Я в недоумении дотронулся
до ствола, и горячая поверхность дернулась, как животное, простонав: Не
надо... - голос быстро ослаб, изменился, рассеялся, успокоилась
разрываемая земля, крона шевельнулась в последний раз и одеревенела, с
потрясенной верхушки слетел одинокий желто-огненный лист - и вот тогда мне
стало по-настоящему страшно.
5. НОЧЬЮ НА ПЛОЩАДИ
Я хватался за воздух. Машина шла юзом. Задняя половина ее крутанулась
и неожиданно затыртыркала, будто по сырой резине. Тесный фургончик
накренился. Мигнул свет в кабине. Я вдруг оказался распластанным поверх
слипшегося комка. Казалось, мы сейчас перевернемся. Разом вскрикнули.
Вырос хоровод подошв. Но уже в следующую секунду раздался обратный
спасительный удар и заскрежетало сцепление. Колеса опять очутились на
грунте. Нас швырнуло в другую сторону. Было не пошевелиться. Я едва дышал.
Грузный Батюта придавил меня всеми своими девяноста четырьмя килограммами,
а сбоку острым локтем залезал под ребра неприятный грошовый субъект,
состоящий, наверное, из одних костей. От него изрядно попахивало.
Дребезжали запоры на прыгающих дверях. Медленно ворочалось, распадаясь,
переплетение туловищ и конечностей. Лунные решетчатые тени выползали из
замызганного окошечка. Вывернув до хруста шею, я успел заметить позади
неживую раскатанную колею и серебряный горбыль чертополоха, убегающий
куда-то вниз. Кажется, мы свернули на Таракановскую. Слава богу! Впрочем,
это еще ничего не значило. Отсюда так же недалеко. Отовсюду недалеко. Я
прикрыл глаза. По слухам, расстреливают у Карьеров. У Карьеров и у Забытой
Пади. Там, где Рогатые Лопухи. Доставляют партиями. Человек по
восемь-двенадцать. Звезды. Слезящийся голый месяц. Темные и сырые просторы
полей. Бревнами висит над обрывом свет от автомобильных фар. "Синие
гусары" из частей особого назначения переминаются, затягиваясь после водки
"беломором". Лейтенант с татарскими скулами на обветренном плоском лице
весело машет перчаткой: Выхады!.. Сатыройся!.. Равинее-равинее!.. Как
стаишь!.. Пили!!.. - Плачущий надрывный стон раздается из Лопухов.
Перекатывается до горизонта эхо. Утром приходит бульдозер и заравнивает
вывороченный глинозем. Жутко хохочут филины - во имя торжества социализма.
Нет! Не может быть!
Я прислушивался, но выстрелы пока не доносились. Отрезая все звуки,
равномерно гудел мотор. Шелестели шины, и в беспамятстве лепетал Батюта,
как страшилище, навалившийся на меня: Двести рублей, триста рублей...
мелко порезать - и со сметаной... Четыреста рублей, пятьсот рублей - и с
подсолнечным маслом... Семьсот рублей, восемьсот - не вмещается больше,
сытый... - Он был почему-то в трусах цветочками и в домашних матерчатых
тапках с помпончиками. Белый живот его выпирал из-под майки.
Отвратительный белый живот. Словно барабан, - гладкий, усеянный рыжим
пухом. Идельман, касаясь его, морщился, будто стручок. Все-таки изловили
Идельмана. Не удалось отсидеться. И еще двое - незнакомых, испуганных -
глухо молчали в оцепенении. А девица на коленях одного из них непрерывно
подмигивала и жевала резинку. Чихала она на все. Юбка у нее была до пупа.
И неясная женщина, притиснутая к самым дверям, время от времени жалобно
восклицала: Гремячая Башня... Ради бога!.. Только не подвал!.. Ради
бога!.. Только не подвал!.. - Она чрезвычайно густо потела и болезненно
колыхалась мякотью. Ее засадили последней, - сержант наподдал коленом
пониже спины. Тоже, наверное, из отщепенцев. Или просто - блажная. Не
имеет значения. Я старался отодвинуться, но было некуда. Мы набились, как
сельди в банку. Судя по всему, происходила _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. Устрашение
и частичный перемонтаж. Отбраковка. Бытовая селекция. Промывание слишком
умных мозгов. Наступает полночь. Желтые милицейские гробовозы, как жуки,
расползаются по улицам. Быстро вращаются мигалки, и тревожный фиолетовый
блеск, отражаясь от стекол, торопливо взбегает по этажам. Топот задубевших
сапог. Четыре звонка в квартиру. Озверелость и громыхание кулаком по
филенке. Страх, который испарениями витал над городом, приобретает теперь
вещественные очертания: Гражданин Корецкий? - Да... - Игорь Михайлович? -
Да... - Вы арестованы! - А в чем дело?.. - Одевайтесь, гражданин Корецкий!
- Но позвольте, позвольте... - Одевайтесь, вам говорят! - Но я все-таки не
понимаю... - Одевайтесь, к-курва болотная, а то без штанов заберем!.. -
Ошарашенность. Сердцебиение. Свет господень по всей квартире. Пустотелая
комбинация. Простыни. Бестолковая суета жены. Боль прозрения.
