверить Иоланде стоять на страже.
Ему тут же стало стыдно от этой мысли - ведь Иоланда с самого начала верно
им служила. Однако это она, ни о чем не предупредив, привела их туда, где
обитают Древние; она встала рядом с Шишковатым перед алтарем; она много
раз бывала на Брошенных Землях и знала, что коробейник - чародей. Помня
обо всем этом, Харкорт решил, что довериться ей было бы глупо.
- Нет, - повторил он. - Я буду первый, а Шишковатый - второй.
- Очень тебе признателен, - сказал аббат. - Хотя, может быть, все
равно этим бы кончилось. Если уж я сейчас засну, все фурии ада не смогут
меня разбудить до самого вечера.
Попугай, сидевший на плече у аббата, издал пронзительный крик и,
потянувшись, отщипнул кусочек от ломтя хлеба, который аббат поднес ко рту.
Он зажал его в когтистой лапе и принялся клевать.
- Эта птица, кажется, собирается прирасти ко мне навеки, - проворчал
аббат. - Он вроде как избрал меня своим хозяином. Не скажу, чтобы я был в
восторге. Мне-то от него какая выгода, если не считать клещей, или блох,
или что там на них водится. Может быть, кто-нибудь согласится его со мной
поделить?
- Нет уж, спасибо, - ответил Шишковатый.
Попугай проглотил последнюю крошку хлеба и выговорил:
- Берегитесь великаном! Остерегайтесь проклятых великанов!
- Это его первые слова с тех пор, как мы покинули то место, где его
нашли, - сказала Иоланда. - Может быть, это что-то значит?
- Он не сказал ничего особенного, - возразил Харкорт. - Про великанов
мы и сами знаем. И без него остерегаемся.
- Он просто передразнивает человеческую речь, - сказал Шишковатый. -
Сам не понимает, что говорит.
- И все же, все же... - сказал аббат. - Устами младенца...
- Ты совсем уже спятил, - огрызнулся Шишковатый и сказал Харкорту: -
Давай поднимемся на макушку и оглядимся вокруг.
Лежа рядом на вершине холма, они принялись осматривать окрестности.
Река шла сначала на север, потом сворачивала к западу. На севере и
западе оба берега ее занимали луга, посреди которых лишь кое-где стояли
группы деревьев. На юге и юго-западе вдоль реки тянулись невысокие пологие
холмы, покрытые редким лесом. На востоке стоял густой лес, через который
они только что прошли, чтобы выйти к реке.
- Вон там, прямо на север от нас, пасется табунок единорогов, -
сказал Шишковатый. - Больше никого не видно.
- А, теперь вижу, - сказал Харкорт. - Сначала я их не заметил. А вон
там, немного восточнее, небольшая стая волков.
Они лежали неподвижно, только время от времени поворачивая головы.
Наконец Харкорт сказал:
- Все как будто в порядке, беспокоиться нечего. Я останусь здесь, а
ты бы вернулся вниз и немного отдохнул. Я тебя разбужу около полудня.
- Чарлз, у тебя, наверное, есть вопросы. По поводу этой ночи. Я пока
не хотел бы говорить на эту тему с остальными, но ты имеешь право знать.
- Никакого права я не имею, - сказал Харкорт. - Мне, конечно,
любопытно, но права я не имею. Я только очень рад, что ты смог сделать то,
что сделал. Ты удержал их от нападения.
- Я полагаю, тебе необходимо это знать, и ты имеешь на это право, -
сказал Шишковатый. - Мы с тобой одна семья. С твоим дедом мы дружим уже
много лет, а с тобой - с тех пор, когда ты только еще учился ходить.
- Я знаю, - отвечал Харкорт. - Ты показывал мне, как птицы строят
гнезда, и мы часами следили за ними, а ты объяснял мне, как они это
делают, и мы размышляли о том, что они при этом могут думать. Чувствуют ли
они то же самое, что чувствует человек, когда строит себе дом, чтобы
защититься от стихий? Ты разыскивал для меня лисьи норы, и мы,
спрятавшись, смотрели, как вылезают поиграть лисята и возятся друг с
другом не хуже, чем компания деревенских детей, которая шалит и возится
под деревом, пока их матери работают в поле. Ты говорил мне, как
называются все деревья и травы, рассказывал, какие из них полезны, а какие
опасны.
- Значит, ты помнишь, - сказал Шишковатый.
- Я рос без отца, - сказал Харкорт. - Вы с дедом были мне вместо
отца.
- Твой дед знает кое-что из того, что я собираюсь тебе рассказать, -
сказал Шишковатый. - Он знает, что я не человек, и все-таки он удостоил
меня своего знакомства, дружбы и, я бы сказал, даже любви, будто я
человек.
- Я всегда считал тебя человеком, - сказал Харкорт. - До недавнего
времени мне и в голову не приходило в этом сомневаться. Потом, в один
прекрасный день, я все узнал, и мне стало от этого нехорошо. Но хоть я и
знаю, я все равно отношусь к тебе как к человеку. Это не изменилось. И
никогда не изменится.
- Я почти человек, - сказал Шишковатый. - Может быть, в конечном
счете я все-таки человек, но не совсем такой, как вы. Моя раса
предшествовала вашей - на сколько времени, я не знаю. Мы долго живем на
свете, во много раз дольше, чем вы. Почему это так, не знаю. Я живу так
долго, что давно потерял счет годам. Да и не считал никогда - для таких,
как я, годы не имеют значения. Когда я говорю, что существа моей расы
живут дольше вас, это значит - намного дольше. Может быть, тысячу лет, а
иногда, может быть, и еще больше. Есть у нас и еще одна особенность. Мы
взрослеем и долгое время остаемся взрослыми, но не стареем. Не становимся
старыми и дряхлыми - просто уходим из жизни, когда наступает время. Мне
кажется, это не так уж плохо. Не приходится страдать от того, что твое
тело превращается в жалкое подобие того, чем оно когда-то было, не
испытываешь унижения, видя, как наступает старческое слабоумие. У нас до
самого конца прекрасная память. Я много чего помню, хоть и не говорю об
этом, потому что это могло бы показаться странным. Это не только мои
воспоминания, а общая память нашей расы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81