ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

на них росли кусты и деревья, часть которых была посажена по указанию Флоры, но с таким чувством меры, что, усиливая привлекательность этого места, они не нарушали его поэтической дикости.
Здесь Уэверли и нашел Флору. Она глядела на водопад и напоминала одну из тех прелестных фигур, которыми Пуссен note 232 украшает свои пейзажи. В двух шагах от нее стояла Катлина с небольшой шотландской арфой. Играть на этом инструменте научил Флору Рори Долл, один из последних арфистов среди западных горцев. Солнце, клонившееся к западу, придавало всем окружающим предметам сочные и разнообразные оттенки, зажигало какой-то сверхчеловеческий блеск в выразительных темных глазах Флоры и подчеркивало свежесть и чистоту ее лица и величавую грацию ее фигуры. Эдуард подумал, что даже в самых безудержных своих мечтаниях он не представлял себе образа столь утонченно и завлекательно прекрасного. Дикая красота этого убежища, возникшего перед ним как по волшебству, еще больше усиливала смешанное чувство блаженства и трепета, с которым он приближался к Флоре, как к какой-нибудь прекрасной волшебнице Боярдо note 233 или Ариосто, по одному мановению которой возникли среди пустыни все эти райские красоты.
Флора, как и всякая красавица, отдавала себе полный отчет в своем могуществе и по почтительному, но смятенному тону его обращения с удовлетворением заметила, какое впечатление она произвела на молодого офицера. Но так как ум у нее был трезвый, то в оценке чувств, со всей очевидностью охвативших Уэверли, она значительную долю приписала влиянию романтической обстановки и других случайных обстоятельств. Не подозревая, какой мечтательный и впечатлительный у него характер, она сочла его преклонение перед ней мимолетной данью, которую в подобной обстановке он непременно принес бы любой женщине, даже менее привлекательной, чем она. Поэтому она спокойно отвела его от водопада настолько, чтобы шум его не заглушал ее голоса и даже служил ему своего рода аккомпанементом, и, усевшись на мшистую скалу, взяла из рук Катлины арфу.
– Я привела вас сюда, капитан Уэверли, – сказала она, – полагая, что этот вид покажется вам интересным. Кроме того, я считала, что гэльская песня в моем несовершенном переводе еще более пострадает, если я не спою ее в той дикой обстановке, которая к ней больше всего подходит. Если говорить поэтическим языком моей страны, кельтская муза витает в туманах, окутывающих неведомую и уединенную гору, и голос ее – это рокот горных потоков. Тот, кто хочет добиться ее благосклонности, должен полюбить голые скалы больше, чем плодородные долины, и уединение пустынь больше, чем веселье пиров.
Кто, слушая речи этой прелестной девушки, мелодичный голос которой возвышался до пафоса, не воскликнул бы, что муза, к которой она взывает, никогда бы не нашла более подходящей представительницы? Но хотя эта мысль сразу явилась Эдуарду, у него не хватило духа произнести ее вслух. При первых же звуках, которые она извлекла из своей арфы, его охватило буйное чувство восторга, доходившее почти до страдания. Ни за какие блага он не уступил бы своего места рядом с ней, а между тем он почти жаждал одиночества, чтобы разобраться в своих чувствах и рассмотреть на досуге смятение, которое волновало его грудь.
Флора вместо мерного и монотонного речитатива барда сопроводила эти слова возвышенным напевом одной малоизвестной воинственной песни. После нескольких беспорядочных звуков она начала дикую и своеобразную прелюдию, которая прекрасно сочеталась с шумом далекого водопада и нежными вздохами ветерка в шелестящей листве осины, нависшей над местом, где расположилась прекрасная арфистка. Следующие стихи вряд ли заставят читателя пережить те чувства, с которыми в таком исполнении и с таким сопровождением их воспринял Уэверли:
Туманы в горах, все окутано тьмой;
Но сон наш мрачнее, чем сумрак ночной,
Британскому гнету не видно конца -
И руки немеют, и стынут сердца.
Не брызнувшей крови багровый поток,
А бурая ржавчина красит клинок;
И не во врага, что согнуть нас хотел,
А в птиц да оленей стреляет наш гэл.
Коль барды поют о деяньях отцов,
Наш стыд и смущенье – награда певцов.
Пускай же умолкнут и песня, и стих,
Что могут напомнить о битвах былых.
Но кончилась ночь, и проснулся народ.
В горах мы увидели солнца восход.
Лучи разгоняют тяжелый туман,
Прозрачен и светел течет Гленфиннан.
О Морэй-изгнанник, наш славный герой!
Как солнечный луч перед близкой грозой,
Взвивается знамя, что в бой поведет,
И северный ветер его развернет.
О вы, дети сильных! Коль грянет гроза,
Коль молнии блеск вам ударит в глаза,
То нужно ль, чтоб старцы в балладах своих
Напомнили вам о героях былых?
Слейт, Рэнелд, Гленгерри – союз королей, -
Под вашею властию остров Айлей;
Как бурные реки, бегущие с гор,
Вы слейтесь, чтоб дать чужеземцам отпор.
Отважный Лохил, сэра Эвана сын,
Восстань во главе своих верных дружин!
Пусть, Кеппох, твой рог призывает к борьбе -
Далекий Коррьярик ответит тебе.
Властитель Кинтейла, пусть дерзостный враг
В сраженье кровавом увидит твой стяг.
Вы, гордого клана Гиллеан вожди,
Припомните славу Харло и Данди.
Клан Фингон, ваш род вольнолюбьем блистал
И многих героев Шотландии дал;
Не медлите ж, Фингон и клан Рорри-Мор,
Прорежьте галерами водный простор.
Не сдержит восторга и клан Мак-Шимей,
В нарядах военных увидев вождей.
А Гленко убитого доблестный род
Взывает о мести и рвется в поход.
Проснитесь, о Дермид, и Альпин, и Мой!
Шотландцы, забудьте про сон и покой!
Проснитесь, вас родина в битву зовет.
За честь, за свободу, за мщенье – вперед!
В этот момент огромная гончая бросилась к Флоре и прервала ее пение своими непрошеными ласками. Услышав издали свист, она повернулась и стрелой бросилась назад по тропинке.
– Это верный спутник Фергюса, капитан Уэверли, – сказала она, – а этот свист – его сигнал. Из всех родов поэзии брату нравится только юмористический. Впрочем, он явился сюда весьма кстати, чтобы прервать длинный каталог племен, который один из ваших дерзких английских поэтов называет Высокородных нищих список длинный:
Мак-Грегоры, Мак-Кензи и Мак-Лины.
Уэверли выразил сожаление, что ей не дали докончить.
– О, вы и не подозреваете, чего вы лишились! Бард по долгу службы, разумеется, отвел три длинные строфы Вих Иан Вору, знаменосцу, перечисляя все его земли и угодья и не упустив случая упомянуть, что он вселяет новые силы в своего певца и является «подателем щедрых даров». Кроме этого, вы услышали бы наставительное обращение к белокурому сыну чужестранца, живущему в стране, где трава всегда остается зеленой, всаднику на лоснящемся холеном коне, масть которого подобна вороньему крылу, а ржание – воинственному клекоту орла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144