Физиологические позывы. Беззащитность и саднящее удушье стыда.
Перепуганная дочь в ночной рубашке, будто ангел, возникающая на пороге:
Что такое случилось, папа?.. Я проснулась - чужие люди... - Унижение.
Босые ноги. Озноб. Кое-как накинутый тесный костюм. Дрожь и пуговицы.
Незавязанные шнурки на ботинках. Лестница под разбитой лампой, провонявшая
помоями и кошачьей мочой. Абсолютная беспомощность. Слепота. Проплывающий
через мрак огонек сигареты. Две фигуры в фуражках и кителях придвигаются
от сереющего переплета рам: Этот? - Этот. - Ничего себе. Хар-рош
барсучонок!.. - И внезапно: обжигающий хлесткий мгновенный удар по зубам:
Мать-мать-твою-перемать!..
Это - _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. Если не слышно выстрелов и не идут к
Карьерам грузовики с иммигрантами, то это - _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. За день
накапливаются отклонения. Хронос не терпит вариаций. Необходимо полное
совмещение со сценарием. Иначе - кромешный _с_л_о_м_. Так полагает Апкиш.
Я открыл глаза. ПМГ тормозила и поворачивала. Луч прожектора, наклоненный
с вышки, расщеплялся о четырехугольник двора. Громыхнули, затворяясь,
ворота. - Вылезай! - Клешневатые руки подхватывали нас и заставляли
выпрямляться: Фамилия?.. В "вошебойку" его! - Фамилия?.. В "вошебойку"
его! - Фамилия?.. "Дезинфекция и пропускник"!.. - Зомби работали чисто
механически. Сортировка - и все. Мы - шпатлюем, объяснял когда-то
Нуприенок. Они даже не шевелились. Девица передо мною, все еще жующая
зеленые пузыри, подняла сзади юбку и ответила: А вот это ты видел, котяра?
- Удовлетворенно хихикнула. - Хм-км-гм, ты тут, знаешь, не очень-то, -
заиграв бровями, пробормотал сержант. Квакнула "лягушка" из затертой
машины. Кто-то стонал, кто-то плакал, кто-то неизбежно раскаивался и
канючил по-детски, чтобы не забирали. Кто-то сидел прямо на асфальте,
угощая себя тумаками по голове: Идиот!.. Идиот!.. Говорили тебе: Не
высовывайся!.. - Багровела под стеною колючая проволока, и жужжали
керамические сверла в подвалах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
до ствола, и горячая поверхность дернулась, как животное, простонав: Не
надо... - голос быстро ослаб, изменился, рассеялся, успокоилась
разрываемая земля, крона шевельнулась в последний раз и одеревенела, с
потрясенной верхушки слетел одинокий желто-огненный лист - и вот тогда мне
стало по-настоящему страшно.
5. НОЧЬЮ НА ПЛОЩАДИ
Я хватался за воздух. Машина шла юзом. Задняя половина ее крутанулась
и неожиданно затыртыркала, будто по сырой резине. Тесный фургончик
накренился. Мигнул свет в кабине. Я вдруг оказался распластанным поверх
слипшегося комка. Казалось, мы сейчас перевернемся. Разом вскрикнули.
Вырос хоровод подошв. Но уже в следующую секунду раздался обратный
спасительный удар и заскрежетало сцепление. Колеса опять очутились на
грунте. Нас швырнуло в другую сторону. Было не пошевелиться. Я едва дышал.
Грузный Батюта придавил меня всеми своими девяноста четырьмя килограммами,
а сбоку острым локтем залезал под ребра неприятный грошовый субъект,
состоящий, наверное, из одних костей. От него изрядно попахивало.
Дребезжали запоры на прыгающих дверях. Медленно ворочалось, распадаясь,
переплетение туловищ и конечностей. Лунные решетчатые тени выползали из
замызганного окошечка. Вывернув до хруста шею, я успел заметить позади
неживую раскатанную колею и серебряный горбыль чертополоха, убегающий
куда-то вниз. Кажется, мы свернули на Таракановскую. Слава богу! Впрочем,
это еще ничего не значило. Отсюда так же недалеко. Отовсюду недалеко. Я
прикрыл глаза. По слухам, расстреливают у Карьеров. У Карьеров и у Забытой
Пади. Там, где Рогатые Лопухи. Доставляют партиями. Человек по
восемь-двенадцать. Звезды. Слезящийся голый месяц. Темные и сырые просторы
полей. Бревнами висит над обрывом свет от автомобильных фар. "Синие
гусары" из частей особого назначения переминаются, затягиваясь после водки
"беломором". Лейтенант с татарскими скулами на обветренном плоском лице
весело машет перчаткой: Выхады!.. Сатыройся!.. Равинее-равинее!.. Как
стаишь!.. Пили!!.. - Плачущий надрывный стон раздается из Лопухов.
Перекатывается до горизонта эхо. Утром приходит бульдозер и заравнивает
вывороченный глинозем. Жутко хохочут филины - во имя торжества социализма.
