ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

..
- Это какая-то ошибка. Может быть, вы шутите?
- Вы учились в Гарварде, мистер Харингтон? Выпуск 1927 года?
- Верно.
- Вы никогда не были женаты, сэр?
- Была девушка... Она умерла.
- Ее звали Корнелия Сторм?
- Да, это ее имя. Этот факт мало кому известен.
- Мы делали свою работу, мистер Харингтон.
- Я не это имел в виду. Тут нечего скрывать. Но и выставлять напоказ
тоже нечего.
- Мистер Харингтон...
- Да?
- Не только Вайлунсинг и все остальное... Нигде нет записей о вашем
обучении в Гарварде. И никогда не существовало девушки по имени Корнелия
Сторм.
Харингтон распрямился.
- Это отвратительно! - воскликнул он. - Что это значит?
- Простите. Возможно, мне следовало найти другой путь, а не
вываливать на вас все сразу. Если хотите...
- Хочу. Думаю, вам лучше уйти.
- Не могу ли я что-нибудь сделать?
- Вы уже достаточно сделали. Вполне достаточно!
Он снова сел в кресло, сжав поручни дрожащими руками и слушая, как
уходит журналист.
Когда хлопнула входная дверь, он позвал Адамса.
- Я могу для вас что-нибудь сделать? - спросил Адамс.
- Да. Скажите, кто я такой?
- Но, сэр... - удивленно сказал Адамс. - Вы - мистер Холлис
Харингтон.
- Благодарю вас, Адамс. Так я и думал!
Уже смеркалось, когда он повернул машину на знакомую улицу и подъехал
к обочине перед старым домом с белыми колоннами, стоящим в стороне под
сенью больших деревьев.
Он заглушил мотор, вышел и постоял немного, позволив состоянию этой
улицы войти в него, - чистой, правильной, аристократической улицы, убежища
в наш век материализма. Даже машины, движущиеся по ней, сказал он себе,
понимают это свойство улицы, потому что они шли медленнее и тише, чем на
других улицах, и в них чувствовалось почтение, которое нелегко обнаружить
в механизме.
Он пошел по тропинке, вдыхая запахи сада. Он чувствовал, как суматоха
и паника уходят: эта улица и этот дом - они сами по себе были
доказательством того, что все в порядке.
Он поднялся по кирпичным ступеням, переступил через порог и протянул
руку к дверному молотку. В гостиной виднелся свет. Он знал, что там его
мать, она ждет сына, а на его стук из кухни спешит Тильда: мать уже не
может двигаться так быстро, как раньше.
Он постучал и стал ждать, вспоминая счастливые дни, проведенные в
этом доме до отъезда в Гарвард, когда еще был жив отец. Некоторые старые
соседи до сих пор живут здесь, но он не видел их много лет: он редко
выходил из дома во время своих посещений, проводя часы в разговорах с
матерью.
Дверь открылась. На пороге стояла не Тильда, в ее шуршащем платье с
белым стоячим воротником, а совершенно незнакомая женщина.
- Добрый вечер, - сказал он. - Вы, должно быть, соседка?
- Я здесь живу, - ответила женщина.
- Я не мог ошибиться. Этот дом миссис Дженнингс Харингтон?
- Простите, я не знаю этого имени. Какой адрес вам нужен?
- Саммит Драйв, 2034.
- Это наш адрес, но Харингтонов я не знаю. Мы живем здесь уже
пятнадцать лет, и по соседству никогда не было Харингтонов.
- Мадам, - резко сказал Харингтон, - это самое серьезное...
Женщина закрыла дверь.
Он постоял на пороге, потянулся было за молотком, чтобы снова
постучать, но отдернул руку. Наконец снова пошел на улицу.
Он стоял у машины, глядя на дом и пытаясь увидеть в нем что-нибудь
незнакомое - но все было знакомо. Это был именно тот дом, в котором он
прожил много лет. Сюда он приходил, чтобы повидаться с матерью. В этом
доме он провел свою юность.
Он открыл дверцу и сел за руль. С трудом отыскал ключ зажигания в
кармане. Рука так дрожала, что он не сразу смог вставить ключ в замок
зажигания, но в конце концов мотор заработал. Не спеша уехать, он сидел,
сжимая руль, и смотрел на дом, снова и снова возвращаясь к мысли, что уже
пятнадцать лет в нем живут эти незнакомые люди.
Где же тогда мать и верная Тильда? Где Генри, такой большой
специалист по тюльпанам? Где множество вечеров, проведенных им в этом
доме? Где беседы в гостиной, с березовыми и кленовыми поленьями в камине?
С кошкой, сидящей у огня?
Творилось что-то странное. Он обнаружил нечто смертельно странное во
всем, что случилось с ним: в том, как он жил, в книгах, которые он
написал, в привязанностях, которые у него были и которых, - что еще более
важно! - у него не было. Что-то призрачное скрывалось за пределами его
чувств, вне поля зрения, в течение многих лет. Он много раз осознавал это,
удивлялся и старался коснуться его пальцами - но никогда не был так уверен
в существовании призрака, как сейчас.
Он понимал, что именно этот фактор, этот призрачный момент в его
жизни удержал его сейчас от взрыва, не дал забарабанить молотком по двери
и потребовать свидания с матерью. Он заметил, что перестал дрожать, поднял
окно и тронул машину с места. Затем повернул налево и начал подъем - улица
за улицей.
Через десять минут он добрался до кладбища и остановил машину. Взял
пальто с заднего сиденья и надел его. Несколько мгновений он стоял у
машины и смотрел вниз, на город, где река текла между холмами.
"Это, - сказал он сам себе, - по крайней мере реально: город и река.
Никто не может отобрать у меня их. И еще книги на полке..."
Он вошел в кладбищенские ворота и в неверном свете ущербной луны
безошибочно пошел по тропинке.
Камень был на месте и форма его не изменилась: эта форма горела у
него в сердце. Он опустился на колени, положил руки на камень, ощутил
пальцами мох и лишайники, и они тоже были знакомы ему.
- Корнелия! - сказал он. - Ты по-прежнему здесь, Корнелия?
Он отыскал в кармане спички, сломал три и лишь четвертую смог зажечь.
Защищая огонек ладонями, он поднес его к камню. На камне было вырезано
имя. Но не имя Корнелии Сторм...
Сенатор Джонсон Эпрайт протянул руку и поднял графин.
- Нет, спасибо, - сказал Харингтон. - И одной вполне достаточно. Я
забежал лишь поздороваться и через минуту ухожу.
Он осмотрел комнату и убедился в том, для чего он пришел сюда.
Кабинет был не совсем таким, каким он его помнил. Он как бы поблек, его
великолепие и блеск исчезли. Он тускнел и расплывался по краям, словно был
не в фокусе. Голова американского лося на камине казалась потертой, а не
грандиозной и благородной.
- Вы появляетесь слишком редко, - говорил сенатор, - а ведь вы
знаете, что здесь вам всегда рады. И особенно - сегодня вечером. Семьи
нет, а у меня затруднения...
- Это дело с постом Государственного секретаря?
Эпрайт кивнул:
- Точно. Я сказал президенту: да, я приму пост, если он не найдет
никакого другого кандидата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11