Нет! Не может быть!
Я прислушивался, но выстрелы пока не доносились. Отрезая все звуки,
равномерно гудел мотор. Шелестели шины, и в беспамятстве лепетал Батюта,
как страшилище, навалившийся на меня: Двести рублей, триста рублей...
мелко порезать - и со сметаной... Четыреста рублей, пятьсот рублей - и с
подсолнечным маслом... Семьсот рублей, восемьсот - не вмещается больше,
сытый... - Он был почему-то в трусах цветочками и в домашних матерчатых
тапках с помпончиками. Белый живот его выпирал из-под майки.
Отвратительный белый живот. Словно барабан, - гладкий, усеянный рыжим
пухом. Идельман, касаясь его, морщился, будто стручок. Все-таки изловили
Идельмана. Не удалось отсидеться. И еще двое - незнакомых, испуганных -
глухо молчали в оцепенении. А девица на коленях одного из них непрерывно
подмигивала и жевала резинку. Чихала она на все. Юбка у нее была до пупа.
И неясная женщина, притиснутая к самым дверям, время от времени жалобно
восклицала: Гремячая Башня... Ради бога!.. Только не подвал!.. Ради
бога!.. Только не подвал!.. - Она чрезвычайно густо потела и болезненно
колыхалась мякотью. Ее засадили последней, - сержант наподдал коленом
пониже спины. Тоже, наверное, из отщепенцев. Или просто - блажная. Не
имеет значения. Я старался отодвинуться, но было некуда. Мы набились, как
сельди в банку. Судя по всему, происходила _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. Устрашение
и частичный перемонтаж. Отбраковка. Бытовая селекция. Промывание слишком
умных мозгов. Наступает полночь. Желтые милицейские гробовозы, как жуки,
расползаются по улицам. Быстро вращаются мигалки, и тревожный фиолетовый
блеск, отражаясь от стекол, торопливо взбегает по этажам. Топот задубевших
сапог. Четыре звонка в квартиру. Озверелость и громыхание кулаком по
филенке. Страх, который испарениями витал над городом, приобретает теперь
вещественные очертания: Гражданин Корецкий? - Да... - Игорь Михайлович? -
Да... - Вы арестованы! - А в чем дело?.. - Одевайтесь, гражданин Корецкий!
- Но позвольте, позвольте... - Одевайтесь, вам говорят! - Но я все-таки не
понимаю... - Одевайтесь, к-курва болотная, а то без штанов заберем!.. -
Ошарашенность. Сердцебиение. Свет господень по всей квартире. Пустотелая
комбинация. Простыни. Бестолковая суета жены. Боль прозрения.
Физиологические позывы. Беззащитность и саднящее удушье стыда.
Перепуганная дочь в ночной рубашке, будто ангел, возникающая на пороге:
Что такое случилось, папа?.. Я проснулась - чужие люди... - Унижение.
Босые ноги. Озноб. Кое-как накинутый тесный костюм. Дрожь и пуговицы.
Незавязанные шнурки на ботинках. Лестница под разбитой лампой, провонявшая
помоями и кошачьей мочой. Абсолютная беспомощность. Слепота. Проплывающий
через мрак огонек сигареты. Две фигуры в фуражках и кителях придвигаются
от сереющего переплета рам: Этот? - Этот. - Ничего себе. Хар-рош
барсучонок!.. - И внезапно: обжигающий хлесткий мгновенный удар по зубам:
Мать-мать-твою-перемать!..
Это - _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. Если не слышно выстрелов и не идут к
Карьерам грузовики с иммигрантами, то это - _к_о_р_р_е_к_ц_и_я_. За день
накапливаются отклонения. Хронос не терпит вариаций. Необходимо полное
совмещение со сценарием. Иначе - кромешный _с_л_о_м_. Так полагает Апкиш.
Я открыл глаза. ПМГ тормозила и поворачивала. Луч прожектора, наклоненный
с вышки, расщеплялся о четырехугольник двора. Громыхнули, затворяясь,
ворота. - Вылезай! - Клешневатые руки подхватывали нас и заставляли
выпрямляться: Фамилия?.. В "вошебойку" его! - Фамилия?.. В "вошебойку"
его! - Фамилия?.. "Дезинфекция и пропускник"!.. - Зомби работали чисто
механически. Сортировка - и все. Мы - шпатлюем, объяснял когда-то
Нуприенок. Они даже не шевелились. Девица передо мною, все еще жующая
зеленые пузыри, подняла сзади юбку и ответила: А вот это ты видел, котяра?
- Удовлетворенно хихикнула. - Хм-км-гм, ты тут, знаешь, не очень-то, -
заиграв бровями, пробормотал сержант. Квакнула "лягушка" из затертой
машины. Кто-то стонал, кто-то плакал, кто-то неизбежно раскаивался и
канючил по-детски, чтобы не забирали. Кто-то сидел прямо на асфальте,
угощая себя тумаками по голове: Идиот!.. Идиот!.. Говорили тебе: Не
высовывайся!.. - Багровела под стеною колючая проволока, и жужжали
керамические сверла в подвалах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69